недосказанности, добавляю: – Поясню. Дело в том, что мне уже приходилось немного заниматься японской борьбой джу-до под руководством инструктора, окончившего школу Кодокан.
– Ах вот как! Значит, Кодокан… – с явной ревностью в голосе произнес Спиридонов. – Почему же вы тогда пришли ко мне?
– Потому что эта школа джу-до, похоже, не слишком подходит для самообороны. То, что мне демонстрировали, – это в основном различного рода броски. Там почти что нет специальных приемов защиты от ударов и нет приемов нападения. – И с этими словами слегка развожу руками, демонстрируя свое разочарование в полученных навыках. – Судя же по названию вашей секции, вы делаете упор как раз на эти элементы. А мне очень не хочется оказаться беспомощным в уличной стычке с грабителями или хулиганами.
При этих словах Виктор Афанасьевич оценивающе покосился на пришедшую со мной Лиду и мимолетно улыбнулся:
– Хорошо. Тогда покажите, что же вы умеете.
На этот раз заулыбалась Лида – явно в предвкушении, что начальство (пусть и временное) сейчас будут валять по ковру прямо в английском костюме. Но я обманул ее ожидания: у меня с собой в портфеле были поношенная гимнастерка и галифе, полученные еще в 1919 году, в приснопамятные времена «военного коммунизма» по ордеру Чусоснабарма (Чрезвычайного уполномоченного Совета рабочей и крестьянской обороны по снабжению Красной Армии и Красного Флота). В те времена у меня с одежкой было худо, и этот комплект меня здорово выручил.
Раздевалка располагалась как раз напротив гимнастического зала, и через несколько минут я уже стоял на борцовском ковре, напротив одного из своих новых товарищей по секции, которого Спиридонов подозвал коротким жестом. Как оказалось, и в теле Виктора Осецкого у меня сохранились кое-какие былые навыки. Заднюю подножку исполняю довольно коряво, но все же укладываю несопротивляющегося противника на ковер. Передняя прошла уже чище: левой – захват одежды ниже локтя, правой – в районе подмышки, вытянуть противника на себя, вынося свою правую ногу в сторону и перенося на нее центр тяжести. Теперь рывок, скручивая и наклоняя корпус в сторону броска, – и парень гулко шлепается спиной…
Переднюю подножку с колена удалось исполнить в весьма хорошем темпе. Бросок через спину выполняю значительно хуже, но зато удалось-таки провести этот же бросок с захватом противника за шею, что мною еще не было испробовано на практике. Бросок через себя прошел без проблем… И на этом весь мой отработанный арсенал приемов закончился. Ни подсечек, ни подхватов я выполнять не умел.
После этой демонстрации молодежь стала поглядывать на меня с некоторым уважением, а Спиридонов лишь чуть усмехался в усы.
– Вот видите, – обратился к нему, слегка запыхавшись после схватки, – эти приемы хороши для спортивного поединка. В реальной же схватке нужно умение отразить удары противника и умение вывести его из строя, а не просто уронить на землю. Может быть, эти приемы неплохи так же как элемент тренировки, но не более того.
– Вот-вот, – закивал Виктор Афанасьевич, – весь этот Кодокан носит чересчур показной характер. Впрочем, у нас тоже будут отрабатываться броски, но только как часть реальных, жизненных приемов системы джиу-джитсу. Мы не занимаемся спортом ради спорта. А для вас я могу предложить только тренировки с новичками, потому что первая группа уже практически закончила занятия. Единственное, что вы можете, – присоединиться к другой группе новичков, занимающейся во вторую смену, с двадцати ноль- ноль.
Во второй части занятий Спиридонов демонстрировал и отрабатывал с учениками виды захватов, рычагов, вывертов. Здесь и мне нашлось чему поучиться. По окончании занятий я задержался и разговорился со своим новым наставником.
– Мне нравится, что вы провели отбор и классификацию приемов, а также выделили основные принципы их проведения. Ведь раньше вся эта японская борьба носила характер какого-то тайного знания без всяких попыток разобраться в основах ведения схватки, – слегка подольстился я к Спиридонову.
– А! Вы сразу обратили внимание? – довольно воскликнул он. – Это позволяет создать нормальную методику обучения и не замыкаться лишь на разучивании «секретных приемов»!
– Было бы полезно также провести классификацию ситуаций, в которых надо применять те или иные приемы самозащиты или нападения, – добавил я, вспомнив какие-то обрывки знаний о работах Солоневича в этой области. – Ну, например, выделить дистанции: дистанцию действия огнестрельным оружием, дистанцию действия тростью, дистанцию действия холодным оружием и кулаком, дистанцию ближнего боя, дистанцию захвата, дистанцию боя на земле. И для каждой из этих дистанций подходит своя группа приемов.
– Молодой человек, – воскликнул Виктор Афанасьевич (хотя он был практически моим ровесником – ну, старше максимум лет на пять), – я смотрю, вы читали кое-какую литературу по рукопашному бою или общались со специалистами?
– И то, и другое, – честно ответил я. – Но вот собственно рукопашный бой я знаю, к сожалению, чисто теоретически. Всякие там удары ребром ладони, кулаком, пяткой, ребром стопы, коленом и, соответственно, блоки.
– Что-что, простите? – удивился Спиридонов.
– Блоки. Так я называю приемы, блокирующие удары противника, – пояснил я.
Лида Лагутина, просидевшая в зале до окончания занятий, и на протяжении всего этого разговора шла рядом с нами. Интересно, чего она дожидается?
Вскоре мы распрощались с Виктором Афанасьевичем, выразив обоюдную надежду, что эта наша встреча – не последняя.
После его ухода я повернулся к Лагутиной.
– Что же это вы, Лида, к нам не присоединились? – полушутливо поинтересовался я у нее.
– Да надоело уже все это! – в сердцах воскликнула девушка. – Намахалась уже руками-ногами вдоволь! Бандиты – они пожестче учат, чем в этой секции… – уже тише произнесла она и умолкла.
– А вам часто приходилось на банды выезжать? – полюбопытствовал я.
– Да уж нередко. – Она качнула головой. – Бывало, дадут группу чоновцев, а там одни мальчишки сопливые, даже с винтовкой едва научились обращаться… – Она вновь понизила голос и замолкла, явно не желая развивать эту тему.
– Ну а вы-то где научились бандитов бить? – не отставал я.
– Ха, – небрежно махнула она рукой, – я к дракам с детства привычная.
– Что же у вас за драки такие были? – Удивление мое было отнюдь не показным. – Вы же вроде в гимназии учились, и семья у вас была… соответствующая?
Девушка взглянула на меня с нескрываемой гордостью:
– Меня дважды из гимназии за драки исключали!
– Неужели у вас такие девчонки драчливые были? – Мне становилось не на шутку любопытно.
– Девчонки? – ехидно переспросила она. – Я мальчишек лупила, из старших классов Саратовской мужской гимназии!
Моя спутница наконец разговорилась. Она оказалась весьма необычной девчонкой. Драки с мальчишками-гимназистами оказались только вершиной айсберга: она с детских лет была склонна отстаивать справедливость кулаками и не раз участвовала в уличных драках, внезапно загораясь яростью и бросаясь на тех, кто, по ее мнению, заслуживал трепки.
– У меня даже прозвище на улице было – Гадюка, – не без гордости заявила она.
Нелюбовь Лагутиной к спорту объяснялась очень просто. Ее мать, происходившая из семьи эмигрантов еще народовольческой волны, воспитывалась за границей и к моменту вступления в брак с отцом Лиды не только успела выучиться в Вене на инженера, но и была неплохой наездницей, увлекалась фехтованием и стрельбой. Ко всем этим видам спорта она старательно приучала и свою дочку, успев привить той отвращение к систематическим тренировкам, вынуждавшим девочку рано вставать и тратить массу времени еще до ухода на занятия в гимназию.
Как я узнал от девушки, ее мать служила у Фрунзе – сначала на Восточном фронте против Колчака, затем комиссаром 53-го автоброневого отряда в Бухарской операции, там, в 1920 году, была тяжело ранена
