рубахи закатали почти до подмышек — Стерв обещал, что нигде глубже чем по пояс не будет. Совсем тихо идти не получалось — плеск воды и фырканье коней постоянно дополнялись звонкими шлепками по голому телу — комарье заедало, норовя впиться в самые интимные места, при обычных обстоятельствах для укусов недоступные. Не поход, а сущая пытка.
Мишка шел замыкающим, перед ним маячили крупы сразу двух лошадей, которых вел Матвей. На одной лошади он, как и все, вез свои вещи, а на другой лекарский припас и пару носилок, одинаково пригодных и для того, чтобы тащить их в руках, и для того, чтобы подвесить между конями — береженого Бог бережет. Было бы гораздо спокойнее, если бы Матвея в поход собирала Юлька, но она убралась из крепости после конфликта с Мишкой. А конфликт получился знатный — отнюдь не мелкая ссора.
Ох и скандал закатила Юлька Мишке на следующий день после первого заседания Совета Академии архангела Михаила за «снятие заклятия с Матвея»! Хорошо, что дело было не на кухне, не то для посуды гнев юной лекарки обернулся бы массовым истреблением. Мишка в тот день узнал о себе очень много нового и интересного: и дурак, и урод — морда шпареная, и злодей — едва несчастного Матвея не сгубил, и богохульник — с крестом на шее (подумать только!) посмел заклинания творить, и мерзость христианская — посмел светлую богиню Макошь обидеть, и без пяти минут покойник — умудрился еще и богиню смерти Морену оскорбить, и вообще пес смердящий, искусавший руку, вскормившую его.
Ответить на все эти инсинуации, конечно, было что, например, что мозги в указанном месте не произрастают, что дефект внешности не врожденный, а благоприобретенный, и вообще, при чем тут Морена вкупе с собачьим амбре? Однако Мишка предпочел помалкивать, дожидаясь, пока Юлька выпустит пар и, время от времени пресекая попытки подружки заехать ему по физиономии. Юлька в гневе была страшна и запросто могла дополнительно подкорректировать многострадальный Мишкин экстерьер.
Наконец после очередного перла женской логики: «Да что ж ты молчишь, истукан? Не смей мне перечить!» — в словесном потоке образовался разрыв, в который Мишка покладисто вставил:
— Да, благодарствую.
— Что «да»? — не поняла Юлька. — Совсем рехнулся?
— Благодарствую за добрую весть, — пояснил Мишка. — Раз ты здесь, то, значит, Матвею ничего не угрожает, иначе ты от него не отошла бы.
— Много ты понимаешь!
— Понимаю мало, — снова изобразил покладистость Мишка. — Но догадываюсь о многом.
— И о чем же ты догадываешься? — Юлька саркастически прищурила один глаз, словно прицеливаясь в дурака, урода, злодея и прочая, и прочая.
— А о том, что мужчины Макоши не служат, так что прислужника я отнял не у светлой богини, а у тебя и тетки Настены, а Морена если и обиделась, то не на меня, а на вас — это вы у нее Матвея умыкнули, как телка с привязи.
Насчет Морены Мишка ляпнул наугад, только потому, что ее помянула Юлька, да еще в результате смутной догадки, что психику парню вполне могли попортить именно адепты этого зловещего персонажа языческого пантеона. Ляпнул наугад, но попал, судя по всему, точно.
— Ты… — Юлька втянула в себя воздух и… вместо продолжения последовала пауза.
— Ты еще и врун! — тут же подтвердила предположения Юлька. — Ни одному твоему слову верить нельзя!
— Это еще почему?
— А ты еще когда мне стихи боярина Александра перевести обещал? А? Вот и верь тебе после этого!
— Да пожалуйста, слушай:
— Ты это к чему? — подозрительно поинтересовалась юная лекарка.
— «Предполагаем жить… и глядь — как раз — умрем»? Это к тому, что ни одна серьезная затея не заканчивается так, как предполагалось вначале. Летят за днями дни, и каждый час что-то в бытии нашем меняет, поэтому к сроку, когда затея дает результат, все вокруг делается немного другим, чем было вначале. А изменяется ЯВЬ, в том числе и от осуществления задуманного.
— Ты что несешь? — Естественно, Юлька ничего не поняла, но своего Мишка добился — его подружка прекратила орать и насторожилась, значит, будет слушать.
— Все очень просто, Юль. Вы с матерью Мотькину душу от Морены перетянули к Макоши, и это очень хорошо — от смерти к жизни. Но почему вы решили, что сам Мотька, его поведение, его взгляд на жизнь от этого не изменятся? Ведь Макошь, как я понимаю, противоположность Морены. Макошь не требует от своих слуг беспрекословного рабского подчинения, даже вопреки реалиям…
— Вопреки чему? — Юлька слушала внимательно и сразу же зацепилась за непонятный термин.
— Вопреки правилам обыденной мирской жизни, — пояснил, как смог, Мишка и продолжил: — Ты посмотри: Матвей так в вашу непогрешимость уверовал, что ни старших не уважает, ни приказам не подчиняется, да еще и, сам того не замечая, всех женщин ненавидит, потому что и прислужницы Морены, и прислужницы Макоши его все время вопреки обыденному укладу жизни поступать принуждают. У него внутри протест накапливался, рано или поздно это плохо кончилось бы!
— Да что ты возомнил?.. — Юлька не была бы Юлькой, если бы не попыталась возражать даже очевидному. — Куда ты нос свой поганый суешь?!
— Таким уж воспитали, — развел руками Мишка, — в том числе и вы с теткой Настеной постарались, не будь вас, я бы о таком и не задумывался…
А вот этого говорить конечно же не стоило. Юлька закусила нижнюю губу, уставилась вдруг расширившимися зрачками Мишке в глаза и подшагнула к нему вплотную. На секунду у Мишки возникло ощущение начала «слияния», но в следующую секунду он охнул и скорчился, получив удар коленом в пах. Юлька резко развернулась и, гордо вскинув подбородок, удалилась с победным видом, проигнорировав несколько непечатных оборотов, посланных ей в спину сиплым от боли голосом.
Картинка была еще та: позади величественно удаляющейся лекарки провинившийся отрок переваливается с корточек на колени, а потом и вовсе становится на четвереньки, свесив голову почти до земли — ни дать ни взять раскаивающийся злодей вымаливает прощение.
Адекватность Юлькиных действий Мишка не признал, даже когда отпустило, но и «вправить ей
