обязательно знать, кто такие друиды.
Как и в случае с гейшами, Барабин тоже в принципе это знал. Но он уже достаточно хорошо усвоил, что в королевстве Баргаут и его окрестностях вещи редко называют своими именами. И наоборот, часто и охотно называют чужими.
Так что местные друиды могли оказаться кем угодно.
Несколько успокаивало то, что они — то ли жрецы, то ли маги и поклоняются священному дереву. Это не слишком противоречило исторической традиции.
Кельтские жрецы, носившие имя друидов в незапамятные времена, тоже были не то маги, не то жрецы, и тоже поклонялись деревьям.
Вот только на тех деревьях не росли планеты.
Это особенно сбивало Барабина с толку. Он никак не мог понять, то ли это причуда языка, и «планетами» здесь называются обыкновенные плоды обыкновенного дерева, которое друиды считают священным (наподобие яблони, выполнявшей в раю функции древа познания добра и зла) — то ли у этих друидов такая оригинальная космогония, и они всерьез верят, что планеты, населенные людьми, растут на ветвях некоего Всемирного Древа.
Собеседники Романа, не приобщенные к великой тайне друидов, слышали звон, но не знали подробностей.
Они вообще пребывали в убеждении, что ойкумена плоская и у нее есть край. И что понятие «планета» не имеет к ойкумене никакого отношения.
А по большому счету, им это было неинтересно. О какой космогонии можно говорить, если даже благородные рыцари не могли скрыть своего удивления, узнав, что Барабин умеет читать.
Доблестные воины свято верили в то, что эта великая премудрость доступна только жрецам и магам, а также тем, в чью голову премудрость вложена колдовством. Но плох тот воин, который позволит магу себя околдовать.
Околдованы знанием бывают обычно гейши, которые и приходят благородным воинам на помощь в тех редких случаях, когда надо что-нибудь прочитать.
Правда, Барабин проходил у местных жителей по разряду безродных кшатриев, и его, к тому же, самого считали колдуном, справедливо полагая, что истреблять без колдовства целые народы — занятие для безродного кшатрия непосильное.
Да что там истребление народов. Без колдовства он не ушел бы живым от того дерева, у которого его осадили не то десять, не то двадцать аргеманов.
Встречая разбросанных по лесу людей из отряда майордома Груса, молодой рыцарь с необсохшим на губах молоком раз за разом пересказывал историю своего спасения, присовокупляя к ней и предшествующую битву под деревом. И с каждым разом число участвовавших в битве аргеманов росло.
Играл свою роль и вероломно убитый бароном Дорсетом оруженосец Барабина — сторукий великан без лица. У нормальных воинов таких оруженосцев не бывает — а у колдуна запросто может быть.
И как видно, именно поэтому разрастающийся понемногу отряд рассеянных по лесу баргаутских воинов под утро решил вдруг, что случайно затесавшийся в их ряды колдун в состоянии помочь им избежать окончательного позора.
— Если ты истребитель народов, то что тебе стоит истребить три сотни аргеманов, — сказал молодой рыцарь и остальные стали вторить ему наперебой, потому что никому не хотелось отвечать перед королем за потерю стратегически важного пункта на дороге, ведущей к замку Ночного Вора.
На выручку Роману пришел только седовласый рыцарь, владетель этих мест, который лучше других знал реалии приграничной полосы.
— В этих горах в каждой деревне свой народ, — заметил он. — Есть такие племена, где и сорок человек не наберется.
Истребление сорока человек в глазах баргаутских рыцарей тоже выглядело высокой доблестью, но все же не настолько, чтобы уверовать в победу в случае, если Барабин выйдет против батальона пиратов в одиночку.
Так что рыцари, число которых в группе выросло уже до трех, изъявили готовность встать с истребителем народов рядом.
С оруженосцами и гейшами было сложнее. По долгу службы им полагалось в первую очередь заботиться о своих хозяевах. А рабыни вообще оказались в подвешенном состоянии. Убивая рыцарей, аргеманы захватывали их именные мечи — а значит, получали власть и над боевыми гейшами.
И хотя гейши не были обязаны сами разыскивать новых хозяев, а могли пассивно ждать, пока те предъявят на них свои права, идти с ними в бой было опасно.
Боец, который в любую минуту может перебежать на сторону противника, причем не как предатель, а в полном соответствии с законом и обычаем — плохой союзник и соратник.
А между тем, большую часть стихийного партизанского отряда, во главе которого неожиданно для самого себя оказался Роман Барабин, составляли именно рабыни.
20
На партизанскую вылазку Барабин решился только потому, что успел приобрести в деревне Таугас по меньшей мере троих друзей. Вернее, двух подруг и одного влиятельного союзника.
Считать этого союзника другом Барабину было трудно. Майор Греган был слишком скользким типом, чтобы Роман мог подружиться с ним всерьез.
Иное дело подруги.
Приобретенная в долг рабыня Наида фактически спасла Роману жизнь во время заварухи, возникшей по вине тупоголового оруженосца майордома Груса.
А первую красавицу деревни Сандру Барабин мог благодарить за ее несдержанный язык. Ведь это она пустила гулять из уст в уста легенду о том, что Роман — истребитель народов.
У этой легенды имелись, конечно, и свои минусы. Но плюсов было больше.
Истребителя народов люди Баргаута уважали гораздо сильнее, чем простого чужестранца без роду и племени с иноземными повадками и терранской привычкой задавать дурацкие вопросы по поводу общеизвестных вещей.
У североамериканских индейцев доблесть воина измерялась количеством скальпов убитых врагов. И в Баргауте имело место нечто похожее. Но так как скальпы предъявлять не требовалось, прослыть великим воином было проще.
А великому воину не пристало оставлять в беде своих женщин.
В том, что женщины в беде, не было никакого сомнения. Седовласый барон Бекар высказался на этот счет однозначно:
— Зачем бы ни пришли сюда аргеманы, а без добычи они не уйдут.
О какой добыче идет речь, Барабин догадался уже сам.
С деревни Таугас было нечего взять, кроме разве что вина — но винные запасы изрядно подорвал отряд майордома Груса.
По понятиям землянина двадцать первого века Таугас не представлял большой ценности для грабителей, оккупантов и мародеров. Но Барабин не забыл разговоры с майором Греганом и его односельчанами под вечер у очага.
В деревне была одна бесспорная ценность — красивые девушки. И по обычаям этого мира они были ценностью в прямом, а не переносном смысле слова.
И барон Бекар, как хороший знаток аргеманских повадок, говорил уверенно:
— «Торванга» в этой бухте не застоится. Корабль для аргеманского вождя ценнее собственной головы. Ингер из Ферна не допустит, чтобы его драккар стал королевским трофеем. Он погрузит на судно добычу и «Торванга» уйдет.
— А как они думают выбираться отсюда? — удивился Роман.
— Если аргеманы обещали взять Беркат, они либо возьмут его, либо останутся у его стен, — сказал
