Танец демона

перерезать тебе горло?

– Не могу! – Его глаза весело сверкнули. – Только скажу, что, когда память к тебе вернется, ты пожалеешь, что лишился такого собутыльника, как я. Тебе нравилось, как я пою.

Я убрал меч:

– Больше так не делай. Я ведь действительно мало что помню о наших отношениях. Может, и пожалею потом о сделанном, но ведь будет поздно.

– Постараюсь. – Он потер горло и горестно заметил: – Ну вот, ты опять меня порезал. Что за шутки! Кстати, это ты создал иллюзию женского голоса?

Я помолчал, а потом взглянул ему в глаза:

– Моя память. Диара любила петь.

6

– У нее были очень мягкие волосы, а глаза нежные и иногда наивные, но где-то в глубине притаилась опасность. Она была полной противоположностью моей матери. Мягкая красота и резкие вспышки буйного темперамента. Она могла напевать легкую песенку, а через секунду крушить все вокруг во всепожирающей ярости. Я находил это... оригинальным. К сожалению, тогда я не знал, что все эти перепады настроения – результат вмешательства в ее психику. – Повелитель Востока сидел на полу, скрестив босые ноги и положив меч на колени. Его взгляд устремился куда-то в пространство, которое было недоступно его слушателю.

– Ты действительно дал ей шанс? – тихо спросил астролог.

– Да, – признал Янус. – Я давал ей шанс. Если бы только она не начала говорить...

Потрясенный повелитель Звезд слышал затаенную, старую боль в голосе друга. Светловолосый демон поднялся на ноги плавным движением. Он уже не видел Максимилиана, да и всего окружающего. Лезвие меча бросило блик и ожило в его руках.

Глаза Януса потеряли всякую связь с миром, казалось, это глаза безумца. И его спутнику на мгновение привиделось, что вместо глаз у демона две голубые бездны. Бесконечные и затягивающие. А потом все потерялось в танце. Впервые лорд Звезд видел, как Янус танцует, не замечая ничего вокруг. Раньше повелитель Иллюзий только рассказывал ему об этой своей особенности – периодически впадать в транс. Он говорил, что в такие моменты танцует со своею собственною Силою.

Сын сирены, Максимилиан ощущал, что кровь его вскипает в попытке ответить на такой танец достойной песней, но что-то останавливало его. И песня замерла комком у самого его горла. А рядом с Янусом кружила неясная фигура стройной женщины. Такая нечеткая и расплывчатая, что казалось, будто это всего лишь видение. Наверное, так оно и было, ибо невозможно было разглядеть ни ее глаз, ни лица, ни даже цвета волос...

Я погрузился в странное состояние, и оно казалось мне смутно знакомым. Прекрасное ощущение. Не стоило его забывать. Но одновременно с этим где-то внутри занозой засела боль. Старая, которую очень хотелось никогда не вспоминать.

– Забываешь одно, забудешь и другое, Ян. – Тихий-тихий голос, напоминающий дуновение ветра. – Ты всегда все создавал и творил из своего собственного сознания. Из пережитого, как хорошего, так и плохого. Неужели так тяжело было нести бремя своей Силы, что ты решил забыть меня?

Она смотрела на меня своими изменчивыми глазами, и волосы колыхались за ее спиной туманом.

– Прости меня, моя госпожа, – прошептал я. – Я действительно не понимал, что придаю боли большее значение, чем удовольствию.

– Так поступают все, мой милый. Уроки, отравленные болью, запоминаются надолго. А то, что приносило удовольствие, воспринимается как нечто должное. Видеть плохое и не замечать хорошего – это в природе смертных. – Она не могла стоять на месте, длинная юбка вилась вокруг ее ног пестрым размытым пятном.

– Неужели мы таковы?

– Да.

– Госпожа моя, кто я такой?

– Ты?! – Ее тихий смех теплой волной прокатился по моему позвоночнику. – Ты мой повелитель! И ты мой партнер в танце. Никто не отнимет у меня этого права – танцевать с моим повелителем.

– Отнимет право?.. – прошептал я, наконец начиная понимать. – Неужели?..

– Ты пошел на сделку, но не это страшно. Ты уже отдал часть платы. Но если ты отдашь остальное, то перестанешь быть тем, кто пригласил меня на танец. И подчинишь меня себе, как подчиняли все танцоры.

– Поэтому моя память была заблокирована? Чтобы я не помнил, что я не повелитель, а друг?

– Наверное... это решать тебе.

– Все танцоры были таковы? Властные, безумные, жестокие, не знающие ничего другого, кроме танца и своих амбиций?

Она казалась грустной.

– Да. Поэтому они и были уничтожены. Столь чистая демоническая кровь уже не была нужна этому миру. Однако они боролись до конца. И ты заключил сделку...

– Что за сделку я заключил?

– Не знаю, Ян. Меня там не было.

– Ты же моя Сила! – Я был потрясен.

– Тот, с кем ты заключил сделку, – истинный демон. Я давно с ними не встречалась. Когда- то они не просто повелевали нами, а использовали нас. Поэтому мы так не хотим возвращения прежних времен.

– Мы?..

– Те, кого вы называете Силою. Первый Танцор был не просто демоном. Он был величайшим из демонов. Неудивительно, что единственным из танцоров, способным выжить хоть в каком-то обличье, оказался первый.

– Там... в кабинете с императором... – потрясенно понял я. – Там была ты.

– Да. Прости, мне пришлось тебя подтолкнуть. Император – единственный, кто мог снять блокировку первого Танцора. В его крови кровь того, кто повелевал Изначальными. Он воистину император.

– Значит, все сны... это ты посылала их мне?

– Не совсем. Это твои сны. Просто я позволяла им пробраться на поверхность. А в последний раз послужила проводником.

Я молчал, пытаясь понять и принять тот факт, что мною манипулировали.

– Вот видишь, – тихий голос ворвался в мои раздумья, – ты уже думаешь категориями тех времен, о которых не помнят даже твои предки. И я уже на грани круга танца. Скоро ты перестанешь слышать меня.

– Ты... уйдешь от меня? – Мой шепот напоминал хрип.

От ее грусти хотелось плакать, но глаза были сухи.

– Нет, мой господин и повелитель. Просто ты откажешься меня слушать. И никогда больше не позовешь в танец.

– Я не хочу так.

– Тогда найди свой меч, Янус. Первый силен, но ты всегда был хитер. Твоя сила в уме, а не в простой силе. Твой второй меч – это разгадка.

И я протянул руку, как много лет назад:

– Госпожа, позвольте пригласить вас на танец.

Ее руки протянулись ко мне.

– Конечно, я даю свое позволение, мой господин! – И глаза ее сияли нестерпимым счастливым светом.

Я ненавижу предательство. Когда-то меня предали, это было очень больно, и я не забыл эту боль. Я не желал, чтобы ее глаза напоминали мои, глядящие из зеркала в тот момент, когда моя душа сгорала от боли.