вылечиваются. А вот хозяйка здесь уже больше пятнадцати лет, и никаких результатов. Где-то не в этом мире она живет. Навсегда в детстве застряла. С ней больше всего проблем. То браслет снимет, то сбежит, как-то, помнится, и вовсе чуть замуж не вышла за первого попавшегося мистралийца. Наверное, они ей отца напоминают, очень уж их любит. Всех подряд.
— Погодите, а браслет зачем?
— Так ведь иначе — никак. Представляешь, что такое невменяемый маг? Полностью бесконтрольная Сила? Вот ты, например, хоть и ученик, но, я вижу, сильный. И умеешь уже, наверное, многое. Вот теперь представь себе, что ты совершенно не соображаешь, что со своей Силой делать, и делаешь что попало.
Мафей скромно потупился, вспомнив разрушенную в детстве башню. Но девушку все равно было жалко. Сам он провел в полиарге около двенадцати часов, и то до сих пор помнил отвратительное ощущение пустоты и беспомощности. А всю жизнь вот так ходить?
Он попытался расспросить о загадочном мистралийце, чуть не ставшем супругом безумной волшебницы, но жрец его никогда не видел и историю эту слышал лишь в пересказе. На этом они и попрощались — верного последователя Мааль-Бли ожидали пациентки, а самого Мафея — дальнейший обход выделенной половины города.
— Очень даже может быть, что это он, — задумчиво кивнул Кантор, выслушав отчет напарника. — Не сходить ли мне туда самому?
— Ну вот, а о моем вопросе ты уже и забыл! — надулся юный принц.
— Ах о твоем вопросе… Глупый у тебя вопрос, приятель. Если ты, весь из себя такой молоденький и привлекательный, сидишь в полном одиночестве на лавке, обязательно найдется кто-то, кто пожелает твое одиночество скрасить. А если у тебя при этом еще и рожица унылая и скорбная, то поводом для завязания разговора, скорее всего, послужит именно она. Все просто, как я и говорил. А к дому Селимы сходить все же надо. И обязательно мне, раз бедная девочка так уж любит мистралийцев.
Кантор не имел никакого представления о теории вероятности, но что-то ему подсказывало: если общая длина забора составляет около тысячи локтей, то в нем обязательно должна быть хоть одна дыра. На крайний случай оставалась возможность перелезть, но маэстро был сейчас немного не в форме для таких упражнений и опасался, что его карабканье на ограду будет выглядеть убого и неэстетично. Поэтому вариант, роняющий достоинство воина, был оставлен на тот самый «крайний случай», а сам воин шагал сейчас вдоль ограды, высматривая отогнутый прут или иное подходящее отверстие.
Сквозь решетку и голые ветви кустов неплохо просматривались и парк, и двор, и стена особняка с резными ставнями на первом этаже и лепными балкончиками на втором. Даже с такого расстояния Кантору хорошо было видно, как на балкончик крадучись вышла девушка в странном бесформенном одеянии и бесстрашно сиганула через перила. Однако не успел он как следует испугаться и вообразить, будто стал свидетелем самоубийства, как попрыгунья ловко вскочила на ноги и припустила в направлении ограды, то и дело спотыкаясь и бестолково размахивая руками перед собой. По мере того как девушка приближалась, в просветах между ветками все яснее виднелись детали, сразу не замеченные. Странное «одеяние» при более пристальном рассмотрении оказалось обычным шерстяным одеялом, в котором прорезали дыру для головы. Спадающие на каждом шагу сапоги были размера на три больше, чем требовалось, да еще и шнурки свободно болтались по сторонам. Странно, как беглянка до сих пор не упала в этих сапогах. Притом бежала она с закрытыми глазами, запрокинув голову и счастливо улыбаясь, что по всем законам природы должно было закончиться нехорошо. Если и не упадет, то врежется с разбегу в забор.
Кантор хотел было окликнуть ненормальную девицу, чтобы она хотя бы глаза открыла да поглядела, куда несется, но не успел. Целая секция ограды неожиданно рухнула в нескольких шагах от него, примяв кусты и спугнув стаю воробьев. Девушка остановилась, взглянула на разрушенный забор и с восторженным визгом запрыгала на месте.
«Вот тебе и дыра! — хихикнул внутренний голос — Хоть каретой заезжай! Заходи, чего стоишь. Тут как раз и повод — берешь под руку сбежавшую пациентку, отводишь к заботливым целителям, заодно со всеми знакомишься…»
«Сам знаю!» — огрызнулся Кантор и шагнул навстречу девушке, искренне надеясь, что она не относится ни к буйным, ни к пациенткам вчерашнего поедателя яблок. То есть не набросится на незнакомца и не убежит от него в истерике.
Девушка не набросилась и не убежала. Все оказалось гораздо хуже. Завидев мистралийца, она просияла, еще разок радостно взвизгнула и рванула ему навстречу. При этом бедняжка все-таки наступила на шнурок и непременно вспахала бы носом грязь, если бы Кантор не успел ее подхватить. Девушка подняла на него глаза, в которых сияло чистейшее младенческое недоумение и любопытство, и жизнерадостно произнесла:
— Плюх!
— Ну не совсем «плюх», — согласился Кантор, — но почти. Шнурки завяжи.
— Шнурки? — непонимающе переспросила девушка.
Похоже, в этом заведении ей было самое место. Что такое шнурки, она вспомнила, когда ей показали, но как их завязывать — не имела понятия. Пришлось старому больному кабальеро преклонить колено перед дамой и самому завязать ей шнурки. Дама всеми силами усложняла ему задачу — притопывала, подпрыгивала от нетерпения и поминутно спрашивала: «Уже? Скоро?»
Как только со шнурками было покончено, девушка все с тем же неиссякающим оптимизмом раз пять обежала вокруг Кантора, три круга просто так, а два — на одной ножке, после чего опять на нем повисла и потребовала:
— Пойдем в зоопарк!
— Здесь есть зоопарк? — удивился Кантор.
— Есть, есть! Пойдем в зоопарк! А мороженое мне купишь?
— Тише, не прыгай на меня, пожалуйста! — Кантор попытался вспомнить, как следует обращаться с детьми чтобы они не висли на посторонних дядях и не мяли дядям и без того помятые ребра. — Для начала как тебя зовут?
— Лола, — охотно сообщило великовозрастное дитя.
— Очень хорошо. Меня зовут Диего. А теперь скажи, Лола, тебе кто-то разрешил выходить из дому и гулять по городу?
— Я уже большая и могу гулять сама! — гордо сообщила девушка. — Я совершенно… зимняя… нет, летняя! Я могу ходить в зоопарк и замуж!
— Очень хорошо. Тогда, прежде чем мы пойдем в зоопарк, давай вернемся в дом, и ты переоденешься в нормальный плащ или куртку. В этом одеяле тебя в зоопарк не пустят.
— Нет! Если я вернусь, они опять наденут на меня браслет! А мне от него плохо и грустно!
Дело оборачивалось не самым лучшим образом. Если это та самая девушка, которую искал товарищ Кантор, то перед ним встает очень неприятный выбор. Либо вернуть ее силком, после чего она вряд ли захочет общаться с нехорошим дядей, либо увести куда-нибудь и поговорить за мороженым, рискуя прослыть извращенцем и похитителем девиц…
Кантор оглянулся на рухнувшую ограду и для верности спросил:
— Лола, это ты сломала забор?
— Я нечаянно! Я только один прутик хотела отломать, чтобы выйти, а оно упало…
В черных глазах разрушительницы читалась истинно детская уверенность в собственной невиновности. Скорее всего, это действительно она. Волшебница, застрявшая в детстве. И внешность достаточно мистралийская… Что же с ней делать?
— Лола, давай договоримся так. В зоопарк мы не пойдем, потому что я не знаю, где он…
