попросил еще раз просветить меня в отношении церемоний, кои предстоят мне вскоре после прибытия.
На внешний рейд Бомбейского порта военные корабли встали в два часа пополудни. Бывший португальский форт уже занимал русский гарнизон, хотя его численность пока еще не превышала одной роты. Пушки его были старыми, годными скорее на переплавку, и именно вследствие этого португальцы не стали забирать их с форта. Так что в данный момент форт токмо лишь смотрелся грозно. Ну да сие было делом поправимым. На военных кораблях приплыло два стрелецких полка из состава тех войск, кои дрались со шведами в Лифляндии, а после были выведены в гарнизоны для отдыха и пополнения, ну и для обеспечения того, чтобы, в то время как русская армия громит шведов на Севере, никто иной не вздумал покуситься на русские границы в каком ином месте. К тому времени как стала готовиться сия экспедиция, эти полки уже были полностью укомплектованы, их личный состав успел хорошенько отдохнуть, а царю- батюшке стало понятно, что война выиграна, враг совершенно разбит и сии части можно безопасно изъять из крепостных гарнизонов. Ежели какой враг и покусится на русские границы, его есть кому встретить и без сих двух полков… Также на кораблях эскадры базировался сводный казачий отряд числом в шесть сотен сабель, составленный из тех сорвиголов, коим оказалось мало Северной войны и оне желали еще повоевать в дальних странах, и три роты пушкарей крепостной артиллерии.
А в трюмах заместо балласта лежало сорок чугунных крупнокалиберных пушек, предназначенных для замены древних португальских орудий форта. Оные вместе с пушкарями были просто сняты с двинских крепостей и отправлены сюда. Все одно никакой войны с поляками, границу с коими прикрывали эти крепости, в ближайшие лет десять ждать было нельзя. Многие говорили, что сия и вообще ноне невозможна, но царь в этом отношении всегда был осторожен, посему при разговоре с адмиралом Лабушкиным упомянул именно этот срок. Сказав, что-де за десять-то лет двинские крепости пушками точно пополнить успеет. Даже при том, что также надобно было обустраивать новые земли — Лифляндию и Финляндию, на месте которых были образованы четыре губернии: Усть-Двинская, по имени нового города, чьей частью теперь должна была стать старая Рига, Юрьевская, Варьяжьеморская, как теперь именовалось поселение, возводившееся на месте дотла сгоревшего Гельсингфорса (ну да меньше опасности новой вспышки чумы), и Кабовская. Города строить, крепостями укреплять, людишками заселять…
Купеческие же корабли немедленно встали под разгрузку. С купцами же ведь как оно — многоопытному купцу время дорого. Чем быстрее товар бо деньгу в оборот пустил, тем быстрее она прибыток приносить зачнет. Какой товар здесь, в Индии, с наибольшей выгодой продать возможно, русские купцы уже знали. Чай, не первый год здесь торгуют…
Бомбей был городом новым, своего раджи, то есть как бы, если по-русски считать, местного князя здесь не было, но граничил с землями, таковых имеющими. Хотя все они стояли под рукой султана индусского, Великим Моголом именуемого. Так вот, один из местных раджей прислал адмиралу приглашение посетить его летний дворец неподалеку от Бомбея. Поелику царь-батюшка повелел к местным властям подходить со всем вежеством, адмирал Лабушкин отправился в гости на следующий день. Ругаясь сквозь зубы, поскольку дел на эскадре было еще море морское. Вслед за купеческими встали под разгрузку и военные корабли, выгружая стрельцов и пушки. Разгруженные корабли надобно было ставить на кренгование, чистить обросшие за время долгого путешествия днища. Потому как открывать охоту за пиратами с той скоростью полного хода, кою показывали обросшие корабли, было только курам на смех. Однако политес есть политес. Адмирал взял толмача, сержанта-драгуна из бывших школьных отроков, владеющего индусской речью, а также дьяка, прикомандированного к нему Посольским приказом, и двинулся во дворец раджи. «На хозяйстве» оставил капитана Собню, коий командовал его флагманским галеоном «Три святителя».
Пока ехали — глазели по сторонам. Сразу по выезду из порта за коляской, коя досталась местному капитану порта в наследство от португальцев и была реквизирована адмиралом для представительских нужд, мгновенно увязались чумазые и почти голые индийские мальчишки. Галдя, они бежали за коляской, протягивая тощие ручонки и прося что-то пронзительными голосами. Впрочем, чтобы догадаться, что же такое они просили, особого ума было не надо. Уж больно выразительно выглядели их тощие фигуры…
До дворца раджи, представлявшего собой разительный контраст с хижинами, кои лепились вокруг припортового района (в большинстве своем и стен-то не имевшими, циновками занавешивались), добрались где-то через полтора часа. Адмирала встречали. По обеим сторонам роскошно украшенной лестницы выстроились три десятка дюжих молодцев с обнаженными кривыми мечами и копьями. Они ничем не напоминали тех индусов, коих адмирал мог наблюдать на улицах, по которым только что проехал. Впрочем, когда десяток казаков конвоя, восседавших на довольно худосочных лошадях, обнаруженных в конюшнях форта, спешившись, выстроились у коляски адмирала, то в своих лохматых папахах и парадных кафтанах (атаман казачьего отряда как раз по наиболее справной рухляди и отбирал) выглядели они не менее представительно. Да и ростом и статью казаки сим воинам ничуть не уступали…
Встретивший их на верхней площадке лестницы толстяк в роскошных одеждах оказался вовсе не раджой, а его старшим евнухом и кем-то вроде управляющего дворцом раджи. Хотя одет был куда как богато. Одежды — сплошной шелк, пальцы и рук, и, вот ведь диво, ног — перстнями унизаны. Когда адмирал добрался до верхней площадки лестницы, евнух поклонился и разразился длинной и явно цветистой фразой. Адмирал чуть повернул голову к толмачу. Тот вполголоса произнес, слегка запинаясь:
— Мой господин счастлив приветствовать великого русского морского начальника в своем дворце и с нетерпением ждет его в своем парадном зале.
Адмирал нахмурился. Понятно же, чего раджа ждет. Не адмирала, а подарков. Душ Сантуш ему про местные нравы много чего понарассказывал. Потому как хоть в подобные высокие сферы португалец был и не вхож, но знал про сии нравы весьма много. Ну да подарков-то Пахом привез. Для чего и конвой-то брал. Не себя ж охранять… Однако вслух никакого неудовольствия не выразил. Лишь попенял толмачу:
— Что-то ты, братец, толмачишь слабо. Али учился плохо?
Драгун виновато понурился.
— Так ведь опыту-то никакого, господин адмирал. Да и давно учил-то. Пять лет прошло, как последний раз по-индусски говорить пришлось. Позабыл уже малеха. Исправлюсь…
Адмирал кивнул. Индусский язык входил в перечень языков Посольского приказа, обучение каковым в государстве особливо поощрялось. Всего таковых было двадцать. И если говоривших на латыни, греческом и подавляющем большинстве европейских языков можно было отыскать среди разных слоев населения, то знатоки таких языков, как индусский, китайский, корейский, ниппонский, монгольский и арабский, встречались почти исключительно среди выпускников царевых школ. Лишь там имелись необходимые преподаватели. Для отыскания преподавателей ниппонского письменного специально человека к казачкам на Эдзо отсылали, с письмом о поспособствовании. Ибо разговорный-то в царевых школах уже преподавался, хоть и учили его, дай бог, человек тридцать, а вот с письменным была беда. Разговорный прознали от тех же пленных, коих казачки понахватали, но оне все поголовно оказались неграмотными…
Раджа принял их в огромном зале, стены коего были украшены причудливой каменной резьбой, пол, покрытый полированными плитами из камня разной породы, представлял собой вычурную мозаику, а поверх нее был брошен многоцветный шелковый ковер. Вдоль стен были расставлены кованые золотые курильницы и столики из мрамора, лазурита и порфира, на коих стояли золотые же искусно выполненные чаши, украшенные крупными и помельче драгоценными камнями. Сам раджа восседал на массивном, величественном троне, рядом с которым стояли два индуса с огромными опахалами из птичьих перьев. Эти двое были больше похожи не на людей, а на виденную адмиралом на Дальнем Востоке китайскую игрушку, фарфорового болванчика, чья голова была прикреплена к фарфоровому тельцу очень подвижно. Стоило чуть тронуть голову, как она принималась качаться из стороны в сторону. У этих головы были неподвижны, зато руки работали мерно и непрерывно, будто у болванчика.
Шедший впереди евнух, войдя в залу, тут же согнулся в три погибели, а едва ступив на шелковый ковер, распростерся ниц перед господином. Адмирал недовольно поджал губы. Он не шибко одобрительно относился к людям, добровольно демонстрирующим самоуничижение.
— Переводи, — бросил он толмачу-драгуну. — Государь мой, царь Федор II Борисович Годунов, шлет тебе, раджа, свое благоволение. И выражает надежду, что ты с русскими, коим твои прежние друзья португальцы заботу о торговле с твоей землей по обоюдной договоренности вручили, в таких же дружеских отношениях будешь. — Адмирал сделал паузу и, дождавшись, пока толмач переведет, закончил: — А тако
