баронского загашника извлекались всевозможные припасы, и, как оказалось, в этом загашнике имелись и мясо, и птица, и благородные вина.
— Ах, сволочь! — возмущался Адаш, имея в виду барона. — Восемнадцать дней кормить благородных гостей одной рыбой и поить родниковой водой, когда у него и мясо, и винцо припрятаны.
— Так ведь пост, — подзадорил его Сашка, — что ж ты хочешь…
— Какой еще пост… — пуще прежнего разошелся старый рубака. — Для воина постов не бывает! Я когда начинал службу, у нас поп был. Так тот так и говорил: как мечом препоясался, так забудь про всякие посты. Не-эт, я тебе скажу, государь, не русские здесь они. Ты себе можешь представить русского человека, который бы так подло гостей привечал? А? Да русский человек рубаху последнюю снимет, а гостя накормит от пуза. Нет, не русские они. Столько десятков лет живут среди норгов и свеев, что сами уже стали такими же, как эти норги и свей. Так… Язык еще помнят, а нрав уже совсем другой. Да ты возьми хотя бы баронских дружинников. Тоже ведь мнят себя русскими. А говорят по-русски через пень-колоду. Да и как иначе? Ведь у каждого из них и мать, и бабка норгского племени. А начало их роды берут от тех незаконных ублюдков, которых баронов дед местным бабам настрогал. Тоже мне дворяне… Нет, ты как хочешь, государь, а я за пределами Руси жить не согласен. Я лучше вон на Брянщине землицу получу да сам пахать ее буду. Может, повезет, сманю у кого-нибудь крестьян да сдам им землю в аренду. И то лучше, чем иметь крепостных рабов да за каменными стенами от них прятаться. А ты заметил, что барон без пяти дружинников из замка и не выезжает? Заметил? То-то. Боится он их, смердов своих. Презирает и боится.
«А ведь верно подметил Адаш, — сообразил Сашка. — Сколько ехали по Руси — нигде бояре от крестьян за стенами не прячутся. А в Западной Европе дворянские замки — это убежища захватчиков, где они вынуждены сторожиться местного населения».
А гости меж тем прибывали. Каждого из них барон представлял Сашке и Адашу, бывшими сегодня «гвоздем» вечера. Барон Бьорклунд сиял и лучился, являя собой образчик человека, у которого в жизни не то чтобы все хорошо — нет, у него все просто-таки отлично.
Всего за стол уселось человек сорок. Сашку и Адаша барон усадил на самые почетные места, и застолье началось со здравицы, провозглашенной в их честь хозяином. Потом пили за здоровье великого князя Владимирского, за великую княгиню и их деток, за святую Русь и ее доблестное воинство… Вино лилось рекой. А потом явились развлекать гостей музыканты, и подвыпившие гости ударились в пляс.
Сашка, исподтишка наблюдая за происходящим, невольно сравнивал обычаи и манеры этих русских людей и тех, которые жили на родине. И не мог не признать правоты Адаша. Эти, норвежские и шведские, русские своими повадками походили, скорее, на Сашкиных современников, людей двадцать первого века, а не на своих соплеменников, живущих на родине. Они были более суетливы, что ли, и менее чопорны. И — более демократичны, но только между собой. К местному населению они относились совершенно иначе. Сашке довелось услышать, как барон жаловался своему соседу: «Уж сколько лет мы этим скотам несем слово Христово, а они тайком продолжают исполнять свои дьявольские обряды. Не дале как вчера поймал пятерых в лесу. Устроили там тайное капище. Поклонялись своему идолищу деревянному и мазали губы ему кровью. Пришлось схватить их и бросить в подвал. Завтра буду публично наказывать. А идолище поганое мои люди изрубили и сожгли».
После танцев барон пригласил гостей во двор — смотреть представление заезжих актеров. Это была пьеса о том, как брат убивает короля и женится на его вдове, а сын убитого начинает мстить за отца. «Видимо, расхожий сюжет для Средневековья», — заключил Сашка, вспоминая «Гамлета». Но местная публика явно не была поклонницей Мельпомены. С середины спектакля ближайшие соседи начали откланиваться и собираться домой, ссылаясь на позднее время. Театральное представление было скомкано. Напрасно уговаривал их барон задержаться и дождаться того самого сюрприза, который он заготовил гостям. Но гости были непреклонны, решив ночевать у себя дома, а не в гостях у барона.
И тогда барон, слегка раздосадованный тем, что ему подпортили сценарий вечера, все-таки отдал команду, и вслед выезжавшим за ворота замка гостям с одной из башен полетели в ночное небо фейерверки. Все, и те, кто остался, и те, кто уже выехал из замка, пораскрывали рты, глядя на такое роскошное зрелище. Кое-кто крестился и приговаривал: «Свят, свят, свят». Сашка же мысленно задал себе вопрос: сколько же богатых торговых кораблей попало в ловушку к этому пройдохе, барону Бьорклунду?
— Государь, — толкнул его локтем в бок Адаш, неотрывно смотревший вверх, туда, где разрывались яркие звезды фейерверков, — это что ж такое будет?
— Это порох. В основном. Пороховой заряд плюс кое-какие добавки, которые, сгорая, образуют подобие звезд.
— Порох? Гм… Важная штука, — покачал головой Адаш. — Слышать раньше доводилось, а вот видеть своими глазами — нет. Слушай, государь, а в нашем, военном, деле его как-нибудь приспособить можно?
— Еще как!
— Гм… Толковая штука. А где его добывают? Не сказывал этот твой учитель Манасия?
— Его не добывают, Адаш. Его делают алхимики в своих лабораториях.
— Где-где?
— В лабораториях.
— А-а…
Весь остаток вечера Адаш промолчал, видимо размышляя о полезных свойствах пороха и его применении в военном деле. Первыми его словами, сказанными после длительной паузы, были:
— Дверь подопри, государь.
— Зачем? — легкомысленно спросил Сашка, залезая под одеяло. Когда барон поселил их у себя в замке, они поставили условие, что спать будут в одной комнате и что комната эта будет запираться. Каждую ночь осторожный Адаш, опасаясь вероломства барона, не только запирал замок на ключ, но и подпирал дверь солидным брусом. Это была гарантия того, что они не будут застигнуты врасплох во время сна. — У барона уже нет причин нас опасаться. К тому же он показал нас всем соседям. Не будет же он после этого пытаться нас убить. Да и… Он скорее мошенник, чем убийца.
— Да? А куда же интересно подевались моряки со всех тех судов, которые он ограбил? А судя по содержанию его кладовки, пограбил он немало.
— Ну… Здесь ты, наверное, прав… Хотя может быть всякое. Но увидишь, утром он не только не будет нам препятствовать, но и даст и коней, и проводника, и припасы.
— Ничего. Береженого Бог бережет. — Адаш выбрался из постели и подпер дверь брусом точно так же, как делал это предыдущие семнадцать ночей, проведенных «в гостях» у барона Бьорклунда.
XVII
Сашка проснулся среди ночи с таким чувством, будто кто-то только что, дотронувшись до его плеча, шепнул на ухо: «Проснись!» Откинув в сторону одеяло, прислушался, перед тем как встать с кровати. Тихо, спокойно, нигде ни звука, даже море не шумит сегодня за закрытым окном. Но то самое пресловутое чувство опасности, которому он привык доверять, гонит его из теплой постели, заставляя подняться на ноги.
— Адаш, — негромко позвал Сашка.
— Что… Да, государь. — У старого солдата был чуткий сон. — Что случилось?
— Ничего пока не случилось, но, чувствую, готовится что-то нехорошее. Поднимайся. — Сам Сашка уже оделся и сейчас натягивал сапоги. — Наши вещи…
— Давно собраны. Деньги в целости. Перед сном проверял. Бери сумки на плечо, меч в руку — и вперед.
— Отлично. — Сашка открыл окно, выходящее на море и поглядел вниз. Темно хоть глаз выколи. Облака черно-серой пеленой затянули небо, скрыв от глаз и луну, и звезды. Он перешел к другому окну, выходящему во двор замка. Вроде бы все спокойно. Но тут Сашке показалось, что от воротной башни через весь двор метнулась какая-то тень, через десяток секунд еще одна. — Адаш, — позвал он. — Глянь-ка сюда.
