окончательно опустошив бутылку, а когда тот оторвался от горлышка, ухватил с тарелки, стоящей перед ним на столе, ломтик ветчины и протянул Пургу. Тот молча взял ломтик, бросил его в рот, сделал пару движений своими мощными челюстями, а затем хрипло произнес:
– У нас проблемы, граф.
– Завтра, – недовольно буркнул Грон, – все завтра, сегодня я отхожу от визита нашей несравненной…
– Принцесса пропала! – оборвал его Пург.
– Что?! Как это?
– Торговцы, возвращавшиеся из Ругберта, сообщили, что сразу за Козлиным бродом следы жестокой схватки, а чуть ниже по течению Гремучьей под нарубленными ветками валяется около дюжины мертвых тел в плащах с вензелем короля Агбера. Ну и конвой принцессы им навстречу не попадался.
– Латники?! – Грон вскочил на ноги. – Шуршана ко мне, немедленно!
– Шуршана я уже отправил, – вскинув руку, остановил его Пург.
– Но… как, когда? Она же только вчера уехала?
Пург окинул его исполненным жалости взглядом.
– Не вчера, а четыре дня назад. Ты пьешь уже третий день.
– Как третий? – опешил Грон. Он окинул взглядом кабинет. Вроде как решил распить одну бутылочку, чтобы успокоить нервы, откуда же здесь взялось столько бутылок?.. – Но почему мне никто не сказал?
– А вся онота от сопливого пикинера до седого ветерана-гризли с умилением обсуждает, как их юный онотьер и граф страдает от неразделенной любви, – не без яда в голосе ответил Пург и с этаким сомнением добавил: – Сказать по правде, я начинаю испытывать некоторые сомнения по поводу твоего рассказа. Честно говоря, от статридцатилетнего старца я такого не ожидал.
Грон наморщил лоб и смущенно потер лицо. Он от себя тоже такого никак не ожидал. Похоже, что некоторые реакции оказались закреплены на гормональном уровне. Но как он мог не заметить, что прошло три дня? Ну да, он пил, но не так чтобы очень, хотя… Грон вновь покосился на дюжину пустых бутылок, валяющихся по углам кабинета.
– И вроде как прикорнул пару раз за столом, – смущенно пробормотал Грон, поводя плечами. – Ладно, проехали. – Он бросил взгляд в серебряное зеркало на стене. – Дай мне полчаса. И пришли Газада. Надо умыться и переодеться.
Пург молча кивнул и вышел из кабинета.
Спустя полчаса побрившийся и переодевшийся в крепкий кожаный колет Грон сбежал вниз по лестнице. У ее подножия толпились офицеры оноты и старшина купеческой гильдии мастре Эмилон.
– Граф… – торопливо начал он, но Грон нетерпеливо оборвал его жестом.
– Я благодарен вам за поддержку, но пока еще не знаю, как ее использовать. Как только пойму, я вас приглашу. Что-нибудь еще?
– Не-э-эт, – растерянно протянул мастре, – я, собственно, это и хотел…
– Я же сказал, я – благодарен, – закруглил разговор Грон и повернулся к Батилею: – Что в оноте?
– Две трети уже в казарме. За остальными послали.
Грон кивнул.
– Хорошо. Вряд ли мне понадобится сразу вся онота, но пусть будут начеку. А сейчас поднимай кирасиров.
Спустя двадцать минут почти две сотни всадников на рысях выехали из ворот Загулема, чтобы сразу после рва разделиться на два отряда: один, во главе с Батилеем, двинулся по восточному тракту, а сотня во главе с Гроном сразу же повернула на юг.
За остаток дня они проехали через три придорожных трактира. Грон гнал бы и дальше, но кони кирасиров подустали, а запасных у них не было. Строевой кирасирский конь – тварюга редкостная. Мощный, сильный, способный нести на себе дюжего мужика в полных доспехах и проламывать вражеский строй грудью, закованной в конские латы. Короче, дорогущий уникум, к чему-то другому, кроме узкоспециализированной задачи, слабо приспособленный. Да и как ходок на дальние расстояния он не очень. Так что редко в каких тяжелых кавалерийских полках у воинов имелись заводные лошади – не по карману, только вьючные, да и то далеко не у всех.
Свой отряд Грон поднял на заре. Он бы тронулся в путь еще раньше, но и людям, и, главное, лошадям требовался отдых. Да и мчаться сломя голову в темноте по незнакомой дороге тоже было не слишком разумно. Он за последнее время и так совершил чересчур много неразумных поступков, так что их число уже приблизилось к критической отметке. Если не превысило ее.
К вечеру они добрались до четвертого за день придорожного трактира, и там наконец-то обнаружились следы принцессы и Шуршана. Хозяин, сильно напуганный такой толпой солдат и присутствием самого графа, путаясь и заикаясь поведал Грону, что два дня назад в его трактире останавливался перекусить и напоить лошадей вооруженный отряд числом не менее трех десятков всадников, сопровождавший запыленную карету. У многих головы и руки замотаны окровавленными тряпками. Причем из кареты никто не вышел, а еду отнес внутрь один из воинов. И пока эта самая карета стояла, около нее постоянно торчали трое вояк. Ну а вчера ввечеру сюда заглядывал тип, по описанию хозяина очень напоминающий Шуршана. Причем ни есть, ни поить коней, ни ночевать не стал. Заглянул, расспросил и был таков.
Выслушав все это, Грон выскочил на улицу, окинул взглядом свою сотню и выругался сквозь зубы. В отличие от Шуршана и его людей, кирасиры не очень-то подходили для долгого и неутомимого преследования. И сейчас и люди, и кони явно нуждались в отдыхе. Причем, похоже, для того чтобы его сотня вновь приобрела полную боеспособность, ночи было мало. У Шуршана же всего дюжина всадников, так что если он даже и догонит отряд похитителей, вряд ли ему удастся отбить принцессу. А до границы графства осталась половина дневного перехода. Скорее всего, с надеждой нагнать похитителей по горячим следам стоит распрощаться…
Следующие два дня Грон провел в этом трактире. Отобрав среди кирасиров с десяток тех, кто бывал в приграничном насинском баронстве, он занялся тем, что принялся расспрашивать их о том, что и как расположено по ту сторону границы. Об окрестностях Зублуса, столичного города баронства, его наемники знали не слишком много, зато о самом городе рассказали довольно подробно. А шестеро из десятка в свое время послужили даже в Дагабере, столице Насии, и потому неплохо представляли себе всю дорогу от Дагабера до Загулема.
На третий день, около полудня, к трактиру подъехал Шуршан. Он был ранен, как и большинство его людей, но зато поперек седла одной из подменных лошадей болтался связанный пленник.
– Мы их упустили, онотьер, – хмуро доложил он, слезая с коня, – их было слишком много для моих ребят. И это стоило жизни Грабарю. Но они заплатили шестью бойцами. Вернее, – он покосился на тело, обмотанное веревками будто кокон гусеницы шелкопряда нитями, – семью. Я подумал, что вам захочется самому порасспросить одного из этих гадов.
Грон благодарно кивнул.
– Спасибо, Шуршан. Газад! – развернулся он в сторону входа в трактир, но его молчаливый Идущий уже стоял за плечом.
– Возьми пленника и договорись с хозяином трактира о том, что мы ненадолго займем его ледник.
Газад кивнул и неторопливо направился к лошади, на которой болтался «язык».
Через час Грон вышел из ледника и подозвал старшего десятника. Тот подбежал, придерживая палаш.
Пока Грон допрашивал пленника, старший десятник не терял времени даром. Вся сотня уже оседлала коней и была готова снова тронуться в путь. Грон одобрительно кивнул. Пожалуй, из десятника тоже выйдет достойный офицер, тем более что все равно кого-то надо ставить над кирасирами. Две сотни кирасиров – это, по местным меркам, солидное воинское подразделение. Так что к этому десятнику стоит присмотреться получше.
– Вот что, десятник. Вышли гонца в Загулем. Я хочу, чтобы Батилей прибыл сюда не менее чем с четырьмя сотнями бойцов. Шуршан!
– Да, онотьер, – мгновенно отозвался тот.
– Мне нужно человека три-четыре. Наиболее толковых.
– Ну… я, потом Гаруз, Брован…
