— Не волнуйся! Со мной — выпустят! — Моя уверенность отнюдь не была показной: ведь с санитарами я договорился заранее…
Получив выписной лист, я направился отметить его у военного коменданта госпиталя капитана Лютца.
Капитан встретил меня весьма приветливо, и мы мило поболтали о всяких пустяках, присущих лазаретной жизни. Зарегистрировав выписку, комендант забрал у меня выписной лист и под расписку вручил предписание. На этом мы и распрощались.
Перед уходом я зашел в палату к Литусу.
Генрих увлеченно играл в шахматы с доктором Финком. В последнее время они очень подружились, чему я был несказанно рад. Теперь моему другу будет не так скучно коротать время в нашей уютной маленькой палате. Все потому, что, пока я долечивался на дому, к Литутсу подселили тяжелораненого офицера-пулеметчика. Бедняга был ранен в шею и для полноценного общения никак не годился ввиду временной неспособности говорить.
— Здравствуйте, господа!
— Здравствуй, Саша! — обрадованно вскинулся Генрих.
— Добрый день, Александр Александрович, — поприветствовал меня Финк.
— Я вижу, что вы с толком проводите время?
— Да. Теперь у нас с Якобом Иосифовичем ежедневный турнир! — похвастался Литус.
— И кто выигрывает?
— Двенадцать против семнадцати в пользу поручика! — с притворным сожалением посетовал доктор. — Но возможности для реванша я не исключаю!
— Получил предписание? — живо поинтересовался Генрих.
— Вот! — Я достал из нагрудного кармана свернутый листок.
— И что там?
— Полюбуйся сам! — ответил я, протягивая другу бумагу.
Едва выйдя от Лютца, я тотчас же развернул предписание с целью узнать свою дальнейшую судьбу:
«Ноября 1-го 1917 года подпоручику фон Ашу А. А. прибыть в распоряжение штаба Московского гарнизона. Генерал от инфантерии П. Д. Ольховский».
Никаких неожиданностей. Все банально и предсказуемо. Чего-то подобного я и ожидал, наблюдая дома преувеличенное равнодушие отца и спокойствие мамы в преддверии решения эвакуационной комиссии. То есть подсознательно я чувствовал некоторую неестественность, но, занятый самокопанием и историческими изысканиями, не придал этому значения.
Вывод напрашивался сам: «Папа похлопотал».
4
Из здания штаба Московского военного округа на Пречистенке я вышел, будто заново родившись.
Авантюра моих родственников, призванная оградить меня от фронта, завершилась для меня наиболее благоприятным способом. По дороге сюда я больше всего опасался, что именно здесь мне и предстоит служить, а штабы и штабных я еще с прошлой жизни на дух не переношу. Да и тянуться и щелкать каблуками с видом «чего изволите» — это тоже не мое!
Казалось бы, пробыл тут всего каких-то полчаса, а уже рука устала честь отдавать — военных тут избыток, особенно начальников.
Слава богу, что у меня теперь иная судьба: запасной батальон родимого Московского 8-го гренадерского полка.
Несмотря на сильный холодный ветер, я решил прогуляться по Волхонке до Кремля, проветриться и поразмышлять.
Конечно, спасение меня от ужасов войны для родителей было задачей номер один, особенно в свете того, что за неполных два месяца на фронте я дважды был на волосок от смерти. В том, что отцу было под силу решить мою дальнейшую судьбу, я нисколько не сомневался: статский советник, согласно «Табели о рангах» — это нечто среднее между полковником и генерал-майором. К тому же папа — чиновник Военного министерства.
Удивительно другое: как он тонко меня просчитал!
Ведь очевидно, что служба при штабе у меня, скорее всего, не сложилась бы! Хотя с точки зрения любого родителя — сие есть предел мечтаний. Отец поступил мудрее и учел мой прошлый характер и те его изменения, которые он наверняка приписал нахождению во фронтовой обстановке.
Протекция вышла удачной во всех смыслах — я опять в строю, в своем полку, и при этом дома.
Надо будет поблагодарить его, желательно тет-а-тет… Ведь маме ни к чему лишний раз волноваться!
Черт! Как же неудобно ходить с шашкой на боку! Приходится придерживать ее левой рукой, чтобы эта «селедка» не путалась в ногах. Однако надо привыкать — здесь не «полевая обстановка» и ношение данного аксессуара теперь обязательно.
Зато выгляжу теперь как на картинке: шинель с башлыком, шашка, фуражка и пистолет в кобуре.
Особенно резкий порыв ветра заставил меня поежиться — хорошо, что матушка заставила меня поддеть под китель безрукавку из козьего пуха. Мне еще простудиться не хватало!
Незаметно для себя я дошел до Публичной библиотеки, которая размещалась в доме Пашкова, и остановился в нерешительности.
И куда бедному подпоручику податься? Разве что в Александровский сад? А потом пройтись до Исторического музея и свернуть направо — на Красную площадь? Там, у памятника Минину и Пожарскому, есть стоянка извозчиков.
Решено!
Итак, на чем я там остановился? Папа — молодец, а шашка — на хрен не нужна?
М-да… Глубока и извилиста мысль русского офицера, который к тому же и российский юрист…
Итак, что меня ожидает на новом месте службы?
Скорее всего, что очередной геморрой — в переносном смысле этого слова. Запасные части, по воспоминаниям современников, — это редкостное болото. Старшие офицеры — сборище посредственностей. Унтеры — редкостные садисты, а солдаты — угрюмое быдло. И снабжение — в целом хреновое.
Мечта идиота!
Теперь опять почему-то начинаю думать, что фронт — это наилучший выход… Как вспомню пополнение, которое мы получили после взятия Штрасбурга, сразу хочется сначала напиться, а потом — застрелиться!
Можно и наоборот — сначала застрелиться. А ведь мне наверняка придется со всеми этими запасниками возиться! Типа «сено-солома-шагом-марш» — и учить, с какой стороны держаться за винтовку!
Ладно! Поживем — увидим!
Сейчас возьму извозчика — и за Генрихом, в Грузинский!
Поедем в ресторан праздновать мое новое назначение. Надо только подобрать что-нибудь на первом этаже и без ступенек, чтобы ему на костылях можно было войти.
5
