Земля холодной воды.
И холодной земли.
Холодной земли.
Холодной земли.
— Вы продолжаете утверждать, что были на Ленинградской атомной станции?
Слепящий свет бил в заклеенные прозрачной пленкой веки. Иван замотал головой, но уйти от этого света было некуда.
— Да.
— Вы утверждаете, что на поверхности возможна жизнь? — продолжал тот же голос. Свет бил и бил. Иван задергался. Веревки не пускали. Нет, не веревки. Тоже скотч.
Иван дернулся. Мокрые руки скользили. Бесполезно, скотч растянуть нельзя, это не веревка.
Какая прекрасная вещь эта клейкая лента, да?
— Нет.
— Но на ЛАЭС есть люди?
«Но все-таки он мой сын». Федор Бахметьев.
— Да.
Через несколько дней Иван на вопрос: «Вы были на ЛАЭС?» — ответил «нет», и его выпустили.
Даже выдали документы, одежду и патронов на первое время.
Иван стоял на платформе и не знал, что делать дальше. Вокруг стучали механизмы и ходили люди. Пахло горячим металлом. Техноложка, понял он.
— Ваня? — окликнули его сзади. — Как вы?
Иван повернулся. Перед ним был профессор Водяник — собственной персоной.
Проф отвел его к себе в каморку и накормил.
— Теперь рассказывайте, — велел он.
Иван пожал плечами и рассказал ему все. Просто факты. Как, кто, когда и за что.
— Время такое, — сказал Проф задумчиво, услышав про смерть Красина. — Мы сами себя делаем. Только в метро аспирант-недоучка может назваться профессором, доктором наук, светилом науки — и ему верят.
— Это вы о чем, профессор? — насторожился Иван. — Что вы имеете в виду?
— …только здесь, в метро, курсант-неудачник, вылетевший с первого курса мореходки за пьянство и неуды, может командовать подводной лодкой, — и хорошо командовать. И погибнуть на посту, как настоящий командир корабля.
Метро — это земля неудачников.
Героических неудачников.
Иван помолчал.
— Может, вы и правы, Проф, — сказал он. — Может быть.
Он посмотрел на Водяника. Тот словно постарел за прошедшее со дня их отъезда на ЛАЭС время. В черной густой бороде отчетливая седина, над висками белые вихры. Лицо словно осунулось и похудело.
— Вы вернетесь со мной на Василеостровскую? — спросил Иван.
— Э-э… нет, пожалуй. Мне предлагают здесь место, — сказал профессор. Выглядел он виноватым. — Здесь, то есть на Техноложке. Вы понимаете, Ваня… Я… я всегда об этом мечтал…
— Понимаю, — сказал Иван.
— Вечная память… — начал Водяник и замолчал.
Глаза мокрые. В изрядно поседевшей черной бороде блестят капли.
— Да, — сказал Иван, протянул руку. — Прощайте, профессор. Может, еще свидимся.
Мемориальная стена была закрыта табличками с именами умерших и погибших.
На полу под стеной стояли стаканы и кружки с сивухой, накрытые галетами. Горели несколько свечей. Теплый свет и запах горящего парафина.
— Она выходит замуж, — сказал Зонис.
Они с Иваном стояли по отдельности, на расстоянии, словно незнакомые люди. Здесь, на территории Альянса, ему было не с руки оказаться узнанным.
За прошедшее с их последней встречи время Зонис совсем не изменился. Как был мелким, наглым и болтливым, так и остался. Но внутренняя жесткость в нем была и раньше, — иначе бы он вообще не стал диггером.
Невский гудел вокруг. Иван дернул щекой. Этого и следовало ожидать.
— Что еще мне нужно знать?
Зонис пожал плечами. Все-таки совершенно семитская у него внешность. Нос, брови, профиль, покажи по отдельности, все равно поймут, что еврей. Рыжеватые вьющиеся волосы. И снайперский прищур глаз.
— Маяковская осталась под контролем Альянса, а Площадь Восстания, похоже, получит независимость. Буквально на днях. Кажется, даже собираются пригласить обратно на трон Ахмета. Правда, уже конституционным монархом. Тебя это удивляет? Меня нет. Нет и нет, если спросишь меня. Не удивляет.
— Что еще? — прервал Иван.
— На Василеостровскую провели свет. Постоянный. Без лимита и прочего. Такая фишка. Говорят, это все благодаря новому коменданту. Не знаю точно.
— А кто он? — спросил Иван. — Новый комендант?
— Твой старый друг Сазонов. Молодец парень, верно?
Иван внимательно посмотрел на Зониса.
— Что-то не слышу искренности в твоем голосе.
— А он мне никогда не нравился, — сказал Зонис. — Не знаю почему. И до сих пор не нравится.
Иван кивком показал на стену.
— А ему?
— А ему уже все равно, — сказал Зонис и пошел прочь. Шелест ткани.
Когда диггер ушел, Иван поднял взгляд.
На стене была маленькая белая табличка с надписью «Александр Шакилов». Вечная память, друг.
Иван вышел прогуляться по станции.
— Мультики посмотреть хочешь? — тихо предложил мужичок.
— Что? — Иван сначала не понял.
— Мультики. Есть новая штука — только для особых клиентов. «Фиолетовая пыль», дорогая, но того стоит. Ее с Васьки везут. Лучшего прихода ты в жизни не видел, гарантирую.
С Васьки. Иван помертвел, кулаки сжались сами собой.
Фиолетовая пыль. Вот оно, значит, как обернулось?
— Откуда, говоришь? — глухо спросил он и шагнул вперед.
Увидел в глазах мужичка страх, размахнулся…
Иван! Да остановись ты!
От торговца дурью его оттаскивали втроем. Потом били. Иван почувствовал, как треснули ребра с правой стороны. Когда его привели в комнату, бросили на койку, он лег и отвернулся к стене.
Я умер, подумал Иван.
Скинхед взял в руки коробку, повертел, разглядывая надпись на экране.
— Том Вэйтс, — прочитал Убер вслух. — Я и забыл, что такой существует.
— Блюз, — сказал Косолапый. Это был его аудиоплеер.
— Ага, блюз.
