Ведьмин Лог

– Конечно, шутит, – успокоил меня Архиносквен, – книга Всетворца, даже если бы она имелась в нашем распоряжении, была бы для него абсолютно бесполезной вещью. Поскольку писать в ней можно только кровью богов, увы, покинувших наш мир.

Я покосилась на Илиодора, беззаботно трескавшего мой пряник, на душе полегчало, но тревога осталась.

– Давай, ври дальше, только без этих зловещих «у-у», мне Пантерия хватает с его черным лесом.

Он с готовностью пустился в новые враки:

В семье моей все любознательные страсть.
И стар и млад, и женщины и дети.
Такая любознательность у нас,
Что сделалась с годами легендарной.
И столько небылиц о том сплели,
Таких ужасных напридумывали басен,
Что я и сам порой кажусь себе опасен,
Ведь как-никак и я из их семьи.
Мы с детства видим то, чего другие
Не могут и представить даже спьяну.
Но Златка радовалась этому изъяну,
Предпочитая знания любви.
Умна, красива, хохотушка,
И каждый день под окнами по кавалеру.
Увы, несчастные, они все опоздали!

Я представила орясину Зюку и захихикала в кулачок. С ее ростом к ней, наверное, исключительно волоты сватались. Хотя, с другой стороны, вон плотник Хома очень крупных женщин любит, его аж трясти начинает. Потом себя одернула: крупных, дак это в ширину, а тут…

Да, не было ей дела
До томных вздохов под окном
И сладких

обещаний, -

пел соловьем Илиодор, перейдя со стихов на прозу, но при этом все так же обволакивал меня взглядом, полным тумана с капелькой розового масла.

– Был у ней изъян, как и у всех Ландольфов, – Злата была некроманткой, бредившей о власти. Одно препятствие лишь останавливало ее: в этом мире не было магии. И тогда ей в голову пришла идея – создать резонаторы.

Она читала день и ночь
О всех злодеях, что покоятся в земле,
Где их могилы, как их отыскать.
Семья дрожала, не рискуя ей перечить…

– Не переигрывай, ты обещал мне без совиных выкриков.

– Ах да. – Он потер руки, скинул кафтан, оставшись лишь в рубахе, которая выглядела немного лучше кафтана, во всяком случае, в ней угадывался белый цвет. – И вот она пропала! – возвестил он так радостно, словно это и впрямь было счастливым событием в его семье. – Я, малое дитя, так убивался по пропавшей сестре, она ведь старше на семь лет. Шалили вместе, потакала она мне, хоть иногда и сваливала на меня свои проказы, но я был не в обиде и решил, что как только повзрослею, то обязательно ее найду. И вот, представьте, через столько лет я в Северске, где о Ландольфах незаслуженно дурная слава ходит. Небезопасно было мне здесь появляться в собственном обличье, вот я и прикинулся посланцем- инквизитором.

– Вот, – обрадовалась я, – это был первый безвинно убитый тобой человек! – Я призвала магов в свидетели: – И дальше он постоянно душегубствовал в Северске.

Илиодор улыбался мне как пятилетнему дитю, которое освоило наконец-то слова и теперь пытается рассуждать как взрослый человек.

– Господа храмовники, в имении моей матушки до сих пор поднимают кубки за здоровье Императора. С ними в дороге произошел такой забавный случай… А впрочем, не хочу ославить их за глаза, быть может, этот маленький курьез еще не раз расскажут без меня. Итак, – он с чувством маленькой победы развел руки, – бескровно завладев бумагами и платьем, я пересек границу Северска. А у вас тут – смута.

– То есть это не ты ее заварил? – уточнила я.

Он приложил руку к сердцу, словно испугавшись, что я вообще способна о нем такое вообразить, и погрозил мне пальцем:

– Я за незыблемость традиций. И против анархизма. Незыблемость престолов мое кредо. Я, как мог, помог главе страны урегулировать проблему, попутно отыскав сестру. Но тут, – он очень натурально покраснел до кончиков ушей, – наверное, юношеское любопытство меня сподвигло сделать архиглупость. Я позволил нашей Златке сделать маленький, безобидный резонатор, всего один, просто посмотреть хотел, при этом сам я не способен к некромантии, а руки обагрил лишь кровью петуха. Вот моя жертва, в этом я и каюсь.

Я разразилась бурными овациями:

– Ты с театрами никогда не путешествовал?

– Да сколько раз! Ты знаешь, как я жонглирую? – Он подхватился показать, но я, заметив, что солнце уже показало свою лысую макушку, велела ему прекращать с затеями, а то неудобно перед архимагами, люди по важному поводу собрались, а мы их байками потчуем.

– Да нет, нам нравится, – начали они уговаривать нас, – признаться, мы по глупости сочувствовали Архиносквену, а теперь-то знаем, отчего он держался за это место.

– Да он не за место, он за бедра Марты держался, – ввернул тогда Пантерий, вызвав хохот остальных, а я вскочила, требуя, чтобы мне не смели выдавать страшные секреты взаимоотношений Круга и Конклава. Я все-таки девица молодая, могу и разболтать.

– Ну, думаю, к обеду мы твою бабушку выпустим, – прищурился на дальний лес Архиносквен.

– Это если с Луговской сумеете договориться, – хмыкнул Пантерий, заставив всех замолчать, – она сейчас в Дурнево и вас к себе приглашает. И чего вы все на меня так смотрите? – попятился черт по тропке. – Когда на меня так смотрят, я вспоминаю один совсем не забавный случай. Там вот тоже сначала так смотрели, а потом – ам!

– Я тебе покажу «ам!», – начала наступать я на черта, который слушал тут всякие враки, вместо того чтобы о важном рассказать.

Это было ошибкой с моей стороны, но поняла я ее лишь тогда, когда Пантерий припустил от меня, а гоняться за тем, кто за пять минут сбегал в село за морсом, – безнадежное дело. Я растерянно оглянулась на всех, теребя свою разлетевшуюся косу:

– Что будем делать?

Илиодор укоризненно вскричал: