заорал:
— Приструните своих людей, диггер!
— Ну, — сказал Иван и только сейчас заметил у Помидора на камуфляжных плечах полковничьи погоны. Прямо как у старой милиции. Это ж что получается, они уже и звания ввели? Мы тут сидит-то всего четыре дня. — Давайте, что ли, потише, мужики, — произнес Иван на пробу томным голосом. Полковник вздрогнул. — Ну… как бы… э-э-э… спать пора.
Дальше Ивану стало лень ломать комедию, поэтому он замолчал. Не прет. Пойти действительно поспать, что ли? Штурм все равно отложили.
— Что вы бормочете, диггер?!
Иван поднял брови.
— Ну не орать же мне, как какому-то дебилу? — сказал он вежливо. И добавил вполголоса: — Верно? Гладыш, — повернулся Иван к пожилому диггеру, — у нас гранаты остались?
Полковник Помидор за его спиной поперхнулся от возмущения.
Гладышев лениво поднял руку и почесал небритую морду. Жесткий металлический скрежет щетины.
— Да вроде есть…
— Не слышу, — сказал Иван.
— Есть, говорю… — Гладыш повернул голову и натолкнулся на Иванов взгляд. Подскочил как ужаленный, выпрямился до хруста позвонков, руки по швам, глаза стеклянные, подбородком потолок царапает. Заорал — слюни аж до другого конца станции долетели.
— Так точно!
— Другой разговор, — согласился Иван. — Вольно, солдат. Так что вы говорите, полковник?
— Вас просят к генералу, — вежливо сказал полковник. В глазах белым огнем плавилось бешенство. — Товарищ диггер, прошу следовать за мной.
Иван улыбнулся. Бодро поднялся.
— Слово генерала для меня — закон, полковник. Ведите.
— Ведем позиционные бои… — начал Орлов.
Иван встал.
— Какие, к черту, бои?! — сказал он резко. — Там бойня натуральная. Мы не можем пробиться через туннельные блокпосты. Пробовали, наших там укладывают в легкую. Я потерял уже двоих. Позиционные, говорите? Точно, позиционные.
Мемов спокойно смотрел на командира диггеров.
— Что вы предлагаете, Иван Данилыч?
Иван хмыкнул. По имени-отчеству, блин. Оглядел присутствующих — невские кто дремлет, кто равнодушен, кто в носу ковыряет. Адмиральцы не лучше. Лица — прикладом бы, да нельзя.
— Штурм, — сказал Иван.
Сработало. Зашевелились, как крысиное гнездо, куда бросили «зажигалку».
Мемов поднял брови, кивнул.
— Понятно… можете сесть, сержант. Вы, — обратился он к Иванову соседу, с Невского. — Ваше предложение?..
Тот испуганно поднялся, забормотал. Генерал спокойно выждал, когда невский запутается в собственных словах и замолчит, затем обратился к следующему.
Иван слушал. Большинство высказывалось за продолжение «медленной» войны. На истощение, угу. Прежняя бесславная попытка многих напугала.
Да меня самого напугала, подумал Иван. Порвем — меньше надо было орать про «порвем»…
— Итак, решаем. Во что нам выльется немедленный штурм? — Мемов оглядел собрание, останавливая взгляд на каждом по отдельности — словно фотографии к стене пришпиливал. Или жуков в гербарий. Раз — Войнович, два — Тарас, три — Кулагин, четыре… Меркулов поежился, когда взгляд верховного остановился на нем.
Водяник рассказывал на уроках про Северный Ледовитый океан. А здесь северный ледовитый взгляд. Застывший. Парящая черная вода. И куски льда плавают.
— Чего, господа полководцы, притихли? — Мемов усмехнулся. — Что скажете? Во что нам станет штурм Восстания?
Иван мысленно напряг мозг — оба полушария вплоть мозжечка. Все-таки жаль, что мозг это не мышца. Было бы гораздо проще. Накачал, как следует, и знай себе думай…
Мысль не шла. Видимо, больше надо было уделять внимания физическим упражнениям.
— Иван Данилыч, прошу, — теперь генерал смотрел именно на него.
Иван вздохнул. Единственный способ — встать и по-быстрому отделаться.
Только не говори ничего лишнего. Пускай господа полковники сами отдуваются.
Скажи какую-нибудь фигню.
— Первое, — сказал Иван, — распространить слухи, что наступать мы будем дня через три. Второе: отправить бордюрщикам ультиматум с требованием вернуть дизель и выдать виновных в убийстве Ефиминюка. На размышление дать те же три дня, потом, мол, пеняйте на себя. Третье… — он остановился.
В комнате нарастал возмущенный гул. Выкрики: «какие еще переговоры!», «кто это вообще такой?», «дело говорит!», «чушь!», «бред!».
Один Мемов спокойно ждал, когда Иван закончит. Лицо генерала ничего не выражало.
— Я слушаю, Иван Данилыч, — напомнил он, когда пауза затянулась.
— Третье, — сказал Иван. — Сделать все это… и атаковать сегодня ночью.
Гвалт стих, словно отрезало.
Люди начали переглядываться.
— Во время срока на размышление? — Мемов смотрел внимательно. — Я правильно понимаю?
— Да. — «Что я несу?»
— Каким образом?
— Снять посты диггерскими группами, — сказал Иван. — Затем немедленный штурм. Быстрый захват Маяка — наш единственный шанс. Если бордюрщики побегут — прорваться на их плечах на Площадь Восстания. А там им не удержаться. Но если они запрут нас в переходах… — Иван повел плечом. — Перекроют туннели гермой… то это надолго. Не знаю как вам, — он прищурился, оглядел собравшихся, — а мне лично тут рассиживаться некогда.
Когда военный совет закончился и все расходились, с грохотом передвигая скрипящие стулья, Ивана окликнул генерал:
— Иван Данилыч, вы могли бы задержаться?
Ну вот, подумал диггер. Допрыгался. Умник, блин.
Когда они остались наедине, Мемов прошел к столу, выставил на стол бутылку коньяка и два металлических стаканчика. Разлил. Кивнул: давай.
Коричневое тепло протекло Ивану в желудок и там разгорелось на всю катушку.
Стало хорошо.
— Моему сыну было бы как тебе, наверное, — сказал генерал. — Возможно, вы даже были бы сейчас друзьями. Я плохо его помню, к сожалению. Он все время с матерью, я всегда в разъездах… Теперь я об этом жалею. А ты похож на меня. Только, кажется, в твоем возрасте я все-таки был помягче.
Иван дернул щекой.
— И что? Теперь я должен расчувствоваться и заменить вам сына?
Мемов хмыкнул. Покачал головой:
— Ты слишком резкий, Иван Данилыч. Оно и неплохо бы, но временами надоедает. Очень уж смахивает на хамство. А я не слишком люблю хамов.
— Я тоже не слишком.
Мемов усмехнулся.
— Идите, сержант.
