много.
– А где эти нормандские берега?
– На запад от Кале, последнего города Ганзы. Нормандцы не дают кораблям прохода, грабят всех без разбора.
– Разве англичане не патрулируют свое побережье?
– Чем? Рыбачьими лодками? К тому же едва отбиваются от шотландцев и платят дань королю Франции.
– А французы? Почему не наводят порядок на своем побережье?
– Филиппу Шестому выгоден морской разбой, нормандцы, как и англичане, платят оммаж.
Ну и дела! Разбойники хозяйничают под боком у города Ганзы, а король со спокойным сердцем собирает с них дань! Если говорить современным языком, то выходит, что верховная власть откровенно «крышует» бандитов.
Рассказ Конрада Эйзена серьезно озадачил Руслана Артуровича Нормашова, взаимоотношения людей в этой жизни оказались совсем не простыми. И снова на первое место вышла грубая сила, прав или не прав, убил своего недруга или конкурента, и никто тебе слова не скажет. Про церковь и говорить нечего, в Любеке ведьм жгли регулярно, и почему-то только хорошеньких. Он не ханжа, прекрасно понимает местную церковную братву, которая держит у себя исключительно молодых и красивых служанок. Но других-то зачем сжигать? Или опять есть скрытые причины, в двадцать первом веке верить в экстрасенсов или наговоры может только шизофреник. Ради досужего любопытства сходил на казнь местного вора: мерзкое зрелище, палач отрубил голову только с третьего удара топором. Собравшийся народ тупо таращился, обсуждая между собой «подвиги» осужденного жулика.
Сотня кнехтов пришла походным строем в сопровождении пяти телег, на трех сложено оружие и имущество, на двух молоденькие жены офицеров в обнимку с тощими баулами.
– Они разместились в казарме у Макленбургских ворот, – сообщил Шушун. – Ждут какую-то бумагу от ганзамистра.
– Какое первое впечатление? Не заморыши?
– Нормально выглядят, по возрасту все молоды, явно не участвовали в сражениях.
– А офицеры?
– Командир Николаус фон Кюстров, полусотники Франц фон Марев и Дитрих фон Гренинг. Все молоды и женаты.
– Дай денег на питание и выплати жалованье вперед. Им же теплая одежда нужна, зима на носу.
– Нельзя много денег давать, они все родителям отправят.
– Замерзнут у нас, к Рождеству перемрет вся сотня. Сам купи и раздай.
– Это немцы! Я раздам, а они продадут и деньги отправят.
– Понял, закупи и загрузи на корабль. Кстати, а камнетесы? Мы о них не позаботились.
– Это ты не позаботился. Тюки с одеждой для них давно на корабле.
– Заноза ты, Шушун, нет подсказать да напомнить, так и норовишь подцепить меня.
– Не сердись, боярин, а учись. У тебя сегодня две сотни человек, а завтра тысяча. И все зависят от твоей воли.
– А помощники на что?
– Они-то? Деньги твои воровать.
– И ты воруешь?
– А на что я ем? Хозяйство мое далеко, а у меня и обновы куплены.
– Я тебя понял, не забудь и жене с детишками подарков набрать, и других корабельщиков порадуй, заслужили.
– Добрый ты не в меру. Мы же ткани продали, долю законную получили, а ты нам и свою часть отдаешь. Забалуемся.
– Тебе никак не угодить.
– Не надо угождать, мы договор подписали. Не серчай, ты порой хуже малого дитя. Помогаю я да удивляюсь твоему простодушию.
– Какой есть.
– Тебя каждый на свою сторону склонить хочет, а ты и поддаешься, гнешься то туда, то сюда. Стержня в тебе нет.
– Устроил мне проверку на вшивость?
– Поучаю тебя, боярин, моя жизнь от тебя зависит. Будешь ты богат да силен, и в моем доме хлеб-соль не переведется.
– Спасибо за эти слова. – Норманн поклонился на полном серьезе.
Шушун во всем прав, современная жизнь приносит сюрприз за сюрпризом, да еще непонятная доброта Ганзы. Ох, неспроста все это, кто бы подсказал, чего опасаться. В чистосердечное человеколюбие он не верил с самого детства. Вот отнять силой, нагадить, обмануть или обсчитать, этого сколько угодно, только выйди из дома.
Наконец в дом принесли зеркало, и появилась возможность посмотреть на себя сегодняшнего. Жуть! Волосы кое-как расчесаны, короткие штаны из черного шелка на икрах перевязаны белым шнурком, белые гольфы морщинят, они шиты из ткани, а не трикотажные, на ногах потешные башмаки в стиле мокасин. Снял куртку с оборочками по груди и рубашку, тьфу, жуткие шрамы со следами грубых швов, Франкенштейн на его фоне выглядел бы красавцем. Неожиданно открылась дверь, и Шушун провел Конрада фон Аттендорна и Эберхарда фон Алена с Хинрихом Плесковым. Следом городская стража пыхтя затащила денежный сундук.
– Однако! – воскликнул ганзамистр, разглядывая «боевую татуировку». – Кто это вас?
– Нашлись специалисты, – неприязненно буркнул Норманн. – Воспользовались моей добротой и повеселились вволю.
– Вы еще и лучник! – Фон Ален указал на амурчика и бесцеремонно подошел к мечам.
– Эй, стража! – зсмеялся фон Аттендорн. – Берегитесь его! Он двурукий.
– Ты на мечи посмотри! – Фон Ален положил оружие на стол. – Такого в Мариенбурге не увидишь!
– Эберхард! Положи на место! Стража свободна! И трактирщику велите пива принести! – приказал Плесков и сел за стол.
– У вас руки настоящего священника, никогда бы не подумал, что вы искусно владеете оружием!
Норманн недовольно повернулся спиной и начал одеваться. Принесла нелегкая незваных гостей, и Шушун получит – с чужими сначала надо стучать, а не вваливаться как в кабак. В комнату мышками проскользнули служанки и поставили на стол четыре глиняные кружки с крышками. Правильно, мало ли какая гадость могла попасть в пиво, пока они бежали по улице.
– Господин Норманн фон Рус, – заговорил фон Аттендорн, – вот вам финансовое поручительство газарата.
Руслан взял протянутую бумагу и непроизвольно сел. Однако! Реакция на указанную сумму не скрылась от гостей.
– Сумма в золотых гульденах! – подлил меда Плесков.
Остается упасть на колени, пустить слюни и радостно биться головой о пол. Нашли дурня, как написали цифирки на бумаге, так и в камин их бросите. Благодетели!
– Я растроган до глубины души такой лестной оценкой моих трудов, – вежливо ответил Норманн. – Деньги мне очень кстати.
– Эти деньги, – фон Ален указал на денежный сундук, – премия за отличное качество ваших карт.
– Нам хотелось бы увидеть оригинал, – с невинным видом попросил фон Аттендорн.
Норманн молча поднялся со стула и, прихватив кружку с пивом, вышел из комнаты. Спустившись на первый этаж, отдал кружку Антанасу Тутнику.
– Угощаешь?
– Пить не могу эту гадость!
– Смотри, своим гостям такое не скажи! Всю жизнь жалеть придется.
– Зловредные?
– Хуже, всесильные.
