располагались батареи шестифунтовых орудий, а трехфунтовые полковые были установлены непосредственно на редутах. Конница, коей в войске общим числом пятьдесят тысяч человек было ровно половина, располагалась по обоим флангам. Причем все кирасирские полки Мишка сосредоточил на правом фланге, рассчитывая в нужный момент опрокинуть шведскую кавалерию и ударить шведам в тыл.
Шведы развернулись быстро, где-то за час. Мишка даже губу закусил от обиды. Наше-то войско строилось часа три. Даже новые полки и то разворачивались и занимали позиции где-то часа полтора, про стрельцов и поместную конницу вообще говорить нечего, а тут вот так, прямо с марша… Внезапно он привстал на стременах и торопливо выдвинул подзорную трубу. Я лишь завистливо вздохнул. Таковых во всем войске имелось лишь пять штук. Их производство только налаживалось на Гусской стекольной мануфактуре… Ой, да что там, оно уже лет пять как налаживалось. Ну не получалось пока у мастеров нормальных линз. Остальное-то стекло уже шло вовсю. Даже с листовым, то бишь оконным, кое-что стало получаться. Для его производства додумались использовать подложку из расплавленного олова, на кое и опускали раскаленный стеклянный лист, вылезший из валков. Впрочем, его пока вовсю использовали для производства больших, так сказать, широкоформатных зеркал, которые шли исключительно на экспорт, потому как стоили совсем уж неприличные деньги. А вот с линзами было плохо. Девяносто пять процентов продукции уходило в брак. Так что во всей армии имелось только пять подзорных труб — у командующего, воевод большого полка и полков левой и правой руки (так здесь обзывались центр и фланги), а также у начальника над всей артиллерией. Царю не досталось…
— Вона, гляди, государь, штандарт королевский… — повернул ко мне возбужденное лицо Мишка, а затем, вспомнив, что мне глядеть-то не во что, протянул свою трубу. — Там вон, у опушки.
Я уставился в указанное место. Точно так и есть… а вон, похоже, и сам Густав II Адольф, его величество король шведский. У, сука… Я смачно сплюнул. Ладно, не хрен заводиться. Сам я тоже хорош — воевать не собираюсь, мир, мол, нужен. Тоже мне еще Резун номер два выискался. Мол, Гитлер напал потому, что Сталин его спровоцировал, потому как сам напасть собирался. А так бы он, сука, не напал бы… Ха-ха три раза. Нет, хрен тут получится не воевать. Но такого вот как сейчас, с бухты-барахты, в тот момент, когда наиболее готовы к войне не я, а всякие уроды, я более не допущу. Хватит с меня той распятой бабы…
Со стороны шведских позиций послышался грохот барабанов. Мишка шумно выдохнул и прошептал:
— Двинулись…
Шведы шли красиво. Били барабаны, развевались знамена, строгие шеренги пикинеров с длинными, не менее четырех метров, пиками, мерно покачивающимися над головой, словно причудливый лес, обрамленные мушкетерами, несущими на плечах тяжелые мушкеты и подставки для стрельбы, неуклонно надвигались на мое войско. Шведов было меньше, но ненамного, тысяч тридцать пехоты и около семи конницы. Ну и три десятка орудий гораздо более скромного калибра… По артиллерии наше преимущество было более чем трехкратным, а по массе залпа чуть ли не шестикратным. Так же сильно мы превосходили их конницей. Хотя по поводу качества можно было спорить… Все-таки поместные сотни являлись конницей иррегулярной, а кирасирские полки еще ни разу не были испробованы в бою. А вот по пехоте они имели превосходство. Причем с учетом того что в войске Густава Адольфа все солдаты были сплошь ветеранами Датской и Польской войн, оно могло оказаться решающим…
Вот первые шеренги преодолели мысленную линию досягаемости огня двенадцатифунтовых пушек. Но наши орудия молчали. Я нервно оглянулся. Мишка с каменным лицом стоял рядом с бароном фон Шульце, командующим нашей артиллерией. Именно ему принадлежала идея расположить орудия именно так, чтобы они вели огонь не прямой наводкой, а через голову своих войск. Барон держал в руках еще одно техническое устройство, каковое ныне стало едва ли не главным отличием артиллерийского офицера в моем войске, — часы. Причем не обычные, а с секундной стрелкой. Часы наши часовые мастерские пока выпускали не шибко точными, за сутки они убегали где-то на минуту, так что, например, морские хронометры мне приходилось закупать в Англии и Голландии, но зато часы с секундной стрелкой начали производить именно мои мастерские. Как раз для артиллерийских офицеров. Кои использовали их, например, для засечки времени от момента выстрела до момента падения бомбы, выпущенной из гаубицы или мортиры при данном угле возвышения ствола. Очень, знаете ли, помогает при стрельбе по двигающимся пехотным колоннам…
Я снова повернулся и уставился на приближающихся шведов. До полосы рогаток им оставалось пройти еще где-то около сотни саженей, и тут… я оглох! Белоснежный Бурко, на котором я восседал, вздрогнул и присел на задние ноги, несмотря на то что его уши были заботливо заткнуты берушами. Ни хрена себе рев! И это всего от выстрелов ста с небольшим орудий. Это что же тогда творилось на Бородинском поле, где стреляло в десять раз больше?.. Но эти мысли промелькнули как-то так, вскользь, потому что я во все глаза пялился на поле боя.
Первый залп не впечатлил. Ну не то чтобы он оказался неудачным или наши сплошь промазали… Просто во время Южной войны во время полевых сражений я еще ни разу не оказывался на столь великолепной наблюдательной позиции, когда все поле боя и все войска были передо мной как на ладони. Да и стреляли тогда по большей части в упор, а не как сейчас — через голову своих войск. Поэтому особо смотреть было не на что. Так вот, этот залп ничем не напоминал кино. Никаких зрелищных разрывов. Никакого воя падающих снарядов. Залп — а затем еле слышные шлепки упавших ядер и совсем глухие и не шибко впечатляющие разрывы упавших бомб. Нет, какое-то количество солдат были убиты, другие вывалились из строя и, придерживая обрубки рук или окровавленный бок, поковыляли в тыл, стараясь сразу же уйти с направления движения полков второй линии. Но таких было не слишком-то и много. Потому что часть ядер и бомб, к тому же едва ли не большая, вообще просто взрыхлили землю в промежутках между стройными линиями пехоты. Навскидку, приближающееся войско потеряло, причем и убитыми, и ранеными, которые сейчас ковыляли в тыл, не более нескольких десятков солдат…
Я потряс головой и поковырял пальцем в ухе. Бесполезно. Звенит. Я оглянулся. Орудия уже подкатили к прежним позициям, и сейчас вокруг суетились расчеты, торопливо заряжая их… И в этот момент грянул залп снизу. Я живо обернулся. Это вступили в бой полковые пушки. Шведы уже приблизились к рогаткам на три десятка саженей, войдя в радиус досягаемости «дальней картечи», каждый шарик которой весил четверть малой гривенки[30], а было их в увязке двадцать пять штук. «Ближняя картечь» весила вдвое меньше, но зато в увязке их было аж восемьдесят штук… И почти сразу же после этого снова загрохотали батареи на бастионах. Споро…
Я тут как-то попытался подложить язык, предложив сделать нечто вроде зарядного картуза, то есть заранее отмеренный и уложенный в холщовые мешочки заряд, которым прямо так и заряжать пушки. Как выяснилось — идея оказалась глупой. Холст горит много хуже пороха, и уже после трех-четырех залпов казенник орудия забивался так, что новые заряды не влезали. А перейти на обычное заряжание — насыпным порохом — не получалось, поскольку, вследствие того что в стволе оказывалось множество тлеющих волокон холста, порох загорался еще в процессе заряжания. И потому в этом случае перед заряжанием необходимо было выцарапать из ствола весь тлеющий холст и только потом можно было снова стрелять. Так что получалось не ускорение, а многократное замедление стрельбы… Хотя идею с отмеренным зарядом приняли. И сейчас заряжающие рысью таскали от зарядных ящиков к орудиям отмеренные заряды, упакованные от сырости в толстую вощеную бумагу, которая производилась на «китайской» бумажной мануфактуре. Но засыпались они в ствол обычной шуфлой[31].
Снизу грянул пищальный залп. Шведы уже подошли к рогатками и шустро принялись их растаскивать. Потом опять подали голос полковые пушки, и почти сразу же снова пищали. Первая же отстрелявшаяся шеренга уже быстро отошла за спины товарищей и споро заряжала пищали. Это называлось «караколирование» и в теории выглядело весьма эффективно, но полковник ван Хаансен, командир Серпуховского полка, рассказывал мне, что сие срабатывает так, как нужно, только в случае, если в войсках соблюдается крайне высокая дисциплина. Потому что, когда ты шибко бежишь в тыл от свирепо накатывающего на тебя вала вражеских войск, бывает очень трудно остановиться там, где нужно, а не продолжать нестись во все лопатки от приближающейся смерти… Что ж, сражение началось. Мне оставалось только ждать…
Шведы ударили сильно. Так, что первая линия поддалась. Не вся. Полки нового строя сумели устоять,
