Впрочем, разобраться с Вэррэном так легко и банально я явно не смогу. Что-то подсказывало, что сил не хватит. Причем не физических – душевных. Как мило выразился Торин, 'это ты во всем виновата!'. То бишь я. Но виновата. Как ни крути. Не надо было лезть в подземную тюрьму. Не надо было вытаскивать из нее альма. Не надо было позволять ему ехать за нами. Кругом сплошное 'не надо было…'. Впрочем, после драки кулаками не машут.
Я вновь покосилась на Вэррэна. Нечеловек был так невозмутим и спокоен, будто сидел в кресле в своем поместье, а не трясся на спине уставшей лошади на полпути к Кларрейде. И вот что с ним делать?
– Тебя что-то тревожит? – словно подслушав мои мысли, спокойно поинтересовался альм, вопросительно поведя в мою сторону своими изумительными глазами цвета недавно распустившихся свечей каштана. Хвост, изящно свисающий с седла, как шлейф платья благородной дамы, едва заметно дернулся и вновь прижался к потнику, словно мотания вправо-влево при быстрой скачке доставляли альму боль.
– Не то слово,- призналась я. Торин встрепенулся, приосанился и уставился на меня так, будто ожидал, что я сейчас из кармана что-то невероятное вытащу. Скажем, удобную кровать под балдахином. Или хотя бы камин с разведенным в нем огнем. Мой изнеженный подопечный постоянно мерз и, тщетно пытаясь согреться, на каждом привале укладывался едва ли не носом в костер.
– Я мешаю,- не спросил – констатировал Вэррэн. Если хочешь – я уеду.
– Да! – тут же с готовностью заорал Торин, не понимая, что лично ему альм и не думает угрожать. Скорее наоборот – не будь рядом нечеловека, я бы, наверное, и по сию пору по могилкам скакала, от стражи отбиваясь – в ряды доблестных хранителей правопорядка неумех и слабаков не берут, все мужчины были отлично обучены и явно собирались продать свои жизни подороже.
Впрочем, торжествующий крик графенка тут же сменился испуганным взвизгом: из ближайшей рощицы вынырнул и, угрожающе разбрасывая в разные стороны длиннющие ноги, понесся прямо Торину в лицо огромный комар-звонец. Я не глядя протянула руку, цапнула нахальное насекомое в ладонь и небрежно отбросила его в сторону, дабы неповадно было на голубую кровушку моего подопечного покушаться.
– Ну у тебя и реакция! – восхищенно заметил Вэррэн, сдувая с лица длинную, растрепавшуюся от встречного ветра челку. Я весело глянула на альма и, весьма довольная комплиментом, приосанилась в седле:
– Учти это, когда решишь меня убивать! Так просто я не сдамся!
– Эй, вы чего? Вы что, и в самом деле?…- Графеныш, как всегда, просто не мог допустить, чтобы какая- то беседа велась без его участия, и тут же поспешил вставить свои пять медяков. Не-э-эт! Вэррэн, заверяю официально: я тебе мою храну не отдам!
– Да нужна я ему… – с невольно прорезавшейся горечью вздохнула я.- Разве что для чучела в гостиную. Или только голова – для каминной полки.
Вэррэн и Торин вытаращились на меня с неодинаковым, но весьма похожим ужасом в глазах. Я злобно хохотнула в сторону альма:
– Думаешь, никому не известно, как ваша знать свои дома до сих пор украшает?!
– Кто еще об этом знает? – Вэррэн стиснул поводья так, что костяшки пальцев побелели. Вот странно: у людей кожа кремовая, у альмов – пепельная, а бледнеют, от испуга или от злости, они совершенно одинаково.
– Все члены гильдии хранов, вплоть до младших воспитанников замка Рэй,- небрежно передернула плечами я,- У нас там очень хорошие преподаватели истории и культуры других рас… А ты, Торин, не трясись так! Думаешь, у людей другие обычаи были? Как бы не так! Лет двести назад иметь в кабинете чучело эльфа или орка считалось хорошим тоном, признаком отличного вкуса и немалого богатства. А у альмов это и посейчас очень престижно.
Аристократенок побледнел так, что казалось, будто он сей секунд просто рухнет в обморок. Я, изрядно переполошившись (не следовало, конечно, впечатлительного Лорранского такими разговорчиками пугать, но кто же знал, что он историю не изучал вообще?), свесилась с седла, протянула руку и на всякий случай ухватила своего подопечного за плечо.
– Я не хрустальный! – мигом обозлился он, окинув меня таким взглядом, что я невольно поежилась. Кажется, Торин уже воочию представлял хорошенькое такое чучелко нахальной, чрезмерно заботливой и слишком образованной храны, стоящее в углу его спальни. В него можно будет даже кинжалы швырять, если Лорранскому-младшему когда-нибудь вздумается боевые искусства освоить или если настроение уж совсем дурным станет…
Шторм подо мной, раздраженный слишком близким контактом с Луной, а паче того – с весьма не полюбившимся ему аристократенышем, раскатисто фыркнул и прямо на ходу попытался подняться на дыбы. Я призвала его к порядку, сильно сжав колени и пнув его под ребра каблуками. Потом, стремясь загладить невольную грубость, погладила по шелковистой гриве. Конь вздохнул, словно бы снисходительно терпя эту ласку, но смирился и с показной покорностью опустил длиннющие, как у придворной кокетки, ресницы. Значит, больше выходок он себе не позволит. По крайней мере в ближайшее время.
– …Вэррэн?
– А?
– Почему ты едешь с нами?
– Деваться больше некуда. А что?
– Ну… Жил же ты как-то все эти годы…
– Жил. То в одной гостинице, то в другой. То у одного богатея телохранителем подрабатывал, то у другого. То от одной гильдии бегал, то от другой. Невеселое было времечко…
– Было?
– Ну да. Надеюсь, оно закончилось. Вот убью тебя, и…
– Еще не растерял надежд?
– Надежда – это единственное, что у меня осталось. Раньше еще была печатка с геральдическим знаком нашего рода, но перед водворением в камеру ее отобрали – посчитали слишком опасной, вдруг бы я ею
