52
Некоторое время сокольничий обретался возле Птичьего рынка. Но с тех пор как Птичка была выдворена под предлогом борьбы с антисанитарией на рынок «Садовод», открытый немногим ранее на четырнадцатом километре МКАД на развалинах бывшего цековского, роскошного и абсолютно убыточного совхоза «Белая Дача», Бобрище потерял к нему интерес. И теперь вернулся в Сокольники, откуда и началась его карьера.
Переезд его никак не обременил, поскольку единственной важной и ценной вещью, с которой никогда не расставался Бобрище, было чучело знаменитого сокола Ширяя – любимца царя Алексея Михайловича. Сокольничий лично видел, как однажды Ширяй, бросившись на свою жертву, не рассчитал траектории и сам разбился насмерть о землю. Долго печалился царь-батюшка, а затем повелел назвать в Сокольниках поле Ширяевым, а улицы и проезды – Ширяевскими.
После смерти Алексея Михайловича хотя и сохранилась еще некоторое время при царском дворе соколиная охота, но мало-помалу она приходила в упадок. Хилым правителям, царю Федору и немощному Иоанну Алексеевичу, не по плечу оказалась эта забава, а Петру Первому было не до соколов: ему солдат обучать по тем неспокойным временам пристало. Зато у цариц Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны охота была в чести, и уже в XVIII веке в районе слободки сокольников находилась слобода царских егерей, которые помогали царствующим особам в ружейной охоте, да и в женской слабости. Царственных особ завсегда тянуло к пропахшим потом, лошадьми и кровью брутальным особям мужеского полу. Так что и сокольничему монаршей милости перепало от царственных прелестниц.
Но характер и назначение Сокольников в начале века двадцатого стали меняться радикальным образом, который никак не устраивал сокольничего. Москвичи желали гулять. Московское общество народных развлечений озаботилось программой народных гуляний и окончательно составило их репертуар в Сокольниках. Гуляния планировалось проводить по воскресеньям, вторникам, четвергам и праздничным дням. Содержанием гуляний назначались вокальные, инструментальные, сольные, хоровые и оркестровые номера, танцы для публики, чтение и декламация литературных произведений и драматические представления на открытой сцене. Сокольничий был, конечно, не против употребления чистой публики на свежем воздухе, но где же азарт охоты? Где засады, погони по белой тропе и звериный дух честной схватки?
Квартировал теперь Бобрище на берегу Егерского пруда. Маркетинговая деятельность была ему не в радость, и он давно мечтал спихнуть хлопотное дело на кого-нибудь. Но подходящей кандидатуры в комьюнити никак не находилось.
Сюда и привез он Люсю на следующий день после введения ее в курс дела. Барышня была ему как раз впору: ростом вровень, характером весела, не занудна, ртом красна, лицом бела, глазами зелена. И, как оказалось, еще и не белоручка: оглядев Бобрищеву берлогу, принялась наводить порядок. Дружеские попойки перед охотой и после нее оставили многочисленные следы в интерьере. Одно время Бобрище пытался заменить охоту спортом. Тому способствовали вновь возникшие развлечения Сокольнического парка: в старых Сокольниках открылся клуб спорта, имеющий свой футбольный стадион. Но игра недолго занимала сокольничего по причине условности результата и самих поединков. Развернутые же в парке аттракционы: «Силомер-молот», «Мертвая петля», «Скользящий полет», «Иммельман», несмотря на интригующие названия, и вовсе скоро прискучили. Здесь не пахло охотой.
Холостяцкий быт начальника разжалобил Люсю. Прислугу он не держал – не по чину было, а собственноручно заниматься обустройством Бобрище считал излишним. Хоромы впечатлили девушку своими размерами и перспективами, но разочаровали внутренним убранством. Она хорошо помнила рассказы Маши об эстетских предпочтениях ее возлюбленного, поэтому ожидала увидеть нечто подобное. Но сама личность начальника – обаятельного и простецкого, как ей показалось, парня – полностью искупала временные трудности быта и сулила Люсе нескучный и яркий роман. Возможно даже – со счастливым браком в финале. И девушка твердо решила показать все, на что она способна в быту. Собрав валяющиеся там и сям тряпки, Люся спросила, где у него стиральная машина. Ответ ее сильно озадачил. Оказалось, что Бобрище несвежую одежду попросту выбрасывал.
– Ой, а я не могу себе этого позволить, – заметила девушка.
– Почему? – искренне удивился Бобрище.
– Она тогда скоро закончится, – отвечала Люся.
– Новую можно купить.
– Ну, у меня есть любимые вещи… – Люся попыталась уйти от разговора о собственном достатке, более походящем на недостаток.
– Для любимых вещей есть химчистки. Вот завтра пойдем и накупим тебе одежды впрок, – постановил начальник.
– В Третьяковском проезде? – простодушно спросила девушка.
– Мм?.. – подивился ее запросам Бобрище. – Нет, в ГУМе. Там всего много.
Весь этот новый вихрь, закрутивший Люсю, унес ее далеко от улицы Дубининской, от прежних дум и переживаний. Петя улетучился из ее памяти, словно его там и не было никогда. То есть не то чтоб она забыла о его существовании, а только Петин образ как-то померк, перестал ее тревожить и занял в Люсиных думах, которых и было-то не так чтобы много, подобающее место: место вестника или, точнее, предвестника грядущего счастья. Петя как бы осветил путь к Люсиному порогу, и счастье наконец-то увидело нужное направление.
53
Сладив клиентке стайл-хаер в модном тренде, куафер с гордостью передал ее кавалеру. Люся не понимала, как она могла жить без этого раньше. Раньше мальчики, сделав по-быстрому свои нехитрые мальчишечьи дела, спешили ретироваться, не сильно затрудняя себя извиняющим предлогом. Никто и никогда не посвящал ей свое время, не старался для нее, не пытался угодить, но не для собственной последующей выгоды, а чтобы ее, Люсю, порадовать. Это внимание трогало ее до счастливых слез, которые и изливала она время от времени в грубый шерстяной свитер на широкой сокольничьей груди. К вечеру собственное отражение в зеркалах сильно повысило самооценку девушки. Усилия всех, кто принимал сегодня участие в перемене ее облика, не пропали даром. Этот радостный день обновления завершился на катке.
– Маша! Ты не представляешь! Он сделал мне… ТОДЕС!!! – кричала в трубку счастливая Люся.
– Э-э-э… что он тебе сделал? – напряглась Мать.
– Тодес! Я так мечтала!..
– Что за извращения? Люсь, ты где? – осторожно спросила Марья.
– Да на катке же! У ГУМа.
– Мм… ГУМ – это хорошо. Мы там новогодний корпоратив проводить будем. У тебя наряд уже есть?
– Да! Боб мне накупил шмотья! Уй, какие платья! Только холодно еще в них будет. А еще брюки, блузки, кардиганчики, свитерочки, джемпера… А обувь!.. Знаешь, в каких я сейчас сапожках?
– Люся, встретимся – покажешь.
– Ага! А давай я сейчас к тебе забегу? Боб, ты же подбросишь меня к Машке?
– Ладно, приезжайте. Бобрище знает адрес.
– Так и я знаю. Или ты переехала?
– Переехала я, Люся, переехала…
Припарковав машину у «Опера-Хаус», Бобрище повел Люсю, которой хотелось пройтись по улице сказочно прекрасными сапогами в новые апартаменты Уара и его молодой жены. Переступив порог, Люся обомлела. Освещение устроено было столь хитро, что вошедшим при всем желании не удавалось получить
