Первая группа выехала с нашего подворья спустя всего десять минут. В середине нее, со всех сторон плотно окруженный ратниками, лежал на носилках Одинец, до самого носа укрытый простыней.
Для вящего сходства я поснимал с Федора все перстни и напялил на пальцы Одинцу, так что в первую очередь в глаза бросались даже не его волосы, а крупные драгоценные камни в золотой оправе, видневшиеся на его беспомощно свисающей руке.
В это время остальные ратники уже проламывали проход через забор и спустя несколько минут должны были отнести настоящего царевича на мое подворье и в Никитский монастырь. С ними должен был отправиться и Дуглас – не оставлять же парня тут.
Чтобы никто не признал Федора по пути, голову Годунова, точно так же как и Одинца, крепко замотали белыми тряпками, слегка смочив их в брусничном соке – эдакие кровавые пятна, просачивающиеся сквозь повязки.
Вдобавок его волосы, чтоб было вовсе не понятно, слегка присыпали мукой – ни дать ни взять седина. Ну и одежонку на него напялили попроще – ту, что скинул с себя мой ратник.
Маскарад не ахти, но я научил Дубца, как отговариваться от любопытных зевак, которые непременно встретятся при переходе по мосту через Троицкие ворота, так что тут можно было быть спокойным, хотя какое, к черту, спокойствие, когда творится такое.
Мы вышли бы и раньше, если бы не старшие моих бродячих спецназовцев, которые прибыли вопреки Игнашкиным словам вначале сюда ко мне за подробными инструкциями, поскольку недоумевали – что им сейчас делать.
Пришлось растолковывать, что начинать надо, едва они увидят нашу процессию, приближающуюся к Запасному дворцу, стараясь незаметно расступиться так, чтоб дорога впереди оказалась чистой, и вдобавок ахать и причитать – мол, теперь, получается, они остались и без царевича.
Ну а дальше недоуменно-изумленным тоном повторять на все лады мои слова, которые я буду произносить, держа речь перед людьми. При этом минимум своих комментариев типа: «Эхма, неужто правда?! Неужто и Федора Борисовича отравили?! Эвон что злыдни-бояре чинят! Однова убить престолоблюстителя не вышло, так они сызнова за свое взялись!»
– А ежели горланить учнут, что брехня все это? – осведомился Лохмотыш.
– Пусть другие ребята шикают на них. Мол, погоди, дядька, горланить, дай человека послушать, а расправу завсегда учинить успеется, вон нас сколько. – И, обрывая дальнейшие расспросы, ткнул пальцем в Игнашку. – Если что неясно, то все вопросы к нему, и слушаться, как меня самого. Считайте, что в ближайшие часы он остался за меня.
Народ, упрямо ломившийся в двери Запасного дворца, поначалу притих, завидев странную процессию, так что нам удалось практически беспрепятственно просочиться сквозь плотную толпу, которая пусть и неохотно, но расступалась перед моими людьми.
Я так и рассчитывал, что не станут они задерживать несущих тяжело раненного Годунова к лекарю. Как-то это уж совсем не по-христиански. Да и оторопел народ – выходит, царевич тоже пострадавший?! Тогда кто отравитель?!
Опять же успели немного поработать языками мои бродячие спецназовцы.
Правда, дальше все пошло гораздо хуже.
Дело в том, что Запасной дворец, как, впрочем, и почти все царские палаты, ограждений и заборов не имел – прямо на улице высокая лестница, ведущая на крыльцо, а на нем дверь на второй этаж.
Дверь, которая в настоящий момент была распахнута настежь...
Это мне жутко не понравилось.
Так, а дальше у нас вход в сени, из которых две двери выводят в разные стороны. Следовательно...
Встречавшему меня сотнику Кропоту я шепнул, чтобы он собрал всех наших людей на одной половине, включая царицу-мать и Ксению Борисовну, а сам вышел обратно на крыльцо.
Окинув строгим взглядом толпившихся на нем людей, я негромко заметил:
– Говорить буду, но вначале... – и указал им на лестницу.
По счастью, среди зевак находилось аж трое моих спецназовцев, которые послушно попятились вниз, увлекая за собой прочих.
– Шумим, люд православный? – скорбно произнес я. – Эх вы... А ведь тут не шуметь – молиться нужно, что за здравие нашего государя, что за здравие престолоблюстителя...
Притих народ, слушает.
Это хорошо.
Начало я, считай, положил, а уж дальше как-нибудь...
– Отравили их подлые лиходеи-бояре на пиру веселом. Рядышком они сидели, из одних блюд одно и то же ели, вот их обоих вместе и...
Но порадоваться мне не дали.
– Да что его слухать, коли он брешет все, латин поганый! – завопил кто-то из задних рядов.
– Это кто ж там не ведает, что я самим государем в православную веру обращен? – сделал я попытку оттянуть неизбежное, но язык логики, доказательств, фактов и аргументов бессилен перед толпой.
Я еще успел поднести руку ко лбу в качестве доказательства, но в этот момент сразу трое, обнажив сабли, рванулись ко мне.
– Дай послухать-то! – возмутился один из моих бродячих спецназовцев, но тут случилось непоправимое.
Ловко подставленная нога Лохмотыша помешала самому первому – им оказался неугомонный крепыш Аконит из холопов Голицына – взлететь наверх, но, поскользнувшись, тот неловко взмахнул саблей. Лохмотыш сумел увернуться, а вот стоящему рядом с ним человеку клинок угодил прямо по лицу.
Острием!
Кровь, истошный крик и безумный рев толпы.
И ведь видели, что я совершенно ни при чем, но в следующий момент, когда толпа с оскаленными рожами ринулась на приступ, убивать полезли именно меня.
Дальше рисковать нельзя. Еще несколько секунд – это я отчетливо успел прочесть на лице Лохмотыша, – и бродячий спецназ, откинув маски, личины, хари и как они тут еще называются, ринется в бой за своего воеводу.
Пятясь к двери, я еще успел увернуться от пары камней и скрылся в сенях, сразу проскользнув в одну из дверей, где стояли мои ратники.
– А чего ждем? – невозмутимо осведомился я у них – только паники сейчас не хватало – и негромко скомандовал: – Баррикада.
Первым вышел из ступора командир спецназа Вяха Засад, сразу принявшись распоряжаться. Далее подключился Кропот.
«Кажется, процесс пошел, – сделал я вывод, глядя на кипучую деятельность гвардейцев. – По крайней мере, за дверь в ближайшие полчаса можно не беспокоиться».
Мало того что она крепка сама по себе, так ее и тараном не взять – негде в сенях разогнаться. К тому же за считаные минуты навалили перед нею изрядно – теперь только бердышами, а это стрельцы, а они за нас... надеюсь.
Плохо было одно – уж очень большое здание. Коль лобовая атака не поможет, найдут лестницы и пойдут в обход. Пускай половины дома у нас уже нет, но и в оставшейся метров сорок, не меньше – попробуй защитить все окна, особенно с учетом того, что здание выстроено в виде четырехугольника, то есть имело в середине небольшой внутренний двор.
Одно радовало – поджечь наш этаж у атакующих не получится. Стены каменные, равно как под нами, так и над нами, но и тут имеется закавыка – есть еще и четвертый этаж, который, собственно, и предназначен для проживания Годуновых, а он обычный, то есть деревянный.
Была надежда, что из страха перед могущим перекинуться на соседние здания пламенем – пожаров на Москве боятся как огня, такой вот незамысловатый каламбур – им не взбредет в голову поджаривать нас в самом Кремле, но едва я успел успокоить себя этой мыслью, как сверху по лестнице опрометью слетел один из спецназовцев.
Этот не бродячий – из боевой пятерки. Глаза навыкате, но сдержался, не орал, не паниковал, докладывая негромко и склонившись к самому уху, чтоб раньше времени никого не напугать:
