поместий или как минимум сидела бы тихо как… мышка, ожидая, пока все не разрешится само собой. – Она окинула Эсмиель внимательным взглядом: – Впрочем, прежняя кошечка никогда не решилась бы отправиться обратно в пасть льву.
Эсмиель усмехнулась:
– Львы едят только тех, кто с этим соглашается. Понимаете, на Земле живут сильные люди, которым было глубоко наплевать на цвет моих волос и стоящую за этим череду моих высокомерных предков. Конечно, я могла быть просто… женой. Мне простили бы, ведь я иноземка. Но я хотела стать своей.
Эноминера насмешливо покачала головой:
– А это возможно?
– Здесь – да. Сегодня население Земли представляет собой странную смесь выходцев с десятков планет: Измененных – из числа канскебронов и самих землян. Да и сами земляне тоже представляют из себя странный союз двух очень далеких друг от друга культур – уроженцев куклосов и «диких». Если вспомнить, что в среде уроженцев куклосов существует четкое разделение кланов, а большинство «диких» попыталось сохранить повседневные привычки и традиции своих предков, разделенных на отличающиеся друг от друга государства, культуры и расы, то невольно задумываешься, как весь этот конгломерат людей до сих пор не развалился. – Она взяла чашку с чаем с крохотного столика.
Эноминера смотрела на нее. Эсмиель сделала глоток и, поставив чашку, продолжила:
– Знаете, что держит их вместе?
Леди Эноминера медленно покачала головой:
– Просто здесь никого не интересует, какие у тебя были предки и какие у тебя волосы, цвет кожи, рост и торчат или не торчат у тебя из черепа сенсоры или штекеры подключения. – Она снова сделала паузу и жестко закончила: – Здесь ты стоишь ровно столько, сколько стоишь ты сам. – Она замолчала.
Леди Эноминера молча сидела, уставившись в одну точку, потом поджала губы и тихо произнесла:
– Раньше ты мне об этом не говорила. Эсмиель молча пожала плечами:
– Ну, до сих пор мы вели беседы, приличествующие настоящим леди, хотя и в вашей манере. А леди никогда не обсуждают подобные темы. Это привилегия мужчин. Во всяком случае, в империи.
Эноминера покачала головой:
– Пожалуй, мне стоит подумать над этим, – с этими словами она резко поднялась и покинула каюту девушки, оставив ее в большом недоумении.
Следующую неделю Эсмиель мало кто беспокоил. Эсмиель тоже не теряла времени зря. Еще в группе Алукена-Соломона Кана она начала работать над анализом внутренней структуры взаимоотношений в среде аристократии, и то, что она смогла открыть для себя, в первый момент ее поразило. Их группа пользовалась методиками исследований, принятыми канскебронами, а те рассматривали любую социальную группу в качестве некоей стаи, сообщества низших животных, одержимых простейшими инстинктами. Сначала девушку коробил такой подход, но чем дальше она проникала в глубь вопроса, тем более поразительными для нее оказывались выводы. Все совпадало. Этими благородными и родовитыми отпрысками сотен поколений правителей все так же двигали инстинкты продолжения рода, поиска пищи, они, как примитивные животные, метили территорию, охраняли детенышей, впрочем безжалостно жертвуя ими, если этого требовали более сильные инстинкты, и надо всем этим довлел инстинкт самосохранения. Вначале это открытие привело ее в отчаяние. Но Алукен-Соломон Кан заметил ее состояние и как-то вечером, когда она немного задержалась, подошел к ней со своей неизменной чашкой с чаем.
– Я вижу, что вас что-то гнетет, леди?
Он был одним из тех немногих, кто по-прежнему называл ее леди, но единственный среди них, кто вкладывал в это изначальный смысл. Эсмиель грустно усмехнулась:
– Печально сознавать, что все, что ты делала и собираешься сделать, предопределено вовсе не твоей собственной волей, а чем-то, доставшимся тебе даже не от твоих благородных предков, а… скорее, от амеб. Они ведь тоже хотят есть и умеют размножаться.
Старый траппер смерил ее насмешливым взглядом:
– Значит, вас это оскорбляет?
– А вас нет?
Он пожал плечами:
– А почему это должно оскорблять? Разве оскорбительно слышать ушами, дышать легкими, смотреть глазами просто от того, что так же поступают и животные? – Он усмехнулся: – Впрочем, можно пойти путем канскебронов и попытаться видеть искусственно развитыми и оснащенными сенсорами участками мозга или нарастить себе лишнюю пару рук. Но вот только что от этого изменится? – Соломон Кан сделал паузу, давая ей время немного осмыслить его слова, и мягко продолжил: – Поймите, леди, изначальные побуждения не так уж и важны. Важны поступки. Припомните, много ли среди них тех, за которые вам действительно стыдно? Мы отличаемся от животных тем, что не всегда следуем этим инстинктам. В особенности тогда, когда они приходят в противоречие с тем, что позволяет нам считать себя людьми. Просто одни так делают чаще, другие реже. И не стоит стричь всех под одну гребенку. Люди разные, и да воздастся каждому по делам его.
Эсмиель задумчиво потерлась щекой о плечо.
– Но… Что может сделать один человек?
– Ну почему один? Я думаю, таких много.
– Но я никогда…
Алукен-Соломон Кан усмехнулся:
– А кто вам сказал, что аристократия действительно состоит из лучших представителей вашей империи? – Он вздохнул. – Когда-то давно, больше тысячи лет назад, на Земле жил император, который выразил свое жизненное кредо так: «Делай, что должно, – случится, чему суждено». К сожалению, он едва ли не единственный среди них, кто достоин уважения. – И он, отхлебнув из чашки, отвернулся и отошел в сторону.
Эсмиель потом долго размышляла над его словами, но так и не смогла прийти ни к каким определенным выводам. Хотя, к ее удивлению, после этого разговора она почти совершенно успокоилась. Так что сейчас Эсмиель была занята тем, что пыталась просчитать свои действия на основе того, что узнала, и это было достаточно увлекательным делом.
На исходе недели леди Эноминера наконец снова соизволила возникнуть на пороге ее каюты.
– Ах, милочка, ты ведешь слишком затворническую жизнь, и я почувствовала сильное желание проверить, а не исчезла ли ты тайком с корабля?
Эсмиель отложила карманный комп и рассмеялась:
– О нет. Хотя, признаюсь, временами на меня накатывает такое желание.
Леди Эноминера бросила взгляд на комп и неодобрительно покачала головой:
– Все портишь глаза? Прямо скажем, недостойное занятие для истинной леди. Вот у тебя уже круги под глазами от этого.
Эсмиель усмехнулась:
– Поскольку я снова готовлюсь окунуться в нашу ядовитую дворцовую муть, то должна быть во всеоружии.
Эноминера покачала головой и лукаво усмехнулась:
– Собираешься опять вскружить голову императору?
– О темная бездна, только не это. – Эсмиель кивнула в сторону компа. – Я как-то просчитала, чем могла кончиться моя семейная жизнь, и ужаснулась результатом.
– И чем же? – заинтересованно спросила Эноминера. Эсмиель горько усмехнулась:
– Моей смертью. Причем не позже чем через пять – семь лет. Скорее всего, меня отравили бы. Либо по приказу императора, либо с его молчаливого согласия. Я – пустышка. Я не принесла бы ему ни особого богатства, ни усиления влияния, ни союзников, поэтому в тот момент, когда его первоначальный интерес ко мне окончательно бы остыл, все закончилось бы достаточно быстро и без особых проблем.
Эноминера молча окинула ее сузившимися глазами, а потом разлепила искривленные судорогой губы:
– Ты очень изменилась, моя милая. Я сумела понять кое-что из этого, будучи лет на сорок старше, чем ты сейчас. А ведь большинство леди уходит в могилы, так и не успев ничего понять. – Она помолчала, а
