Но вот одна из канонерок, самая внушительная из всех, вдруг запнулась, под ее левым бортом вспух водяной бугор, который, словно нарыв, лопается и взмывает вверх огромным водяным столбом. Ну наконец-то, вот и мины пошли в ход.
Видно, последние события многому научили японцев, так как они сразу же распознали, что именно произошло. Корабли стали резко замедляться, затем остановились и попятились назад, при этом беспрерывно ведя обстрел русских и сами подвергаясь сильному обстрелу. Два миноносца бросились на помощь к тонущему кораблю, обстрел с них прекратился, а потому и русские оставили их в покое, предоставив возможность спасти людей. Целей и без того хватало.
Скорее всего, японцев не остановило бы то обстоятельство, что у русских на побережье оказалось две батареи с морскими орудиями, даже подрыв одного из кораблей не поколебал их стойкости, но ситуация резко менялась. Начинался отлив, и оказаться неподвижной мишенью для русской артиллерии у них не было никакого желания. Правильное в общем-то решение. Корабли двигались, стараясь придерживаться уже известного маршрута, по которому им удалось пройти раньше, не встретив мин русских, планомерно двигаясь в сторону открытого моря. При этом артиллерийская дуэль не затихала ни на мгновение. Еще на одном корабле возник пожар. Впрочем, с ним противник справился весьма быстро, а орудия канонерки так и не прекратили огня, только интенсивность стрельбы заметно снизилась – скорее всего, наблюдался дефицит в обслуге, да еще и дым закрывал обзор. Окончательное решение об отступлении командиром отряда было принято, когда один из миноносцев вдруг подорвался на очередной мине, да еще и там, где корабли уже проходили раньше.
Если канонерка получила мину в борт и стала быстро крениться, то миноносец имел все шансы остаться на воде, даже не потеряв способности двигаться. Конечно, скорость его упала до черепашьей, но он двигался. Ну уж нет. Это их законная добыча, и упускать ее Покручин не собирался.
– На дальномере!
– Есть, на дальномере!
– Дистанция до подорвавшегося миноносца!
– Двадцать два кабельтова!
– Принял! Рубка! Сосредоточить огонь на подорвавшемся миноносце! Дистанция двадцать два кабельтова!
Как видно, Михайлюк пришел к тому же выводу, потому что количества всплесков вокруг поврежденного кораблика было слишком много для одной батареи. Пара залпов, несколько попаданий – миноносец запарил. Все. Теперь он уже никуда не денется.
Русские переносят огонь на канонерки, которые усилили обстрел, стараясь прикрыть поврежденного товарища. Не так быстро, чтоб вам. Опять снаряды падают вокруг одной из канонерок. Вскоре присоединяется и Михайлюк, беря под накрытие другой корабль. Сняв команду с канонерки, оба миноносца направляются к неподвижно замершему собрату, но обстрела русских не ведут. Следуя молчаливому соглашению, им тоже не мешают, да и других забот в избытке.
Когда японцы уже приблизились к миноносцу, тонущая канонерка огласила окрестности взрывом, на мгновение перекрывшим нескончаемую канонаду. Что же, вполне логично: решили взорвать, чтобы не досталась русским. Конечно, японцы собирались выиграть в этой войне, а следовательно, после победы вполне можно было бы поднять кораблик, но, с другой стороны, русские могли и удержаться на своих позициях, а значит, как минимум снять вооружение или боеприпасы с корабля, который должен был значительно выступить из воды при отливе: он и сейчас не смог погрузиться полностью, а лег на грунт, оставив над поверхностью накренившуюся палубу. К чему такие риски.
Артиллерийская дуэль еще продолжалась, но было уже понятно, что поле боя осталось за бронепоездами, так как корабли японцев, сильно потрепанные, но все еще боеспособные, спешно отступали, покидая залив.
– Ну слава тебе господи, хоть какая-то польза от морячков! – Третьяков облегченно вздохнул, когда увидел, как два бронепоезда начали обстрел японских кораблей, полностью переключив их внимание на себя.
– Конечно, полегче, но ненамного, – высказал свое мнение капитан Высоких, который помимо командования своей батареей руководил всей артиллерией на позиции. – Еще немного – и мы замолчим без помощи японских орудий. Снарядов слишком мало. Нашу заявку на пополнение боекомплекта не удовлетворили.
– Плохо. Без артиллерии нам не удержать позиции, – крякнул командир полка. Высоких безошибочно определил осуждающие интонации в голосе Третьякова.
– А что я могу поделать. Не я ведь командую артиллерией, я вообще, если хотите знать, только второе лицо, батареями на позиции командует…
– Мне и без вас известно, кто командует артиллерией, но сейчас его на позиции нет, а имеетесь вы. Ладно, цепляться друг к другу некогда. Насколько еще хватит снарядов?
– Часа на полтора, не больше.
– Сейчас составлю донесение, может, все же на станции есть боеприпасы.
– Сомнительно, что… Ах, мать… – Взрыв произошел прямо на насыпи перекрытия – как видно, калибр довольно солидный, так как даже сквозь оглушительный звук разрыва был слышен треск бревен, но бревенчатый свод все же выдержал, засыпав находящихся в блиндаже трухой и просыпавшейся землей. – Господи, да как же можно воевать при таком соотношении артиллерии.
– Так, о чем это вы? В чем сомнения?
– Сомнения, господин полковник, в том, что вряд ли на станции окажутся снаряды к нашим орудиям. Добрая половина из них китайские, вторая – крепостные орудия, а там, скорее всего, только к полевым, если иначе, то смысла их держать там нет вообще никакого.
– Я все же запрошу – чем черт не шутит, пока бог спит.
– Не поминали бы вы не ко времени.
– Что-то вы больно суеверным стали.
– Станешь тут. Разрешите, я к орудиям?
– Давайте.
Третьяков вслед за Высоких вышел из блиндажа и вновь посмотрел на левый фланг. Японским кораблям все еще было не до позиций его полка – доставалось им изрядно, – это несколько приободрило его. Хотя положение назвать стабильным было сложно: японцы явно нащупали обе батареи и вели их интенсивный обстрел, пока без явных результатов, но снаряды рвались в опасной близости от подвижной батареи. И чего моряки так вцепились в эту позицию, вон японцы начали двигаться – и попадать в них стали куда реже, с другой стороны, морячки, наверное, знали, что делали, так как с виду все платформы были в порядке и все восемь орудий исправно молотили по противнику. Затем его взгляд скользнул по позициям левого фланга, и настроение тут же испортилось. Во многих местах десятки метров траншей попросту отсутствовали, срытые морским калибром. Как ни недолог был обстрел канонерок, понаделать делов они все же успели. И как прикажете держаться на подобных укреплениях, если глубина траншеи едва по колено, да и не траншеи это, а так, некое углубление.
А еще это железнодорожное полотно. Понятно, что прокладывали его для бронепоездов, с целью воспрепятствования противнику в завладении городом, но город в руках противника, а эта насыпь оказалась великолепным укрытием для накопления пехоты. Удружили, нечего сказать.
Взгляд в центр. Здесь вроде стабильно, цепи опять залегли, им до траншей еще порядка двухсот метров. Но если самураи соберутся с духом и поднажмут, то вполне может дойти и до штыковой свалки. Конечно, русским солдатам японцы в подобном бою не конкуренты, но только больно уж их много. Нет, если дойдет до штыков, то полку точно не выстоять.
Порадовало его только положение на правом фланге: две русские канонерки и два миноносца утюжили наступающие цепи японцев беспощадно. Хотя какой там наступающие – противник попросту рассеян и поспешно отступает. Нечего японцам противопоставить морякам. Вот так вот, прочувствуйте на себе, каково это под морским калибром.
Все это хорошо, но вот с левым флангом нужно что-то решать. Пожалуй, пара батальонов совсем не помешает. Третьяков вернулся в блиндаж: были опасения, что второго прямого попадания он не выдержит,
