— Если вы не техасец, то кто же вы тогда? — спросила она, в душе уже сожалея о своем язвительном замечании. Она хотела сменить тему разговора. Более того, ей было приятно сидеть рядом и разговаривать с ним. Она вспомнила слова Эмилио о том, что ей надо быть поласковей с офицером, чтобы смягчить его, если только это возможно. Значит, она должна забыть о гордости и не показывать своей враждебности. Он шел ей навстречу, выказывая лишь дружеские чувства.
— Я из Пенсильвании, — ответил он.
Нина подбрасывала палкой горячие угли.
— А где находится эта Пенсильвания?
Он рассмеялся.
— Очень далеко от Техаса, можете быть уверены. Около пятнадцати сотен миль отсюда. Зимой там очень холодно.
Она вытащила из костра уголь и бросила на песок.
— У вас есть жена? Она живет в Пенсильвании? — Какого черта она задает ему такие вопросы? Ей захотелось взять свои слова обратно.
Последовало продолжительное молчание. Клей сделал несколько глубоких затяжек, прежде чем ответить на вопрос.
— Она похоронена там, — наконец вымолвил он.
Нину поразила горечь и боль, прозвучавшие в его словах. Волна жалости окатила ее сердце. И тут же она с удивлением осознала, что жалеет человека, который должен быть ей ненавистен.
— Извините, что я спросила об этом, — наконец проговорила она, опуская взгляд в чашку с кофе.
— Люди часто сожалеют о том, что сделали, — сказал он ей. Клей глубоко вздохнул, взял кофейник и снова наполнил свою чашку. — Все это произошло восемь лет назад. Но мы отклонились от главной темы нашего разговора. Давайте поговорим о вас и вашем брате. Вам грозит беда. Ну вот, наконец-то. Он все- таки гринго, и к тому же военный. Дело прежде всего — надо разобраться с этими мексиканскими конокрадами. К ним у него жалости нет. Нина посмотрела ему в глаза.
— Мой брат неплохой человек, сеньор лейтенант. И себя я плохой не считаю. Мы угоняли лошадей, чтобы не умереть с голоду. — Она кокетливо сложила губки, но Клей постарался не поддаваться ее чарам. И все-таки его сердце разрывалось на части при виде ушибов на ее лице, ссадин на шее и руках. Она, конечно же, натерпелась страху, оказавшись в руках бандитов, но сейчас по ней этого не скажешь — у нее вид храброй и самоуверенной женщины. Он еще ни разу не видел слез на ее глазах.
— Техасцы нам ничего не оставили, — продолжала Нина свой рассказ. — Мы похоронили родителей и попробовали сами обрабатывать землю на нашей ферме, но земля там очень плохая, а мы с братом были еще почти детьми. Родственников у нас нет. Вы бывали в Мексике, сеньор лейтенант?
Он вынул сигару изо рта и уставился на нее.
— Я пробыл там всего несколько дней.
— Там ни для кого нет работы. Мой народ все еще страдает от последствий этой войны. Если бы вы видели то, что довелось увидеть мне и брату, ваше сердце тоже ожесточилось бы. — Она улыбнулась горькой улыбкой. — Американцы отобрали у нас все, а потому, воруя у них, мы совершаем что-то вроде акта возмездия. Мы мстим за то, что случилось с нашими родителями, и добываем деньги себе на пропитание.
— Но вы же не можете до конца своих дней заниматься конокрадством, — возразил Клей. — Это надо прекратить, Нина. Неужели вам не хочется жить, как живут другие женщины, — иметь свой дом, мужа, детей?
Она растерянно отвернулась от него. Почему он спрашивает ее об этом? Неужели он читает ее мысли? И причем тут дети? У нее никогда не будет детей! Как бы ей порой и хотелось стать матерью, она не будет заниматься тем, от чего рождаются дети.
— Техасцы отняли у нас право жить нормально, — сказала она тихо.
— В самом деле? Это ведь только предлог, и вы отлично знаете об этом. Вы занимаетесь конокрадством, потому что любите приключения и риск. Жизнь, которую вы ведете, слишком опасна. Вас могут убить, Нина, или с вами произойдет нечто более страшное. Теперь, после того потрясения, которое вы пережили, вам должно быть ясно, чем вы рискуете.
Она повернулась к нему, тряхнув влажными волосами и бросив палку в костер.
— А вам-то какое дело? Если вы передадите нас властям, у нас с Эмилио все равно не будет никакого будущего. Пусть мы даже захотели бы оставить конокрадство, какое значение это имеет теперь? Эмилио повесят. Возможно, меня тоже повесят! Не притворяйтесь, что вас волнует наша судьба, сеньор лейтенант! Вы ничем не отличаетесь от других! Вы предадите нас, как Иуда, вот и все! — Нина встала, вызывающе упершись руками в бока. — Где я должна спать? Мне надоел этот разговор.
Клей бросил сигару в огонь. У него дико болела голова от того, что он никак не мог решить, что ему делать с этой юной и красивой сумасбродкой. Он медленно встал с земли и махнул рукой, указывая на спальный мешок, брошенный по ту сторону костра.
— Вы можете лечь там.
— Отлично. — Она повернулась и направилась к указанному месту. Подойдя к походной постели, она села и сняла сапоги. Проверив, нет ли внутри змеи или паука, она легла, подложив под голову еще одно свернутое одеяло. В глубине души Нина готова была согласиться с лейтенантом. Можно ли столько лет жить такой жизнью?! Она услышала его шаги. Он осторожно приблизился к ее постели и опустился рядом с ней на колени.
— Скажите мне, — сказал он очень тихо. — Мне нужно знать это, Нина. Джес Хьюмс первый человек, которого вы убили?
Она нахмурилась и приподнялась на локтях, чтобы посмотреть ему в глаза. Вопрос поразил ее и пронзил сердце. Она старалась не думать о содеянном. Каким бы плохим человеком ни был Хьюмс, именно она убила его. Что скажет на это Бог? Ком застрял у нее в горле.
— Да, — ответила она. Внезапно мужество покинуло ее, и от этого Нина еще больше разозлилась на себя. Почему лейтенант спрашивает ее об этом? — У меня не было другого выхода. Он хотел меня задушить. Он издевался надо мной. Это был очень злой человек.
Клей кивнул.
— Я знаю. Вы сказали мне, что рады его смерти. Возможно, так оно и есть. Может быть, найдется и немало других людей, которые тоже порадуются этому. Но я не верю, что вы можете убить человека и не сожалеть об этом.
Его слова, словно нож, пронзили ее грудь. Нина опустила глаза и вновь легла на свою постель.
— Если вы спрашиваете меня, сеньор лейтенант, убийца ли я, то мой ответ будет отрицательным. — Ее голос дрогнул, и она почувствовала сильное желание дать волю слезам. Это желание было унизительным, но она ничего не могла с собой поделать. Отвернувшись от офицера, Нина накрылась одеялом, изо всех сил пытаясь сдержать рыдания. И в этот миг сильная, но нежная рука легла на ее плечо.
— Это все, что мне нужно было знать, — тихо сказал Клей. — Я должен знать, кого я укрываю. — Он осторожно сжал ее плечо и ушел, а Нина задумалась о том, значат ли его слова то, что он сочувствует ей. А вдруг он их отпустит?
Утром в лагере царила деловая суматоха. Люди Клея навьючили на лошадей вещи бандитов и на скорую руку позавтракали картошкой, хлебом и луком. Нина все время проявляла нежную заботу об Эмилио, и у нее не было возможности вновь поговорить с Клеем, хотя этот голубоглазый гринго, приведший ее в такое замешательство, всю ночь до утра был предметом размышлений девушки.
Перед тем как покинуть лощину, Клей собрал всех у могил, где были похоронены трое бандитов, и, приказав военным снять головные уборы, произнес краткую речь.
— Возможно, покойные были убийцами и ворами, — говорил он, — но теперь уже мы не можем судить их. Пусть Господь вершит над ними последний суд.
Когда он стал читать молитву по мертвым, Нина вновь почувствовала, как сжалось ее сердце. Она взглянула на лейтенанта, который, на мгновенье перехватив ее взгляд, начал отдавать приказы военным.
