– Э-э-э… Не знаю палату. На «бугатти» ездит.
– Куда ездит? – вежливо уточнил голос.
– Э-э-э… в торговый центр. «ПРИНЦ-ПЛАЗА».
– Вампир – в «ПРИНЦ-ПЛАЗА»?! Вы с ума сошли!
Услышать такое утверждение от дежурной по психбольнице было неприятно.
– Вампиры не шопятся в «ПРИНЦ-ПЛАЗА». Может, в Третьяковский проезд? – допытывалась дежурная.
Император зажал ладонью трубку и сказал приятелям:
– Я вот сейчас не понял: это кто кого троллит? Она меня или я ее?
– Вам, конечно, виднее, но я сам его там видел… А что, в Третьяковском проезде есть магазины? – спросил он у дежурной. – Это ж просто проезд… арка…
– А? – удивился голос. – Вообще-то интервью с вампирами у нас расписаны на несколько лет вперед. Вы у нас аккредитованы? Как ваша фамилия? – вдруг строго и даже сварливо осведомились из трубки.
Вспотевший от напряжения Император не выдержал и прервал звонок. Но телефон неожиданно ожил.
– Добрый вечер, господа, – раздался ровный мужской голос, – раз уж вызвали вы, то ставки пари предлагаем мы. Полагаю, что это справедливо.
Гонщики и геймеры переглянулись. В глазах читалось изумление. Вова Еловый нервно заерзал на стуле.
– А что это вы нам телефон психбольницы подсунули? – сердито спросил Император.
– Психбольницы? – удивился собеседник. – А! Это же автоответчик.
– Как это – автоответчик, когда она со мной разговаривала? – разозлился геймер.
– Вы уверены? О чем?
Вопрос был задан с такой интонацией, что ссылаться на свидетелей Императору расхотелось, а уж пересказывать содержание разговора и вовсе не стоило.
– Итак, – продолжил бесстрастный голос, – вы кладете на вновь открытый счет один миллион американских долларов, мы кладем два. Но если вы проигрываете, то мы не только получаем ваш миллион, но и пьем вас. Не по общему зачету, а в каждой паре. В качестве рефери будет выступать ГИБДД. Дату можете выбрать на свое усмотрение. Всего хорошего, господа ездуны, – закончил собеседник и отключился.
Оскорбительное «ездуны» привело стритрейсеров в чувство.
– Капец! – вырвалось у Елового.
В «Плове» повисла напряженная тишина. «Стрижи» были подавлены, зато в глазах геймеров читался азарт новой игры. К тому же им, как всегда, ничего не угрожало в реале.
– Так, не ссать! – первым опомнился Кузьма. – Я считаю, что надо уравнять ставки. Вызывай еще раз! – велел он Императору.
– Слушаю вас внимательно.
– Значит, так. – Кузьма изо всех сил старался совладать с голосом, но тот его предательски подводил. – Предлагаю уравнять степень риска. Кладем по миллиону, но в случае проигрыша вы убираетесь из Москвы.
Кузьма даже представить себе не мог смертельный характер этой ставки для вампиров.
– Мне нужно посоветоваться, – ответил Уар после паузы и отключился.
Стритрейсеры выдохнули и заулыбались. Им неожиданно удалось перехватить инициативу, и они перестали чувствовать себя униженными. Хотя где-то в душе у каждого скребли кошки. В случае парных гонок каждый отвечал за себя.
Уар поцеловал руку Маше, исполнившей роль автоответчика, и позвонил Параклисиарху.
27
Загул исстари считался в Москве делом почтенным. Трактиров во все времена здесь водилось множество. Публика любого достатка могла найти себе место по вкусу и по карману. Гуляли с беспредельной удалью и широким размахом. И никакие катаклизмы не смогли изменить московские нравы. Комьюнити, озабоченное доступом к телу чистой публики, способствовало выделению и концентрации пригодных к употреблению в специальных местах. С этой целью оно открывало чистые трактиры с качественной едой, натаскивая трактирщиков, а позднее и рестораторов. Особенно удачным получился в свое время трактир Егорова, что просуществовал более ста лет в Охотном ряду. Поесть блинков, изготовляемых блинщиком Ворониным, охочих было множество. Средоточием чистой публики был и Большой Патрикеевский трактир на Воскресенской площади. Здесь угощали обедами высочайших иностранных особ. А самым популярным оказался трактир Гурина.
Самой рискованной среди членов комьюнити гастрономической шуткой считался «борщ» – обманка, изготовленная из крови овощей. Что и закрепилось в лексиконе: когда комьюнист хотел сказать, что кого-то обманули, он говорил: «Борщ тебе, а не Анфиса!» Словосочетание «накормить борщом» означало «обмануть». Со временем слово «борщ» и вовсе перешло в разряд ругательств. О потенциальных отступниках, отщепенцах и извращенцах говорили: латентный борщ. И никогда ни один ресторатор Москвы не рискнул бы предложить борщ членам комьюнити.
Чистую публику соблазняли и завлекали также местами для променада. Выдавив с Кузнецкого моста кузнецов, комьюнити устроило там магазины с модными товарами и предметами роскоши. Гламур был изобретением Уара – самым эффективным средством возгонки ПРА. Сейчас уже не увидишь на улицах Москвы чистой публики: вся она давно передвигается в автомобилях от порога до порога и клубится в специально удобренных местах – рассадниках гламура.
На углу Большой Дмитровки и Охотного ряда находилось здание Благородного собрания. В большом зале московское дворянство широко, по-барски, принимало государя императора, устраивало балы и симфонические концерты, привлекавшие цвет московского общества. Это была самая чистая публика из имеющейся на Москве. Комьюнити не злоупотребляло высшим московским обществом, но и не отказывало себе в деликатесной трапезе.
Обряд инициации Внука совпал с первым балом небезызвестной Натальи Ростовой, которая влюбилась в юношу без памяти. Внук не мог представиться барышне своим настоящим именем, поскольку это неминуемо привело бы ее к тяжелому психическому расстройству. Невозможность развития отношений между ними вынудила Наташу Ростову к многочисленным субституциям Уара в виде Андрея Болконского, Анатоля Куракина, Пьера Безухова. Дед запретил Внуку
С годами процесс пития обретал в Москве новые формы и новое содержание. Не менялись только поведенческие стереотипы: пили и пьют по-прежнему напоказ. В свое время Матисс, выполнявший по заказу панно для особняка Щукина на Знаменке, был приглашен своим заказчиком в Москву. Из Москвы художник писал приятелю во Францию: «Как шикарно жить в Москве! Здесь кутят с вечера до утра, эта жизнь – настоящая жизнь. Благодаря этому у города есть свое лицо и образ примитивный, совершенно прекрасный и даже немного дикий». Московское комьюнити восторженно приобщалось к прекрасному: на презентации гениального панно эстеты пили Щукина долго, изысканно и вдохновенно. Прикладывались часто.
Необходимость в ночных клубах диктовалась тем обстоятельством, что молодая поросль комьюнити желала кормиться только ровесниками и ровесницами. Причем завели они себе манеру попивать сверстников исключительно во время секса. Бывало, правда, что и на работе случалось оскоромиться: все- таки менеджерами среднего и высшего звена состояли – положение обязывало. Но именно клубы в ночное,
