этому научишься?
– Хучь и не в селе воспитана, это ты верно подметил, а кой-чего умею, – сообщила старуха, убирая пустую миску и жбан с самогоном. – Об этом гутарить нельзя, да больно ты мне приглянулся, отчего с добрым человеком не покалякать. Тем паче парень ты прохожий, сегодня есть, а завтра и нет. Перед тобой душу открыть не боязно. Это здешние недоумки меня знать не хотят. Боятся и не любят. Ну да леший с ними. Сами по уши в говне измазаны. Ведовской науке я научилась у бабки своей. Мы, знаешь ли, курские. Это уж потом в Юзовку перебрались. Бабку, понимаешь, в деревне тоже не терпели. Убить даже хотели. Наговаривали на нее всякое. Будто заломы на полях делает…
– Какие такие заломы?
– Или не слыхал? На пшеничном поле или там на ржаном колосья согнуты и надломлены. Вроде кружок, а в нем стебли спутаны, только в центре несколько целых торчит. Так вот, кто сожнет залом – помрет, кто съест хлеб из муки от заломов – тоже помрет, а если солому из залома постелить в хлеву– скотина околеет. Вот на бабку мою и наговорили, будто она этим делом занимается.
– Может, не без оснований?
Салтычиха оставила реплику Павла без ответа.
– Вот бабуська и передала мне свои знания, – продолжила она. – Хорошая была старушонка, только помирала тяжко. Мучилась очень. То с кровати соскочит, на пол грохнется, то на карачки встанет и давай мяукать. Ужасть прямо.
– Чепуха!
– Как это чепуха?
– А так. Брехня. Не верю я в нечистую силу. Человек страшнее любой нечисти. Такое вытворяет, куда там черту.
– Дак черт его и водит. А ты думаешь, сам он, что ли, дурковать начинает? Беси подначивают. Вот у нас на Шанхае на днях тоже объявились.
– Черти, что ли?
– Кто их знает. Мальчонка один ни с того ни с сего помер. Вроде гадюка укусила. Не успели схоронить, стал домой являться.
– Ну ты даешь!
– Погоди смеяться. Могилку его раскопали, а он лежит жив-живехонек.
– Мура.
– Сам ты – мура! Кол в грудь забили, а оттуда кровища как хлыстанет. Свежая кровища…
– Лично видела?
– Сама не бачила, но старики, которые раскапывали могилу, врать не станут. Не такие люди. Потом в дом к родне сунулись. Где покойник, значит, проживал. И те все тоже упырями стали.
– Кем?!
– Упырями, которые кровь из живых сосут.
– Ну и дела у вас творятся. Бежать отсель надо, пока мертвец не вцепился.
– Ты послушай дальше. Народ решил эту нечисть извести. Выволокли на свет, так они шипеть начали, чистые змеи. Сама видела.
– Ну а дальше?
– Пристукнули их.
– Неужели убили? Расскажи кому – не поверят.
– И хату сожгли.
– Дела!
– И вот что тебе еще скажу. В семейке этой двое взрослых было, отец да мать, а ребятенков трое. Один, значит, помер, другой в пожаре сгорел, а девчонка старшая так и пропала. Ни среди живых ее нет, ни среди мертвых. Куда, спрашивается, делась?
– А, по-твоему, куда?
– Затаилась, видать. А по ночам выходит и по поселку рыщет.
Павел в сомнении почесал затылок:
– Не верится что-то.
– Это уж как угодно. За что укупила, за то и продаю. И вот еще какая оказия. Был тут один мильтон. Хохлов по фамилии. Житья, понимаешь, не давал. За самогонку эту гонял, да и так… И вдруг пропал.
– Куда, интересно?
– Кто его знает.
– Замочили, может, деловые?
– Дураков нет кипеш из-за мильтона поднимать. Себе дороже. Никто его не мочил.
– Да что же с ним тогда случилось?
– Думаю, тоже…
– Ты все какими-то загадками выражаешься. Тоже… оно же… Ничего не пойму.
– Мильтон, видно, с мальчишкой хотел разобраться. Ему скорее всего доложили местные стукачи: мол, бродит нелюдь. Он, как и ты, не поверил. Ну и напоролся.
– Убил его, что ли?
– Не убил, а укусил. Мне бабуська-покойница рассказывала про нечисть. Упырь что оборотень, может принять любой вид, хоть собакой перекинуться, хоть мышью. Запираться от него нет смысла, в саму махоньку щелку проскользнет. А убережение одно – хреста православного он опасается. Если, скажем, на двери дома выжечь хрест свечкой, принесенной из церкви в четверг на страстной неделе, не сунется… А может, и сунется, кто знает. Чеснок, говорят, еще помогает. Но если упырь кого укусит, тот сам в упыря и оборотится. Так и с мильтоном, должно, случилось.
Читатели, наверное, уже поняли, что Павел вовсе не был странствующим точильщиком, а работал в милиции, хотя и совсем недавно. Жизнь его ничем не отличалась от тысяч жизней молодых комсомольцев, приехавших в Соцгород, как говорится, по зову сердца. В этих словах нет ни капли иронии. Большинство комсомольцев прибыли сюда не за длинным рублем, не в надежде получить тепленькое место, а именно горя желанием принять участие в величайшей стройке страны.
Биография у Павла Родюкова была самой обычной. Родился и вырос в Рязани. Работать начал учеником слесаря в тамошних железнодорожных мастерских. Потом – армия, где он и вступил в комсомол, а демобилизовавшись, попал в Соцгород по комсомольской путевке. На работу в милицию получил направление в горкоме комсомола после разговора с инструктором.
– Ты, я вижу, парень не промах, – заявил инструктор. – Тем более действительную проходил в погранвойсках. Давай-ка в угро[17]. Там толковые и крепкие ребята ой как нужны.
– Но я бы хотел по специальности, – попробовал возразить Павел. – К инструменту руки тянутся.
– А у классового врага и разного несознательного элемента руки тянутся к народному добру. Хулиганы и пьяницы еще не полностью изжиты из социалистического быта. Вот, к примеру, – инструктор взял со стола городскую газету, – «На гражданина Золотейчука, проходившего по территории щитового городка, напали трое неизвестных, отняли у него карманные серебряные часы и денежные документы на сумму 5 с половиной тысяч рублей…» Читаем дальше: «У гражданки Жидковой, проживающей на деревообрабатывающем комбинате (барак № 2), похищены домашние вещи на 400 рублей». Или вот еще: «У Петровых из сарая уведена корова».
Павел хмыкнул.
– Ничего тут смешного нет, – одернул его инструктор. – Корова – это, конечно, мелковато, но в городе случаются вооруженные ограбления и убийства, спекуляция имеет место быть. От подобных фактов никуда не деться. Обстановка с преступностью сложная. И коли ты настоящий комсомолец, то должен отправиться на передний край борьбы за здоровый быт, а не разводить бузу. Вот тебе направление, дуй в угро.
Без особой охоты пошел Павел Родюков в горотдел милиции, где был встречен с превеликой радостью: молодой, крепкий, имеет восемь классов образования, к тому же бывший пограничник.
И вот первое серьезное задание: разобраться с ситуацией на Шанхае.
Нужно отметить, оно пришлось Павлу по душе. Выдавать себя за разбитного паренька-точильщика ему явно нравилось. После разговора с Салтычихой, которая тут же куда-то убежала, Павел прилег на топчан и
