себя желтый рычажок, и вдруг Мать увидела, как автомобиль опускается под землю, словно на платформе.
– Не надо было внутрь заходить. Вам следовало дернуть за веревочку – платформа опустила бы вас вместе с автомобилем в паркинг с выходом в конференц-зал. Помните, как в сказке: «Дерни за веревочку – дверца и откроется…»
Мать закипала яростью. Импульс передался транспортеру, и лента понеслась с бешеной скоростью, расшвыривая по пути продукцию. Вот тут-то работники и попадали плашмя на пол, закрыв руками головы, как при взрыве. Смерч начальственного гнева закуклился и зашипел, выпуская пар.
– А это тогда для чего? – наехала Мать, показывая на рукав.
– Э-э-э… так для говна-с… Извините. Для сырья то есть…
– А почему пахнет духами?..
– Так дезодорируем… Работать же невозможно будет…
– А синие лампы зачем? – Мать вспомнила, как бабушка грела такой лампой, вкрученной в рефлектор, свой застуженный тройничный нерв.
– Видите ли, наукой доказано, что синий свет меняет цвет сырья, оно уже не выглядит говном. Исследования показали, что синий свет меняет даже восприятие обычных продуктов и блюд настолько, что напрочь отбивает аппетит. Ну а мы, стало быть, пошли от противного. То есть от обратного. Если подсветить синим светом вторичный продукт, то он уже, стало быть…
– Ну вот что, милейший, – прервала его Мать, – ведите-ка меня в конференц-зал и созывайте ваше начальство.
Собеседник пожал плечами и показал в направлении двери, которую Мать сначала не заметила:
– Прошу!
Конференц-зал оказался прямо за стеной цеха по переработке сырья и напоминал бункер времен Третьего рейха: вокруг было массивно, солидно, но низковато, тесновато и душновато. На стенах помещались графики рейтингов. Пока Мать в ожидании подчиненных выбирала позицию поудобней, секретарша внесла чай с мятой. Мать подумала, как бы он выглядел в синем свете, и действительно, аппетит пропал от одних дум.
Наконец дверь отворилась, и на пороге показался давешний собеседник, но уже в цивильном. Почему-то он напомнил девушке кого-то из медийных телевизионных персон, но она не могла вспомнить, кого именно. Что-то было в его образе собирательное.
– Я к вашим услугам, Свирид Кучинегов, – представился вошедший. – Я и есть здешнее начальство, – пояснил он, видя недоумение Матери.
– А что ж вы, сами за конвейером стоите?
– Так мы все тут сами… Думаете, это простые работяги? Нет, это, стало быть, и есть наши лучшие кадры – культтрегеры Москвы, интеллектуальная элита. Не такое это простое дело – конфеты да пули из этого… сырья отливать. – В глазах собеседника читалась гордость творца и одновременно обреченность страстотерпца.
– Ну да, ну да… – Матери никак не удавалось уловить, в чем вообще состоит цель и суть этого непростого дела. – Знаете, давайте по порядку, с самого начала. Почему продюсерский центр находится в таком… мм… экзотическом месте?
– Так, а где ж ему находиться? – удивился такой непонятливости мастер отлива. – При сырье ведь состоим. Не можем же мы такой комплекс в центре Москвы забабахать и свозить туда сырье…
– Любезный, мне хотелось бы понять, почему для вашей продукции потребно столь экзотическое сырье.
– Так, а как же? А из чего же? Это же самый экономичный вариант. Покупать его не нужно. Наоборот, нам за его вывоз мэрия платит. Это же самый хлебный бизнес! Правда, приходится еще и твердыми бытовыми отходами заниматься. Но за это нам тоже платят из бюджета, а потом, под прикрытием изъятия ТБО, мы и получаем доступ к снам москвичей.
Мать вспомнила, как ездят по ночным дворам Москвы мусорные машины и опорожняют мусорные контейнеры. Шумно и страшно. Наверное, в этот момент москвичам и сняться ночные кошмары.
– А при чем тут сны? – спросила она.
– Как при чем? Сны – это ж и есть самое главное! Сны перерабатывают в экстракт, который вводится в сырье в качестве главной духовной компоненты, потом наш продюсерский центр продуцирует из этого духовно обогащенного сырья сериалы. Особенно ПРА-наваристыми получаются социалка и корпоративные заказы про справедливых жандармов и честных мытарей. Вот для боевиков этих и приходится пули отливать. Не с оборонкой же связываться… Там своих охочих навалом. Бывалоча, и у нас пули закупают, когда свои все загонят.
Мать с тревогой всмотрелась в глаза Кучинегова и увидела пару облезлых кабыздохов, везущих благоуханный ночной обоз с десятком бочек, подпрыгивающих на мостовой, расплескивая содержимое, и золотаря, дремлющего в веревочной люльке, сооруженной меж лошадьми и телегой.
Так, на сегодня с меня, пожалуй, хватит, подумала Мать. Такой насыщенный негативом экшн и такой большой ложкой… Подавиться недолго… Быстро распрощавшись, Мать выбралась из П-Ц и двинулась в сторону Москвы, размышляя о том странном, с чем довелось ей сегодня столкнуться: П-Ц скармливал публике ее собственное вторсырье, в котором та радостно себя узнала и говорила, что сериалы – это как в жизни. А на самом деле продукт блокировал лобные доли зрителей, замыкая процесс. «Как в жизни» – это было главным условием для конечного продукта. И действительно, подумала Мать, что может быть жизненней дерьма?
После отбытия начальства Свирид Кучинегов взошел на будку по лестнице, приставленной с тыльной ее стороны, скрестил руки на груди и стал смотреть на закат тускнеющего зимнего солнца за горы твердых бытовых отходов. Волосы его развевались по ветру, и было во всем его облике нечто чайльдгарольдовское.
40
Следующим утром Мать сидела за столом у себя в кабинете и, подперев кулачком подбородок, смотрела в окно на бурлящую об эту пору деловую Москву. Сегодня ей предстояло посетить подвал, в котором трудились рекламисты холдинга. Секретарь суетился насчет завтрака, раскладывая на ажурной, севрского фарфора тарелочке свежую, еще дышащую сдобу и собственноручно готовил правильный капуччино.
– Пани должна иметь представление о том, что креативщики в рекламе – враги комьюнити. Они пытаются перетянуть ПРА на себя. Так и тычут своей соломинкой в нашу лохань. И сосут, сосут… Как наворотят, так не то что понять, о чем речь, а просто даже прочитать невозможно. Называется «авторская гарнитура». Вот намедни как кризис грянул, так много наружных рекламных площадей на Москве пустовало. И тут приходят девчонки – короткие, извиняюсь, юбчонки. Рекламу хотят на двести метров квадратных где- то по Бульварному кольцу. Так эти их уж и так и сяк – по-всякому их, стало быть, снимали. Ретростайл, говорят, ч/б, в панталонах и корсетах… И что в результате? Ботва подумала, что показ ретрофильмов анонсируют. А наши взяли да написали черным по белому полю в левом верхнем углу два телефона напротив имен:
ххх ххх хх ххх – Галя
ххх ххх хх ххх – Люба
И все! И ПРА – рекой.
Мать засмеялась и с аппетитом принялась за румяную булочку, благоухавшую корицей.
– Пани не представляет, как это страшно, когда креатив вытекает на улицы, – утрамбовывал площадку в мозгу начальства секретарь, – как вулканическая лава. Один пепел вместо ПРА остается. Приходится их замуровывать целыми агентствами.
Мать поперхнулась.
– Что делать приходится?!
