– Пойдем уж, – устало вздохнула я.
Илиодор пристроился рядом, всем своим видом давая понять, что желает сказать что-то важное, но если меня это не волнует, то приставать не будет.
– Хватит играть бровями! – не выдержала я. – Выглядишь глупо, прямо не чернокнижник, а дурачок деревенский.
– А как должен выглядеть чернокнижник? – сразу заинтересовался Илиодор.
Я невнятно огрызнулась, он вслушивался сколько смог, потом махнул рукой:
– Вообще-то заговор на страх очень опасен. Сейчас тебя еще что-то детское преследует. А дальше будет страшней.
– Я ничего не боюсь, – заявила я без особой уверенности, а он промычал что-то навроде «ну-ну» и зачем-то вынул саблю, я так и не поняла, кого он собирается ею пырять.
Невольно приотстав на шаг, я стала всматриваться в его спину. Чем дольше всматривалась, тем хуже мне становилось, чертова Фроська знала свое дело. Чтобы отвлечься, я стала напевать, сорвала один бледный болотный цветочек, другой, начала плести венок, получалось похоже на воронье гнездо, но стоило мне надеть его на голову, как в глаза ударил яркий свет. Я огляделась и поняла, что заснула, разморенная солнцем, в дровяном сарае за бабушкиным домом. Неподалеку Брюнхильда с хозяйским интересом рассматривала содержимое свинячьей кормушки, и морда у нее была ну прямо как у управляющей Лушки, недоуменно гадающей, отчего это поросята едят как не в себя и не толстеют? Чуть дальше, у коновязи, стоял чалый жеребец Круля Вельяминовича. Матушка вышла из-за угла дома в праздничном платье в зеленый цветочек, в платке с кистями, улыбнулась:
– Маришка, да ты что, уснула, что ли?
Я заморгала, обнаружив на себе сарафан, в который уж десять лет как не влажу, и те самые красные ботиночки, которые купила самостоятельно на деньги от первой благополучной аферы, которую мы с Ланкой провернули под строгим надзором бабули.
– Вы что здесь делаете? – пискнула я, не узнавая своего голоса.
Мама растерянно оглянулась на Круля:
– Мариша, ты здорова ли? – Она шагнула ко мне, протягивая руки.
Взгляд мой начал метаться по двору, когда я сообразила, что меня собираются увозить от бабули и Ланки обратно в город. Круль понял, что сейчас я дам деру, схватил веревку и бросился меня вязать, отталкивая мать.
– Не тронь! – завизжала я, отпрыгивая к поленице. – Не смейте, вы! Слышите?! – Ударилась спиной о шаткую стену из чурбачков и едва успела выставить локти, как все это хлынуло на меня деревянным водопадом.
– Совсем рехнулась?! – хлестнул меня по щеке Илиодор. Синий кафтан на его плече странно дымился, словно кто-то только что швырялся в него молниями.
Я замерла растопорщенная, как кошка, Илиодор оглядел меня неприязненно и, прежде чем отвернуться, буркнул:
– Рот закрой, а то ворона влетит, – и пошел себе.
Я догнала и виновато пошла рядом. То, что творилось вокруг меня, угнетало, но всего больше – обиженное молчание златоградца. Я подергала его за рукав, виновато поинтересовавшись:
– Это я тебя?
– Нет, знаешь ли, огнивом баловался, люблю на природе пошалить.
– Мужчина должен быть благороден, – укорила я его, – и все прощать даме.
Он хмыкнул по-бабулиному:
– А у меня еще прощалка не отросла как следует.
И тут, прямо из ниоткуда, на него прыгнул волк. Желтые зубы вцепились в ключицу, от удара жилистого тела Илиодор ухнул на спину, сразу уйдя с головой в топь. Зверь плясал на нем, терзая слишком плотный кафтан, золоченые пуговицы сыпались дождем, скрипели, не желая поддаваться зубам хищника, галуны. С перепугу я не нашла ничего лучшего, как ухватить за верхушку почти упавшую гнилую березку, которая давно уже сдалась и не цеплялась за болотину корнями, и с хеканием, как Митяй на празднике, когда дерутся стенка на стенку, ударила волка по хребту.
Гнилая береза рассыпалась трухой, Илиодора согнуло пополам, он сначала открыл рот, потом беззвучно выдохнул и какое-то время сидел, созерцая болотные красоты, а я стояла ошеломленная отсутствием всякого волка.
– Нет, ну-у… – Он задумчиво поводил в воздухе руками, потом заинтересованно спросил: – А у вас нет никаких ритуалов по приношению чернокнижников в жертву? Или это личное отношение?
– Прости, – прошептала я.
– Ну хоть бы поцеловала, что ли, – шмыгнул он носом, подставляя грязную щеку.
– В другой раз, – вильнула я, отодвигаясь на шаг.
– Значит, в жертву, – понимающе кивнул Илиодор, а я скуксилась:
– Ну потерпи, маленько уж осталось.
– Да я сам вижу, что «маленько», – отряхнул он штаны, гордо глядя вдаль и выражая всем своим видом превосходство чернокнижников над ведьмами. Как бы мы ни глумились, их не сломить.
– Может, мне глаза закрыть? – предложила я. – Никакая гадость мерещиться и не будет.
