— Да вы даже этого не знаете, — сказал с неподдельной тоской. — Откуда вам? Бедные дети. Эх. Вышла из мрака младая, с перстами пурпурными, Эос… — продекламировал он. — Гомер, «Илиада»…
— Папаша, — сказали из толпы. — Ты бы сел, что ли, а то голову простудишь.
В круг быстрым шагом вошел Кмициц.
— Отставить разговорчики! Выдвигаемся.
Поражающие факторы ядерного взрыва: во-первых, световая вспышка, во-вторых, ударная волна, в-третьих, проникающая радиация. Все это Иван знал наизусть. Бесполезные сведения. Как в каменном веке изучать баллистические характеристики автоматной пули калибра 5.45. Возможно… вернее, точно — в мире осталось готовое к использованию ядерное оружие, но с кем, черт побери, воевать? С тварями на поверхности? Так для них атомный взрыв — и папа, и мама, и любимая крестная фея в придачу. Мы при том фоне дохнем, болеем раком, покрываемся язвами, истекаем кровью из всех возможных отверстий тела, теряем иммунитет и зрение, а они, твари, наоборот — плодятся и размножаются. «Другая экосистема», вспомнил Иван слова старика из сна. Точно.
Вот и поговорил с подсознанием.
— Приготовиться, — негромко сказал Иван. — Пошли с богом.
Дано: туннель до Маяковской. Длина перегона примерно два километра. Скорость движения: два-три километра в час. Вопрос: сколько времени понадобится, чтобы достичь станции?
Ответ: да фиг его знает.
Передовой отряд Альянса двигался, перехватывая по пути отдельных челноков и даже целые караваны. Из 312-й вентшахты выгнали гнильщиков, пять… как их назвать? Не людьми же? Пять особей. Загребли вместе с остальными. Иван с диггерами смотрел, как их провели мимо, подгоняя прикладами…
Отправили в тыл.
Рядом с гнильщиками, заросшими грязью и коростой, контрольный дозиметр начинал подозрительно потрескивать. Ну, еще бы. Интересно, подумал Иван, где они находят ходы на поверхность? Но ведь находят. И тащат оттуда все, что плохо лежит, даже если эта фигня в темноте светится.
Самое смешное: гнильщики в коросте и дерьме, а посмотришь поближе — и зубы почти у всех в наличии, и волосы, и глаза нормальные, и вообще подозрительно здоровые, хотя и фонят на все метро. Они что, тоже другая экосистема? Иван покачал головой. Индивидуальные дозы у них чудовищные наверняка. Нормальный человек давно бы ласты склеил, а этим хоть бы что. По три, по четыре смертельных набирают — и живут себе. Впрочем, где ты видел больного гнильщика? Ивана передернуло. Естественный отбор, блин. Кто заболел, того сожрали. Недаром слухи ходят…
Иван со своими добрался до ответвления от туннеля вправо. Там его уже ждал один из адмиральцев.
— Проверить, — приказал адмиралец и утопал вперед. Иван посмотрел в темный проем коллектора. Задумчиво сплюнул.
Отлично, нам выделили сортир.
— Гладыш первый, я второй, Сазон замыкающим, — Иван покрутил головой. Хрустнул позвонок. — Гранату бы… ладно, проехали. Вперед.
Санузел — это отсек душевых, отсек умывален, плюс два туалетных отсека — мужской и женский. Света, понятное дело, нет. Что ж… будем работать.
У диггеров фонари примотаны к стволам автоматов. Сазон снял с плеча дробовик, кивнул. Готов.
Гладыш мягким кошачьим движением скользнул в проем.
Иван помедлил, посмотрел вперед — там дальше по туннелю мелькали пятна фонарей. Передовые отряды приближались к блокпосту Маяковской.
Выдохнул. Досчитал до трех. И шагнул вслед за Гладышем в темноту.
— Площадь Восстания — не простая станция. Адмиралтейцы и вообще Приморский альянс на нее давно зубы точат. А все почему? Потому что она особенная.
Вокруг Площади Восстания масса подземных сооружений и туннелей, которые ни на одной карте не обозначены. Объекты ГО, бункер МЧС и прочее. Одних санузлов понастроили с таким запасом, что хоть пару дивизий по сортирам прячь.
И теперь в долбаный лабиринт вокруг Площади Восстания собираемся лезть мы. Там местные нас как котят передавят. Как крысы морских свинок.
Иван стиснул зубы.
— Что, плохой пример? — дядя Евпат усмехнулся. — Терпи, солдат. И думай.
«Тревога», — просигналил Гладыш, глаза и уши команды. Показал три пальца. «Вижу троих». Опасность.
Иван жестом ответил — «принял». Приставил автомат к плечу. Ну все, понеслась…
Санузлы в метро вообще особая история. Их строили с запасом, чтобы хватило на всех, кто по тревоге окажется в туннелях. Сейчас численность человечества не слишком велика, поэтому санузлы по большей части заброшены. Да и отсутствие электричества сказывается. И еще их надо чистить. Вообще, дерьмо и трупы — основная проблема замкнутого пространства.
Особенно остро это вопрос прочувствовали на себе люди при Саддаме Кровавом — и сразу после, когда население на станциях сократилось раза в три-четыре-пять. Никто точно не знает насколько. После смерти Саддама по метро прокатилась волна насилия. Народ крови не боялся, убивали ни за что… Просто так. Отмороженных ублюдков со сдвинутой крышей оказалось столько, что народ начал сбиваться в стада, чтобы уцелеть, под любую сильную руку. Тогда и поднялись криминальные кланы — те же кировцы. Только в кланах можно было рассчитывать на некоторую защиту. И только если ты не женщина и не ребенок…
Это без вариантов.
Насилие над ними творили страшное.
И трупов в метро стало до фига. Есть их нельзя (отведавший человечины переступил черту, он конченый человек, нелюдь, таких убивают без разговоров), а девать некуда. Наверх тоже никак — во- первых, радиация, во-вторых — глубина питерского метро. Попробуй на семьдесят метров поднять труп на веревке… да даже на пятьдесят. А в-третьих, наверху сам рискуешь стать трупом.
В общем, все сложно. К тому же разлагающиеся тела грозят серьезной эпидемией. Деваться от нее в метро некуда. Увы.
И тогда выделили станции под кладбища. Похоронные команды собирали умерших и везли в определенные места, где складировали… или что они там с ними делали?
Сжигали, как Иван слышал.
Мортусы обитают на юге, на фиолетовой ветке.
Бухарестская, Международная — это все мортусы. По слухам, тупик к недостроенной станции Проспект Славы — целиком забит обугленными человеческими останками.
Да ну, ерунда, подумал Иван. Столько трупов даже в метро не бывает, чтобы целый тупик забить.
Впрочем, все еще впереди. Иван вздохнул. Сердце билось часто и гулко.
«Отбой», — просигналил вдруг Гладыш.
Иван выпрямился, луч фонаря скользнул по грязному зеркалу, высветив на мгновение темную фигуру диггера. Иван моргнул. Обернулся.
Дверь в кабинку была открыта.
Мертвецы сидели и стояли. Высохшие.
Иван опустил автомат. В висках стучало. Тьфу ты, черт…
— Странно, — Гладыш покачал головой.
Иван покосился. Обычно непробиваемый Гладыш стоял и морщил низкий лоб.
— Что странного?
— Тут сыро, командир. А покойнички — как сушеные.
— Да уж, — сказал Иван.
Он подошел и аккуратно притворил дверь кабинки. Скрип ржавого металла. Даже мертвые имеют
