более привлекательным, чем крестьянствование, — пока тоже не выход. Потому как это резко повысит себестоимость продукции и соответственно конечную цену товара. Я-то ведь знаю, как англичане обскакали (ну или скоро обскачут) голландцев со своим сукном-то. Об этом в любой толковой бизнес-школе рассказывают. Просто голландцы — платили, а лаймы — вешали. Голландцам приходилось нанимать рабочих, а англичане, устроив у себя знаменитое огораживание, согнавшее с земли сотни тысяч, а то и миллионы крестьян, приняли жесточайшие законы против бродяжничества, просто вынудив выгнанных из своих домов людей идти на фабрики и работать не то что за гроши, но просто за еду и место в рабочей казарме…
Впрочем, я надеялся еще и на уже куда более высокий уровень механизации производства, который непременно должен был в скором будущем еще сильнее повыситься. Все страны в конце двадцатого — начале двадцать первого века были вынуждены либо переносить производство в Азию, по месту наличия дешевой рабочей силы, либо завозить гастарбайтеров… кроме Японии. Она вполне свободно обходилась без этого, используя вместо гастарбайтеров роботов. Ну вот и я собирался двинуться их путем. Тем более Аким докладывал, что в Верхотурье заработал прототип паровой машины. Он вообще вернулся оттуда полный каких-то нереальных надежд… ну типа тех, что испытывали в восемнадцатом веке Вольтер и Дидро (а в девятнадцатом — народовольцы) в отношении народного просвещения, а советские интеллигенты в конце двадцатого — в отношении демократии. Я же давно вывел для себя, что на самом деле ключевыми факторами развития любого бизнеса являются два — уровень используемых технологий и качество управления. А все остальное, может, и важно, но вторично. И вот эти-то факторы я собирался развивать изо всех сил…
Так вот, мне пришлось слегка притушить энтузиазм Акима насчет непременного и близкого светлого будущего человечества и повелеть сосредоточиться на доведении прототипа до ума. То есть до того момента, когда эксплуатация паровой машины в виде источника энергии будет обходиться в годовом исчислении выгодней, чем водяного привода. Причем первый образец, а также еще пару таковых, после того как они будут построены, я велел не разбирать ни в коем случае. Потом в музей поместим…
А первого января из Москвы, куда я отбыл, убедившись, что в Польше все успокоилось и вероятность бунта практически сошла на нет, было объявлено по армии о жалованной царем награде. Каждый рядовой получал по десять рублев. И далее все шло по нарастающей. Капитану уже выдавалось сто. Полковнику пятьсот. А генералу-воеводе князю Скопину-Шуйскому жаловано было аж десять тысяч. Кроме того, офицерам рекомендовалось из выделенных сумм кого-то из наиболее отличившихся поощрить и самостоятельно… Но также было объявлено, что сии жалованные деньги будут вручены лишь после вывода войска на места постоянной дислокации. Еще более оживлять денежное обращение в Польше и Литве я не собирался…
По весне был аннулирован чрезвычайный военный налог, введенный на время войны. А также развернуты работы по строительству новых мощных крепостей и широкой перестройке старых по новым южным и западным границам страны. Всего было решено перестроить и наново возвести пятнадцать крепостей. Каменец, Журавно, Галич и три новых по Днестру — на юге, Львов, Белз, Брест-Литовский, Гродно и пять новых — на западе. Все восемь новых крепостей планировались в первую очередь как военные городки, в коих и будут в основном стоять гарнизонами защищающие новые границы войска и обучаться пополнение. Там же разместилось и восемь полков крепостной артиллерии, а еще два были розданы по ротам в перестраиваемые старые крепости. Причем я планировал, что в новые крепости будет в основном призываться пополнение из старых земель страны, а новики и охочие люди с новых земель будут отправляться в военные городки в старые губернии. По моему разумению, требовалось как можно быстрее перемешать и, так сказать, привести к общему знаменателю все вновь приобретенные земли, дабы никаких различий напрочь не осталось.
Каждая из новых крепостей бастионного типа должна была с учетом всех затрат и артиллерии обойтись не менее чем в пятьсот тысяч, да и ремонт и перестройка старых также требовали больших затрат, но благодаря проведенной операции деньги на сие были. Так что работы развернулись немедленно.
Кроме того, еще триста тысяч рублей были ассигнованы на перестройку системы государственного управления в трех новых губерниях — Минской, Пинской и Киевской. Коя прошла довольно быстро. И уже на следующий год местная шляхта с некоторым раздражением обнаружила, что их «холопы» обнаглели настолько, что смеют подавать голос в их присутствии…
Я же приступил к двум давно ожидаемым делам — денежной реформе и организации банка…
Еще в самом начале своего пребывания в этом времени я, к своему изумлению, обнаружил, что деньги здесь чеканило отнюдь не только государство, а все кому не лень[42] … ну практически. Я тогда даже плотоядно помечтал, как я бы здесь развернулся… ежели бы не был тем самым государством. К тому же ходило монет в обращении великое множество. Одних серебряных копеек было два вида — московки и новгородки. Кроме того, на территории страны имели хождение немецкие и чешские талеры, голландские левендалеры, ефимки, представлявшие собой те же талеры, но с русской монетной печатью, золотые и серебряные флорины, венецианские цехины, турецкие акче и еще туча всякой иной монеты. А вот русского рубля не было. Ну не чеканили его вообще. Однако, поскольку это работало, причем не так уж чтобы и худо-бедно, я решил сразу ничего не ломать. Но теперь я решил, что пришло время навести порядок в денежном обращении и исправить эту прямо-таки вопиющую несправедливость. Ибо сейчас для сего — самый удачный момент, ведь вследствие операции по ограблению Польши у меня в руках оказался излишек весового серебра и золота где-то миллионов на тридцать, и я совершенно не был способен придумать, каким образом мне потребуется вводить его в обращение в ближайшие пару лет. Так что можно было начать чеканку монеты, не изымая серебро из оборота, а саму реформу провести мягко, допустив на некоторое время параллельное хождение старой и новой валюты, чтобы денежная реформа не стала шоком для моей растущей экономики.
Сама реформа заключалась в следующем. Начал я с того, что облегчил рубль и привел его в соответствие с наиболее распространенной западной монетой — талером. И начал чеканить его в двух металлах — серебре и золоте, равных в пересчете на стоимостный вес чистого металла. В дальнейшем планировалась чеканка золотых пяти- и десятирублевых монет, а также серебряной полтины. Копейка становилась медной, так же как гривенник, алтын и деньга. Причем по весовой стоимости металла планирующиеся к наибольшему распространению медные деньги в реальном стоимостном выражении должны были проигрывать серебру в два с половиной раза. Ну то есть если мерить металл по стоимости на вес, то серебряная полтина должна была равняться ста двадцати пяти медным копейкам… Каковая операция должна была принести в мою казну не менее трех миллионов рублей. Впрочем, кто сказал, что художественное исполнение не имеет цены? Новые монеты должны были стать, по местным меркам, настоящим произведением искусства. Потому что мои монетные чеканы были заказаны лучшим художникам этого времени — Рембрандту, Лорену Клоду, ван Дейку, Пуссену, Рубенсу. Кстати, образцы таковых они резали на камеях из топазов и сапфиров (на что пошли камни с отправленной на переплавку золотой и серебряной утвари). А изготавливать уже непосредственно чеканы должен был Аким из тигельной стали с последующей закалкой и оттяжкой. Так же как и новые станки, способные выдавать до шести тысяч монет в час. Все изложенное давало мне все основания предполагать, что новая монета будет начеканена быстро, не более чем за год, а замена чеканов по мере их износа не будет представлять никаких проблем. И вообще, денежное обращение в стране я окончательно возьму в свои твердые руки. Для чего в Белоозере сейчас строился специальный казенный острог Монетного двора с плавильными печами и монетными станками. А также с двумя рядами стен и специально разработанной мной системой безопасности.
Ну а организация банка должна была, как я надеялся, предоставить мне возможность вообще перевести существенную часть денежного обращения на вексельную схему. Для чего вывезенные из Китая бумагодельные мастера сейчас активно работали над разработкой особенной, с очень сложной рецептурой бумаги, да еще и со специальными невиданно сложными и причудливыми водяными знаками, а тем же художникам по выполнении ими заказа на штампы планировалось заказать граверные штампы для производства многоцветных бумажных векселей на двадцать, пятьдесят, сто, двести и пятьсот рублей. То есть на самом деле это должны были быть уже не векселя, а бумажные деньги, то есть ассигнации, но сего здесь пока еще не знали и пока продолжали именовать их по-привычному. А около сотни дьяков под руководством трех десятков наиболее расположенных к сему бывших выпускников царевой школы,
