снаряды, едва удалось сохранить спокойствие, когда по бронированным стенкам застучали сотни осколков. Грохот стоял такой, что казалось, вот-вот какой-нибудь осколок все же прорвет сталь и влетит внутрь. Еще это ощущение, что тебе на голову надели ведро и молотят по нему почем зря. Жуть как приятно, а главное, способствует бодрости духа.
Неприятные ощущения прошли, организм непроизвольно напрягся в ожидании нового выстрела. Взгляд по сторонам. Ничего так себя чувствуют матросы, многие шутят и подтрунивают над теми, кто не отличается особой бодростью. Оно и к лучшему. И из себя страх гонят, и другим особо стушеваться не дают, так как беспрерывно тормошат их, заставляя отшучиваться. Судя по тому, что увидел Сергей, будь такая возможность, большинство постаралось бы перевестись с бронепоезда к чертовой матери, во всяком случае из десантников. Понять их несложно, артиллеристы – те при деле, а ты тут сиди и жди, прилетит снаряд или нет.
Передвижение по вагону – это отдельная песня. Звонарев пытался намекнуть, что нужно бы подбирать личный состав пониже ростом, но его не больно-то слушали, вот и напихали чудо-богатырей, а им тут только в три погибели. Так что на ногах никого нет, все пятой точкой пол топчут, ну и он тоже, правда, ему предоставили ящик из-под патронов, но сути это не меняет.
Что же там происходит-то? Примерно в десять часов канонерки окончательно покинули залив – к сожалению, никто на минах больше не подорвался. Бронепоезда вновь откатились, для того чтобы заняться артиллерией противника. Орудия беспрерывно молотили еще какое-то время, а затем потянулись к Нангалину, израсходовав все до последнего снаряда. Нужно было пополнить боезапас. Благо Макаров не поскупился и еще один полный боекомплект дожидался в составе обеспечения.
К полудню японская артиллерия вдруг прекратила обстрел, а пехота откатилась от позиций пятого полка. Иметь бы возможность сообщить, что у генерала Оку наметились трудности со снарядами. Но кто его будет слушать?
В Нангалине Звонарев узнал, что на левом фланге, пока они отрабатывали по канонеркам и миноносцам, наметилось очень сложное положение. Противник уже практически ворвался в траншеи, но тут в дело вступил один батальон, направленный туда генералом Надеиным, так что ситуация перерасти в острую так и не успела, правда, потери были весьма ощутимы. Как выяснилось, несмотря на кратковременность обстрела, канонерки успели во многом нарушить систему обороны левого фланга.
Слушая это, Звонарев не верил своим ушам. Ведь ему было известно, что в той истории на позиции не было отправлено никаких резервов, даже в количестве одной роты. Мало того, Фок завернул два батальона, направленные Надеиным. Что-то было не так. Решив забросить пробный камень, он похвалил и Надеина, и Фока, – вот тогда-то ему и сообщили, что Фок ранен – хунхузы постарались, – а в командование дивизией вступил Надеин. Семен, чертяка! Он все же исполнил свое намерение. Ладно, может, оно и к лучшему. Тем более что по неизвестной Сергею причине новый командир дивизии отчего-то начал сосредотачивать никак не меньше полка позади левого фланга – не в непосредственной близости: артиллерию противника никак нельзя сбрасывать со счетов, но все же.
Примерно в три часа пополудни японцы возобновили обстрел, и они явно осуществили переброску войск и артиллерии. Вот когда не помешали бы орудия на позициях полка, но они молчали, будучи либо разбитыми, либо лишенными снарядов, так как японцы выкатили свои орудия практически на прямую наводку. Этому обстоятельству удивлялись многие, но только не Сергей. Все было просто. Испытывая недостаток снарядов, Оку выкатил свои орудия для более точной стрельбы. Оставалось непонятным, как противнику удалось провести передислокацию войск незамеченной: ведь аэростат ни на минуту не покидал своей позиции и наблюдатели непрестанно вели наблюдение за японцами. Как видно, Оку сделал верные выводы по поводу этого шарика, а потому предпринял все меры к тому, чтобы русские ничего не заметили. Что же, он сумел добиться этого.
Основная часть артиллерии была сосредоточена на левом фланге, сейчас позиции буквально скрылись под непрестанными разрывами, поверить в то, что там оставался хоть кто-то живой, было сложно. Велся обстрел и остальных позиций, но основная доля приходилась именно на левый фланг. Как видно, японцы решили сосредоточить там основные свои усилия и прорвать фронт. Случись это, исход боя был бы практически предрешенным, так как, скорее всего, повторился бы сценарий, известный Звонареву. Направлять туда подкрепления – заведомо обречь людей на гибель.
Надеин попытался выслать в поддержку пехоте две батареи полевых орудий, но те даже не успели занять позицию, чтобы начать обстрел противника, как были им буквально сметены. Опять в дело вступили бронепоезда. Вот только целей было более чем предостаточно, чтобы их слово оказалось веским.
– Запроси, как там дела на левом фланге, – переместившись поближе к телеграфисту, попросил Звонарев.
Вольноопределяющийся согласно кивнул и тут же застучал ключом. Некоторое время ничего не происходило, а затем он, внимательно вслушавшись, стал что-то записывать. Наконец покончив с этим, обернулся к Сергею:
– Сообщают, что японцы укрылись за железнодорожной насыпью и обстреливают наши позиции. Похоже, что накапливаются для решительного броска.
Ага. Не было печали. Сами же русские и создали для них укрытие, устроив эту самую насыпь примерно в двухстах шагах от передней линии траншей. Вдобавок ко всему, она еще идет и практически параллельно траншеям. Почти до средины позиций. Полотно-то хотели закольцевать, протянув его до станции Кинчжоу, которая сейчас была в руках японцев. Насыпь не особо высокая, русские траншеи все же повыше будут, но мертвую зону от тридцати до сорока метров она давала. Мало того что там окопались части, которые вели наступление до этого, так еще и под прикрытием своей артиллерии сейчас там сосредотачиваются войска для последнего, решительного удара. Нужно срочно что-то предпринимать, иначе нашим ни за что не удержаться. Эх, сейчас бы сюда Семена с минометами, уж они-то достали бы японцев.
– Роман Дмитриевич, Звонарев.
– Слушаю вас, – доносится по проводам гулкий голос Покручина. Все же ничего общего с тем, что он видел в фильмах про революцию, с истерично кричащими в трубку: «Барышня! Смольный!» Возможно, причина в том, что аппараты были новые или расстояние плевое, а может, преувеличили в тех фильмах. Ответа он не знал.
– Противник накапливается за железнодорожным полотном, стрелкам их не достать, нашим орудиям, похоже, тоже. Еще немного – и они начнут бросок.
– Есть конкретные предложения?
– Как только японцы бросятся в наступление, выдвинуться в тыл атакующим цепям и взять их в пулеметы с фланга и тыла. Артиллерия примется за обстрел батарей.
– Оку выкатил орудия на прямую наводку, а бронирование у нас – один смех.
– Понимаю. Но иначе наших сомнут. И подкрепления подойти не успеют, а потом, поостерегутся они нас обстреливать или будут стрелять очень аккуратно: ведь могут и в своих попасть, а если противник окажется по обе стороны от полотна, то и вовсе стрелять не станут.
Звонарев прекрасно осознавал, что броня была неспособна защитить от прямых попаданий даже малокалиберных орудий, но он не был смертником, так как прекрасно знал, что в настоящий момент японская артиллерия попросту достреливает последние снаряды. Потом, оставался и приведенный им довод.
– Мы можем попасть и в своих.
– Можем, но шансы не так уж и велики, ведь они в каких-никаких, но укрытиях.
– А если японцы окажутся по обе стороны насыпи, нас штурмом не возьмут?
– Ну для чего-то ведь у нас имеются десантные роты. Решение нужно принимать быстро, пока японцы не начали наступления.
– Передайте трубку телеграфисту.
Вскоре орудия бронепоезда замолчали, и все облегченно вздохнули, не был исключением и Звонарев. Конечно, до контузии было еще очень далеко, но голова уже болела изрядно. Затем вновь загромыхала сцепка, и бронепоезд покатил по путям, приближаясь к левому флангу, чтобы затем его обогнуть. Перестук колес на стыках рельс звучал сначала редко, затем все чаще и чаще, пока состав не набрал максимальную скорость. Вагон закачало и затрясло с такой силой, что Сергей едва сдерживал охватившее его