чем ему представлялось в Сухом доле, но до сего момента все же такой ясный и понятный мир, а затем продолжил: – Мы с Гмалином не знаем, как это было сделано, но император людей был лишен памяти. И даже на некоторое время заключен в заточение сначала в Светлом лесу, а затем в недрах Подгорного царства. И лишь когда оба владыки убедились, что он навсегда превратился в то, чем они хотели его сделать, он был отправлен в мир людей, дабы тихо и спокойно окончить свои дни, не обратив проклятия своей смерти ни на эльфов, ни на гномов. – Алвур снова замолчал, потом грустно усмехнулся и закончил: – Но, как видишь, что-то пошло не так…
Некоторое время над столом висела тягостная тишина, а затем Трой, протолкнув наконец комок, который все это время стоял у него в горле, хрипло спросил:
– И… что?
И оба, гном и эльф, повернулись к Марелборо, явно присоединяясь к этому вопросу.
Марелборо вновь взял кувшин, плеснул себе того, что эльф обозвал славуром, сделал глоток.
– Да, в общем, ничего нового. Зачем что-то выдумывать? Все то же, что уже живет и здравствует в Арвендейле.
Гном и эльф переглянулись.
– Ты потребуешь от Светлого леса и Подгорного трона признать вассалитет?
– Ну да. – Марелборо искривил рот в усмешке. – По-моему, не особенно жестоко.
– Да уж… – пробормотал гном.
– Ну… для вас-то, по-моему, не все так плохо, – заговорил Марелборо, – даже наоборот. – Он повернулся к Алвуру: – Например, ОНА вновь станет обычной эльфийкой. И сможет сама выбирать себе мужа и отца своих детей.
Алвур замер, а на его лице тут же вспыхнул отблеск надежды… надежды на то, о чем он прежде не мог даже мечтать. А Марелборо повернулся к Гмалину:
– Ну а Подгорному трону придется вновь ввести в действие законы Балина Четвертого.
И тут пришла очередь ошеломленно замереть гному. Он несколько мгновений сидел, напряженно наморщив лоб и отчаянно теребя бороду, а затем его лицо разгладилось, и он хрипло захохотал:
– Да… да… это… совсем по-гномьи, клянусь своей бородой. Ну ты и даешь! Ох, не зря Главур Второй так тебя боялся.
И все почувствовали, что напряжение, до сих пор явственно ощущавшееся в воздухе библиотеки и то усиливавшееся, то, наоборот, несколько спадавшее, куда-то исчезло. И за столом вновь сидят четыре побратима… Вот только один из них все это время пытался, но все никак не мог слепить из обломков что-то, что могло бы снова примирить его с этим оказавшимся столь обманчивым миром…
Трой встал и вышел на балкон.
Гном, эльф и император людей проводили его глазами. Гмалин вздохнул и произнес:
– Тяжело мальчику…
И все согласно кивнули.
– И что ты думаешь с ним делать? – тихо спросил Алвур.
Марелборо неопределенно пожал плечами:
– Знаете, я до самого последнего момента, до башни Гвенди боролся с искушением пустить все на самотек. Но после того как он сломя голову ринулся на Ыхлага, понял, что еще рано… Пусть сначала научится быть хотя бы герцогом. Ему до этого еще очень далеко.
– Да уж, – согласно кивнул гном, – если бы не Лиддит…
– Ну а лет через двести посмотрим… – закончил Марелборо.
Трой стоял на балконе, облокотившись на парапет, и смотрел на запад. Туда, где в сотнях лигах отсюда несло свои неспешные и могучие волны Долгое море. А дальше, за ним, простирался Глыхныг, земля, попираемая орками. Где жила девочка по имени Иния, которой оставалось жить всего лишь два с половиной года…
