К счастью, Полина свернула в узкий проход между двумя полуразрушенными зданиями, которые заслонили собой возвышающегося над площадью исполина, иначе даже страшно было представить, куда могли завести мысли, навеянные взглядом смотрящего с постамента бронзового болвана.
– Простите, молодой человек, с вами все в порядке? Вы как-то странно выглядите, – обратился к Сергею Вольтер.
Сергей тряхнул головой. Преследующее его наваждение окончательно пропало.
– Да, теперь все нормально, – облегченно выдохнул он.
Полина оглянулась на них, но ничего не сказала и вернулась к довольно странному занятию – растаскиванию сваленных в груду булыжников и прочего мусора. Однако когда под мусором обнаружился тщательно замаскированный люк, все странности объяснились. На крышке люка виднелась едва различимая под слоем ржавчины выбитая надпись и две такие же переломленные стрелы.
– Это не вентиляционная шахта, а магистральный кабельный коллектор, – со знанием дела сказал Вольтер, взглянув на люк.
Если он таким образом хотел показать свою ученость, то из этого ничего не вышло: Сергею было абсолютно все равно, как называется отрытый Полиной колодец. Да и самой девушке, по всей видимости, тоже. Она даже не взглянула на Вольтера – приподняв крышку, заглянула внутрь и, видимо убедившись в безопасности предстоящего спуска, подала знак следовать за собой.
Колодец оказался довольно глубоким, но для удобства подъема и спуска в его стену были вмурованы металлические скобы. Внизу он соединялся с бетонным туннелем. С одной стороны туннель был плотно забит просевшим грунтом, другая часть терялась в темноте. Полина остановилась возле неприметной железной дверцы, на которой стершейся от времени белой краской по трафарету было нанесено изображение такой же, как на люке, переломленной стрелы и черепа с перекрещивающимися костями.
Что же это за символ? Тотем канибаллов? Герб сгинувшей империи?
– Электрощитовая, – сказал Вольтер.
Достав из своего набора хитроумную отмычку, Полина в два счета вскрыла установленный на двери замок и распахнула ее. Сергей рассчитывал увидеть нечто необычное, но когда Полина осветила помещение висевшей на стене керосинкой, все равно не смог скрыть своего изумления.
За дверью оказался не просто тайник, а настоящее убежище, в котором можно было не только укрыться от монстров, но и жить. За штабелем оружейных ящиков у стены стоял сколоченный деревянный топчан с настоящим матрасом и подушкой, застеленный армейским одеялом. Рядом с ним – самодельный стол, представляющий собой лежащую на боку деревянную катушку из-под кабеля, на столе – керосиновая горелка, служившая для приготовления пищи, а на железной полке над столом – Сергей не поверил своим глазам! – стояли жестяные банки с консервами! Как минимум два десятка различных банок. Консервы были огромной редкостью в метро и стоили баснословно дорого. В первые годы после Катастрофы сталкеры еще приносили их с поверхности – тогда-то маленькому Сергею и довелось попробовать этот изысканный деликатес, но в последнее время такое случалось все реже. Он подошел ближе и взял в руки одну из консервных банок. С пожелтевшей бумажной этикетки на него уставилось рогатое животное на четырех ногах. Корова! Сергей повернулся к Полине:
– Откуда у тебя это богатство?
– Там больше нет, – отрезала она и, отобрав у него банку, поставила на место. – Противогазы можете снять, тут фон низкий, я специально именно здесь обустроилась...
– Да у вас тут просто пещера Аладдина! – восхищенно покачал головой Вольтер, разглядывая полку с консервами, и вдруг брякнул ни с того, ни сего: – Отравиться не боитесь?
Отравиться консервами?! Он что, спятил?
– Ботулизм, знаете ли, опасная штука.
– Пока жива! – Полина сняла с полки одну из банок, ту самую, с коровой, которую рассматривал Сергей, и поставила на стол, немного подумала и добавила к ней еще одну. – Если не хотите, можете не есть.
Вольтер помычал, но отказываться не стал.
Обед состоял из трех банок незнакомой Сергею, но изумительно вкусной каши с тушенкой – Полина, расщедрившись, после двух съеденных банок вскрыла еще одну. Вместе с этой банкой она выставила на стол необычную бутылку из темного стекла с какой-то жидкостью. Вольтер как увидел бутылку, перестал жевать и впился взглядом в потускневшую этикетку.
– Кур-ву-азье, – как заклинание прочел он по слогам напечатанное на этикетке нерусскими буквами непонятное слово. – Боже мой! Настоящий Курвуазье! Вы представляете, что это такое?!
Полина пожала плечами:
– Забрала у одного жлоба. А что, что-то ценное?
Вольтер мечтательно закатил глаза:
– Коньяк, обладающий особенным, неповторимым вкусом! Французский! Его производили по уникальному рецепту из лучших сортов виноградного спирта, а потом еще по многу лет выдерживали в специально обожженных дубовых бочках! – Он вздохнул. – Боюсь, сейчас это трудно понять.
Сергей действительно почти ничего не понял из этого странного объяснения. Полина, судя по выражению ее лица, тоже.
– Но пить-то его можно? – спросила она.
Вольтер снова вздохнул:
– Вы мне не поверите, но многие считали этот коньяк напитком богов. Я, например, пробовал «Курвуазье» всего один раз – завлаб расщедрился после защиты.
– Считайте, что вы меня убедили, – улыбнулась Полина. – Открывайте.
Вольтер жадно схватил бутылку обеими руками, но затем, вспомнив о чем-то, поставил ее на место.
– Может статься, что это единственная такая бутылка во всем метро. Так что вы прежде подумайте. Ответ девушки не заставил себя ждать:
– Открывайте. Давно хотела узнать, что там пьют боги.
– Что ж, – Вольтер опять взял бутылку в руки и очень осторожно, словно выворачивал запал из гранаты, вынул из нее пробку.
– Вообще-то коньяк надо пить из широких стеклянных бокалов, – продолжал он, разливая содержимое бутылки по жестяным кружкам. – Сначала бокал согревают в руке, чтобы раскрылся весь вкус и аромат напитка, и только потом, не спеша, пьют небольшими глотками.
Сергей сделал все, как он сказал, но никакого особенного вкуса не ощутил – самогон самогоном. Правда, запах у коньяка действительно оказался необычным – ничто в метро так не пахло. В отличие от него Вольтер выцедил свою кружку с настоящим блаженством.
– Как будто помолодел на двадцать лет, – объявил он.
– А вам сколько? – решился спросить Сергей.
– Сорок девять. На будущий год юбилей. Если доживу, конечно, – улыбнулся ученый и снова потянулся к бутылке. – Вы позволите?
Полина молча кивнула. Он снова наполнил кружки, налив себе чуть больше, чем остальным, но, прежде чем поднять свою, сказал:
– Давайте все-таки, наконец, познакомимся. А то выпиваем вместе, а как друг друга зовут, не знаем. Некультурно.
– Сергей.
– Полина.
– Очень приятно, а я Аркадий Рудольфович.
Сергей изумленно вытаращил глаза. Неужели они отбили у бандитов не того человека?!
– А как же Вольтер?
Новоявленный Аркадий Рудольфович потупился.
– Это, как бы вам сказать, псевдоним. Я когда на Сибирской жил, пытался газету выпускать... да какую газету, так, листовку на одну страничку, – поправился он. – Статьи псевдонимом Вольтер подписывал. Жил в восемнадцатом веке во Франции такой общественный деятель, философ и правозащитник. За правду страдал. Вот с тех пор и пошло. Правда, я успел всего три номера выпустить, и аккурат за третий меня с Сибирской и турнули. Хотя поначалу идея с газетой руководству Союза очень даже понравилась. Они-то
