Неторопливые зомби-грузчики перетаскивали во внутренний двор какие-то ящики, а несколько вампиров гнали от бараков группу рабов — вполне приличных, между прочим, за такое разбазаривание материала Повелитель мог бы и Перерождения лишить. Кое-где среди общей массы попадались и недопитые доходяги, но их было немного, и они изо всех сил старались держаться ровно и выглядеть здоровыми. Разумеется, Танхер не был бы Танхером, если бы не подсунул в партию качественного товара хоть немного некондиции, он ведь уважать себя перестанет, если никого не нагреет хотя бы на ржавую гайку.
Кайден отыскал взглядом носатого пройдоху и властным шагом человека, имеющего право контролировать и распоряжаться, подошел к нему.
— Что здесь происходит?
Танхер почесал длинный горбатый нос и довольно равнодушно отозвался:
— Не дергайся, Повелитель в курсе.
— Он разрешил тебе продавать рабов неизвестно кому?
— Во-первых, известно кому, а во-вторых, разрешил. Чтоб ты знал, нам очень даже выгодно обменивать излишек рабов на всяческие нужные и полезные вещи. В общем, иди занимайся своими делами и не суйся в чужие.
— Еще раз посмеешь мне нахамить, — посулил Кайден, — сделаю так, что забудешь не только где у тебя сколько чего припрятано, но и таблицу умножения.
— Это будет форменный саботаж, — ухмыльнулся Танхер, впрочем, совершенно беззлобно. — И непоправимый удар по нашей экономике. Ладно, не психуй, я не в обиду, а просто… Каждый должен заниматься своим делом, разве нет?
— Я проверю, — предупредил куфти, дабы отступить с достоинством.
— Ой, да на здоровье. Что я, врать буду?
Насколько знал Кайден, их экономический гений ничем иным и не занимался, и подтверждение последовало прежде, чем они успели попрощаться.
Один из рабов, которых как раз подвели к машине и велели забираться в кузов, не осилил этой сверхзадачи и свалился без чувств прямо с борта. Покупатели не замедлили предъявить претензии, что им подсунули полудохлый товар, заодно напомнили, что в прошлой партии таких оказалось аж пятеро, и если трех еще удалось откормить и поставить на ноги, то двое околели, не успев даже отработать свою стоимость.
Когда Кайден уходил, разборки еще продолжались — покупатели требовали в качестве компенсации пару лишних рабов, Танхер клялся мамой, папой и Повелителем, что ничего лучше у него нету, все такие, сделка грозила в любой момент сорваться и перерасти в драку, а вампиры-надсмотрщики, пользуясь моментом, пока покупатели отвлеклись, быстро затаскивали и забрасывали в кузов самых слабых рабов, которые не могли залезть самостоятельно.
Чем закончилась торговля, он уже не видел, о чем ему вскорости пришлось сильно пожалеть.
И не слышал, как Танхер, опасаясь потерять таких выгодных клиентов, вслух смирился с разорением и приказал подручным отобрать в «крольчатнике» пару самых бесперспективных мужчин, лишь бы здоровые были, и отдать этим кровопийцам, пусть успокоятся.
В главном корпусе было по-утреннему тихо, жизнь текла своим чередом, и было ясно, что ждать придется еще долго. Если Повелитель сам не выйдет из своих покоев, его никто не хватится, пока не случится чего-нибудь важного. А входить к нему позволено лишь избранным и доверенным слугам, среди которых, разумеется, нет ни одного живого. Может, пойти потормошить Нимшаста? Сойдет ли за повод сомнительный бизнес Танхера, или лучше не рыпаться и терпеливо ждать, пока все не обнаружится естественным путем?
Кайден в очередной раз напомнил себе, что должен действовать как обычно, и попытался прикинуть — как бы выглядело это самое «обычно». Разумеется, он не стал бы вламываться к Повелителю в шесть утра, чтобы настучать на Танхера, — хоть Повелитель и не спит, ночь для него все же остается личным временем, когда никому не позволено нарушать его уединение. Нимшаст тоже вряд ли продерет глаза раньше одиннадцати, если только его не распинает лично Повелитель, а будить его, пребывая в здравом уме, никто не решится — не потому, что правая рука так уж страшен в гневе, а потому что никому не хочется связываться с истеричным скандалистом. Подозрительные торговые операции Танхера — не такой уж важный и срочный вопрос, чтобы ради него Кайден или любой другой подданный Повелителя добровольно согласился выслушивать визги Нимшаста. Поэтому самое естественное, что он мог бы сделать сейчас, — это пойти позавтракать. Затем навестить подопечного, проверить, как он там, не пытается ли опять скрыться от справедливого возмездия за стеной безумия, как на второй день. Подкорректировать, если понадобится. А там видно будет. Рано или поздно какие-то известия все равно появятся.
Известия появились примерно через час с небольшим, и появились они громко, надрывно и жалобно. В обычной обстановке Кайден не полез бы разбираться, кто и за что в очередной раз обидел профессионального страдальца, а подождал бы, пока скандал не уляжется сам. Но сегодня он просто не выдержал. Раз уж какой-то недальновидный мазохист додумался разбудить Нимшаста в начале восьмого, лучше «прибежать на шум» и между делом перевести разговор на нужную тему, чем ждать, пока это невиданное достижение магической науки доспит, а то и затеет утешительные мероприятия, после которых до вечера будет непригодно к общению.
Ухватив со стола первую попавшуюся ритуальную лопатку для создания видимости, будто его оторвали от работы, а также чтобы было чем в негодовании потрясать, он даже не пошел, а просто-таки побежал в жилой блок. Как будто боялся, что Нимшаст поорет немного и скроется, а он, как дурак, прибежит к закрытой двери. Глупо, конечно — непочтительно разбуженный лич никогда не отличался краткостью в речах, и в этот раз на момент, когда Кайден добежал до нужного коридора, праведное возмущение Нимшаста было в самом разгаре. Более того — объектами его гнева стали не кто попало, а личные слуги Повелителя, трое зомби из тех самых, избранных, кому позволено входить в его покои в любое время по всяческой хозяйственной надобности. Только что они посмели разбудить высокопоставленное лицо, второе по значимости после Повелителя — само по себе неслыханное проявление инициативы для зомби! — и сейчас неуверенно топтались у двери Нимшастова бокса, не совсем понимая, за что на них так орут.
Боги, неужели все-таки получилось?…
— Ну, что у вас тут опять стряслось? — издали окликнул Кайден, старательно маскируя неуместную и преждевременную радость почти искренним раздражением. — Ну работать же невозможно! У меня, между прочим, тоже болит голова, и меня вообще разбудили в половине шестого, граки бы драли этого Танхера с его гостями! И вы еще тут шумите! Зачем было беспокоить правую руку Повелителя в такое время?
— Вот именно! — Вдохновленный нежданной поддержкой Нимшаст завел свои претензии по второму кругу. — Никакого почтения, никакого понятия о субординации и даже никакого просто человеческого сочувствия к чужому здоровью! Тупые животные, знали ведь, что Кайден в это время уже работает, а я еще сплю, почему надо было именно ко мне ломиться, будить ни свет ни заря, а потом еще мямлить нечто невнятное, потому что объяснить толком ума не хватает! Теперь у меня целый день будет невыносимая мигрень, и все из-за каких-то бестолковых зомби!
— Подожди, не кричи, — поморщился Кайден. — Может, их Повелитель послал? Что там случилось-то? Чего они от тебя хотели?
— Я ничего не понял, — пожаловался лич. — Это же зомби, они двух слов связать не могут!
— Так расспросил бы получше, вдруг что-то важное. Вдруг, — Кайден доверительно понизил голос и наклонился к уху собеседника, как это ни было противно, — опять был налет, или Повелитель опять пропал, или еще какое несчастье.
Поглощенный своими переживаниями, он напрочь забыл, что зомби тупые, но не глухие — сказанное на полтона ниже для них не становилось неслышимым.
— Да! — обрадованно воскликнул один из них, обнаружив нужные слова, которые не мог сложить без посторонней помощи. — Повелитель пропал.
— То есть как — пропал? — ужаснулся Нимшаст. Видимо, вспомнил, как в прошлый раз напористый и безжалостный демон пинками и руганью заставил его тяжко трудиться, и испугался, что в этот раз повторится нечто подобное.
Зомби принялись вразнобой, косноязычно и путано объяснять, что пришли утром убираться в повелительских покоях и обнаружили: Повелителя там нет, на его кровати лежит неопознанный труп и сидит
