В следующее мгновение Иван присел на колено, уходя от выстрелов…
Самым трудным оказалось с Гостиного двора добраться до Василеостровской. Блокаду сняли, но нормальное сообщение со станцией еще не восстановилось. А цена снятия блокады — уход Постышева и новый комендант. Сазонов оказался как нельзя кстати. Он въехал на Василеостровскую на белом коне, неся с собой свет и покой.
А еще новому коменданту была нужна жена.
Почему она согласилась? — спросил Иван сам себя.
Потому что потому.
Он натянул противогаз, продышал. Норма.
Наверх Иван вышел через туннель, проходящий под Невой, через туннель с заброшенным траволатором — прямо на Васильевский остров. Теперь нужно было дойти до вентшахты рядом с Приморской. Гораздо дальше, чем до Василеостровской, но гораздо безопасней. Конечно, если прогулка по мертвому городу вообще может быть безопасной.
Иван выбрался из заваленного выхода, встал на одно колено и огляделся.
Время белых ночей закончилось. Теперь это была нормальная летняя ночь. Над лютеранским собором высоко в темном небе кружили крылатые твари. Все-таки у них там гнездо, подумал Иван.
До него донесся тоскливый, пробирающий до костей крик.
Иван присел, уходя от выстрела.
И вдруг вспыхнул свет.
Это был заброшенный бункер на Приморской. Иван его сразу узнал — хотя не был здесь уже очень давно. Воды здесь было по колено, луч фонаря скользил по обшарпанным стенам. Отсыревшие лохмотья ядовито-зеленой краски свисали до пола. Медленный, застоявшийся воздух. Плюх, плюх — когда переставляешь ноги.
Иван поднял двустволку, к цевью был примотан фонарик.
Он прошел «чистый» тамбур, комнату отдыха и оказался перед дверью в склад. Толкнул ее ногой. Вошел, освещая себе путь. Пятно света плясало на мутной, зеленоватой воде.
Иван остановился.
В первый момент Иван подумал, что ему не хватает воздуха. Потом — что его даже слишком много. Голова кружилась.
Кощунство. Словно у него на глазах творилось нечто чудовищное. А он смотрит, не в силах этому помешать.
Старый дизель-генератор Василеостровской, «похищенный» бордюрщиками, стоял в воде. Ржавый и сгнивший.
А мы за него людей убивали, подумал Иван.
Это было, как во сне. Иван присел на колено, перехватил ружье за цевье. Сейчас переломить его, вставить патроны…
Он краем глаза видел, как вскидывает калаш адмиралец. Поворачиваем рычаг…
Щелк!
Очередь прошла над головой Ивана.
Переламываем ружье. Донца гильз. Тремя пальцами, обжигаясь, Иван выдернул курящуюся гильзу, зашипел от боли, выдернул вторую.
И вдруг вспыхнул свет.
Ивану на мгновение показалось, что он снова пытается выглянуть из окна корпуса ЛАЭС — днем. На улице пасмурно, сказал Федор. Впрочем, ему лучше знать. Ивану же казалось, что он погрузился в океан обжигающего, яростного света. В следующее мгновение что-то сильно толкнуло его в плечо, опрокинуло на платформу. М-мать. Иван ударился спиной, но двустволку не выпустил.
И тут пришла боль.
В меня попали, понял Иван с удивлением. Надо же.
Это не закончится никогда.
Власть — чудовище с тысячей прозрачных щупальцев и розовым нервным узлом там, где должен быть мозг.
Почему мы должны сражаться и умирать за чьи-то там идеалы?
Над лежащим диггером склонился Мемов.
— Лежи спокойно, Иван. Сейчас мы найдем врача.
У диггера забрали ружье. Иван лежал и чувствовал, как жизнь вытекает из него теплым ровным потоком, как из треснувшей фляги. Откуда-то издалека он слышал крики Тани: «Пустите! Пустите меня!» Недовольный гул голосов. Но, похоже, генералу все-таки удалось предотвратить бунт. Старый, но крепкий тиран. Куда мне до него.
— Свет — это твоих рук дело? — спросил Мемов. Оглядел станцию. — Немного поздновато, конечно, но впечатляюще. Я всегда в тебя верил.
— Ты сволочь, генерал, — сказал Иван. Губы пересохли. — Даже хуже. Ты — политик.
Лицо генерала потемнело. Что, не нравится?!
— Сейчас тебя перевяжут, — повторил Мемов. — Мне жаль, Иван. Я надеялся, что ты поймешь меня. Я даже надеялся, когда мы еще сражались на одной стороне, что ты продолжишь мое дело. Объединишь людей. Каждому создателю империи нужен достойный преемник, понимаешь?
— Империя? Это твоя мечта, генерал?
— Да. Объединенное человечество. Ярость, направленная в одну точку. Да перевяжет его кто- нибудь, наконец?!
Но перевязать Ивана не успели. Басовитый грохот пулемета разорвал тишину станции. Затем резко оборвался. Закричал человек. Второй.
Генерал встал.
— Что за… — он замолчал.
Тишина.
Такая тишина, что Иван слышал, как потрескивают спирали в электрических лампочках. Платформа была залита светом, люди стояли и сидели, еще не понимая, что значат эти звуки. Эти крики.
А это значит, подумал Иван холодно, что кто-то или что-то прорвалось через блокпост. Сюда идут чужие.
Иван рывком, едва не потеряв сознание, перевернулся на бок. В глазах потемнело. Когда, наконец, он смог видеть, то не поверил своим глазам.
К ним с другого конца станции шел «пассажир». Блокадник.
Огромная серая фигура шагала по платформе Василеостровской.
Крики. Грохот перевернутого стола.
На пути «пассажира» оказался один из адмиральцев. Человек вскинул автомат…
Уходи, подумал Иван.
Ударила очередь.
Тварь вдруг двинулась быстро, схватила адмиральца и подняла. Расплющила. Сломанная фигурка в руках твари. Как тряпичная кукла.
Кровь потекла на гранит пола, точно ее выжали.
Тварь отпустила адмиральца, тот упал, сложившись. Пассажир перешагнул через труп, двинулся к людям. Неторопливо и словно бы хромая.
Иван снова поразился, насколько у твари маленькое лицо — по сравнению с огромным, за три метра, ростом. Плоский кружок с двумя дырами вместо глаз. Размером с лицо ребенка. И рта нет. То есть…
Куда он жрет, интересно?
Мемов выпрямился. Огляделся.
