кабинете сидел сам брат Аркадиус, вдохновенно что-то кропая на аккуратном белом листе. Услышав, как за его спиной открылась дверь, он испуганно подскочил на стуле и оглянулся, мимоходом прикрыв свое творчество промокашкой. Пару секунд он настороженно всматривался в открытую дверь, за которой никого не было, затем, видимо, поверив, что она отворилась сама, резво кинулся закрывать. Харган едва успел отпрыгнуть, чтобы не столкнуться с ним. Первосвященник высунул голову в коридор, воровато огляделся, плотно прикрыл дверь и запер на задвижку. Огляделся еще раз, с подозрением осматривая комнату. Харган затаил дыхание и бесшумно отступил на шаг, уже сомневаясь, правильно ли он поступил, метнувшись внутрь, а не наружу. Не будет же он обыскивать кабинет, когда здесь сидит хозяин. Брат Аркадиус не такой дурак, чтобы списывать летающие предметы на проказы сверхъестественных сил, зная об умении наместника становиться невидимым. И выйти незаметно теперь не получится… Разве что дождаться, когда этот гад опять погрузится в творчество, и исчезнуть телепортом. Что он там пишет, интересно, с такими предосторожностями? Поди, опять какую-нибудь жалобу или донос.
Харган осторожно подошел поближе и заглянул через плечо главы ордена, который как раз успокоился, убрал промокашку и макнул перо в чернильницу.
Во первых строках своего письма презренный кляузник возносил хвалы божественному Повелителю, припадал к его стопам и просил простить за дерзость, каковой, с его точки зрения, являлось обращение в письменном виде и просьба не открывать коробочку до отбытия делегации. Самой просьбы в письме не было — наверное, собирался высказать устно. Коробочка лежала в сторонке.
Даже следовало слезное объяснение причин такой суровой конспирации. Два или три абзаца мерзавец расписывал, как третирует его злопамятный наместник, как, не имея возможности расправиться физически, всячески уничтожает морально. Изводит угрозами и насмешками, публично унижает, пользуясь своей неограниченной властью, и даже открыто заявил: «Я тебя (нехорошее слово) пальцем не трону, раз Повелитель имел глупость этого пожелать, но я тебе (нехорошее слово) такую жизнь устрою, что ты (нехорошее слово) через луну сам удавишься».
«Ах ты, крысий сын!» — мысленно взвыл Харган, не выкрикнув этого вслух лишь оттого, что у него от возмущения перехватило дыхание, и продолжил чтение.
Далее гнусный лжец доводил до сведения всемогущего и божественного, что наместник, полагая себя несправедливо наказанным, позволял себе возмущаться действиями Повелителя, отзываться о нем непочтительно и высказывать угрозы в его адрес.
И как раз сейчас лживое перо грязного доносчика выводило: «Еще раз прошу простить меня за дерзость, но я не могу молчать, видя, как этот неблагодарный негодяй опять пытается вас обмануть и присвоить то, что по праву принадлежит вам. Находящийся в коробке артефакт был добыт воинами ордена еще две луны тому назад, но до сих пор…»
— Ах ты, ворюга! — не выдержал Харган и, позабыв обо всех предосторожностях, одним ударом смахнул брата Аркадиуса со стула.
Первосвященник проехался по полу, впечатался головой в шкаф, но сознания не потерял и еще попытался что-то прокричать — то ли звал на помощь, то ли поминал Повелителя в надежде, что наместник опомнится и не посмеет усугублять нарушение приказа. Сломанная челюсть не шибко способствует внятности речи. Да если бы он и смог сказать что-то членораздельное, сейчас Харгана не остановили бы ни воля Повелителя, ни весь личный состав ордена, попытайся братья действительно прибежать и вмешаться. Знакомая багровая мгла залила глаза, и не осталось ни проблеска разума, ни единой осознанной мысли, ничего, кроме чистой, незамутненной ненависти и звериной жажды крушить, кромсать, рвать на части…
Со второго удара брат Аркадиус повторил судьбу Шеллара — вылетел из кабинета вместе с дверью и задвижкой. Хотя на этом он умолк и больше не пытался протестовать, он был еще жив, и взбешенный демон с радостью ринулся исправлять эту досадную несправедливость.
Он проволок бесчувственное тело по коридору, пиная его впереди себя. Затем протащил по ступенькам, методично пересчитав каждую болтающейся головой. В главном зале ему попался на глаза ряд пустых постаментов, оставшихся от прежних статуй, и в процессе движения через зал Харган с наслаждением приложил свою жертву остатками лица о каждый постамент…
Опомнился он на кухне. В одной руке у него был здоровенный мясницкий нож, в другой — тяжелая чугунная сковорода. Под ногами лежало то, что осталось от клеветника и доносчика брата Аркадиуса. Во всяком случае, основная его часть. На забрызганных кровью столах валялись опрокинутые миски, недорезанные овощи, разбитые яйца, размазанное тесто, брошенные убегающими поварами ножи и половники, среди которых кое-где попадались более мелкие части брата Аркадиуса. У самой двери, уткнувшись лицом в корзину с булочками, лежал в обмороке молодой послушник, не успевший удрать вовремя.
Харган медленно разжал пальцы и не глядя уронил свое нехитрое оружие.
Разум неохотно возвращался, и вместе с ним наступало мучительное осознание случившегося.
Он нарушил приказ Повелителя. Пусть не нарочно, в невменяемом состоянии, кого интересуют подробности и тонкости? Он нарушил приказ. И Повелитель с полным на то правом обрубит ему крылья. Даже если он попытается что-то объяснить, даже если покажет клеветническое письмо и привезет эту проклятую статуэтку… Его никто не поймет и не станет делать скидку на его обиды, страдания и вспыльчивый характер. Не поймет, потому что не пожелает понимать.
Харган горько рассмеялся и заметил, как в дверях мелькнуло и в панике исчезло чье-то лицо. Ну почему сейчас? Почему не неделей раньше? Почему все происходит не вовремя? Почему он не взбунтовался, когда еще было можно? Что толку уходить от Повелителя и спасать Азиль теперь, когда ее жизнь все равно в его руках?
Почему он такой недотепа и дурак? Думал, мучился, страдал, переживал, творил что попало, и в результате — ни себе, ни людям… Повелитель разочарован, Азиль умрет, сам он останется без крыльев, все несчастны, и он во всем виноват…
В дверях опять мелькнула чья-то испуганная физиономия. Сейчас братья поймут, что он уже не опасен, осмелеют, позовут советника, как они это обычно делают… Лучше отсюда убраться.
Харган не мог даже вообразить, что скажет Шеллар, но ему уже заранее было стыдно.
С трудом сосредоточившись, он очертил полукруг телепорта и вернулся в кабинет, выглядевший разгромленным после сегодняшних поисков. Спотыкаясь о расставленные вокруг стола ящики, пробрался к креслу. Рухнул в него, закрыл глаза.
Что делать? Что вообще можно сделать в его положении?
Ничего. Даже хитроумный советник еще утром это сказал. Ни-че-го. А сейчас — еще более ничего, чем утром. Теперь уж точно все кончено.
Харган открыл глаза, уныло оглядел разруху в кабинете. В этот момент и попался ему на глаза тот самый верхний ящик из правой тумбы, в котором катались стаканчики и обстоятельно, увесисто возлежал забытый пистолет Шеллара.
Что можно сделать, когда ничего сделать нельзя?
Ты хотела мою жизнь, Мать Богов? Не знаю, зачем тебе понадобилось нечто настолько ненужное и бесполезное, но, если желаешь…
Он протянул руку и без колебаний выхватил из ящика пистолет. Заряжен. Прекрасно…
Нет, в висок, как люди, нельзя… Там же броня и гребни, не хватало еще выжить и опозориться…
Харган повертел оружие в руке, пристраиваясь поудобнее. Затем засунул ствол поглубже в рот и нажал на спусковой крючок.
Сначала Шеллар подумал, что скандал и переполох как нельзя лучше соответствуют его замыслам. Во-первых, брат Чань немного отвлечется, и некоторое время ему будет не до шныряния по чужим усыпальницам. Конечно, если он и найдет перчатки, всегда можно сказать, что их украли, но все же удобнее действовать, когда у противника нет на руках даже таких ненадежных улик. Во-вторых, как только одуревший наместник очухается, он потребует к себе советника и выставит вон всех благожелателей. При известной сноровке можно повернуть дело так, что они оба увильнут от визита к Повелителю без всяких порошочков. Наместник будет малость не в себе, а в таком состоянии его побоятся трогать и даже напоминать о визите к Повелителю не рискнут. Особенно если его сегодняшнее буйство вылилось в жертвы
