– Напрасно вы так думаете! – горячо возражаю ему. – Речь не идет о том, чтобы вылавливать случайно попавшие в прессу сведения секретного характера. Речь идет о полноте освещения обстановки в той или иной стране. Для этого надо просеивать национальные газеты, но равным образом и местные, журналы, в том числе профессиональные, книги, в особенности разного рода справочники. Пользуясь этими источниками, следует постепенно накапливать материал, характеризующий военные расходы и состояние вооруженных сил, экономическое положение, уровень благосостояния и настроения различных слоев населения, составлять характеристики на политических деятелей, представителей генералитета и офицерского корпуса, крупнейших предпринимателей, виднейших ученых и инженеров. В общем, на этой основе должны быть созданы обширные картотеки и досье, которые в сочетании с агентурной разведывательной информацией будут давать очень полную и объемную картину.
Слово за слово, и проговорили мы довольно долго. Наконец, уставший от этого разговора донельзя, произношу:
– Ну, Михаил Абрамович, выжали вы меня досуха. Так что дальше, если что вам покажется дельным из этих идеек, – разрабатывать их придется уже без меня. Вряд ли что смогу добавить к уже сказанному. – Однако совсем подводить черту под своим контактом с Трилиссером не хочется, и на всякий случай делаю оговорку: – Впрочем, вот по направлениям ведения экономической и технической разведки я, наверное, смогу вам кое-что время от времени подсказывать.
Вполне ожидаемо начальник ИНО попытался уговорить меня помочь в качестве внештатного сотрудника с организацией предполагаемого аналитического отдела. Вяло отнекиваясь, тем временем лихорадочно размышляю: стоит ли его предупреждать о появлении к началу октября в руках рижской резидентуры SIS (MI-6) документа, который 25 октября будет обнародован в газетах «Таймс» и «Дейли Мейл», получит известность как «письмо Зиновьева» и приведет к поражению лейбористов на выборах? И надо ли говорить ему о вероятном провале попытки восстания, организованного Компартией Эстонии в декабре этого года в Таллине?
Предположим, выложу все, что знаю, о подготовке фальшивки под названием «письмо Зиновьева». Но, помимо того что передо мной будет поставлен вполне законный вопрос, откуда мне все это известно, есть и другая проблема: а какой это даст результат? Нет никаких гарантий, что ОГПУ удастся немедленно и полностью парализовать деятельность многочисленных изготовителей антисоветских подделок, зарабатывающих этим на жизнь. Если такая фальшивка нужна, она, скорее всего, появится.
Может быть, следует сработать на опережение иначе? Негласно предупредить в середине октября правительство Его Величества, что Советскому правительству известны следующие факты. В руках майора Десмонда Мортона, руководителя Секции V разведывательной службы MI-6, находится фальшивый документ, якобы подписанный Григорием Зиновьевым. Несмотря на то что Мортону известно о подделке, он выдает это письмо за подлинник, ссылаясь на агента в Коминтерне, который передал это письмо рижской резидентуре MI-6. Однако в действительности рижская резидентура не располагает таким агентом. Письмо на самом деле исходит из антисоветских эмигрантских кругов в Берлине, где свила себе гнездо целая шайка (Дружеловский, Гуманский, Зиверт, Орлов, Гаврилов и другие), специализирующаяся на торговле фальшивками такого рода. Это обстоятельство хорошо известно резидентуре MI-6 в Берлине, почему она и отвергла попытку всучить ей аналогичное письмо. Однако, невзирая на явно сомнительное происхождение «письма Зиновьева», майор Мортон ознакомил с ним своих друзей-консерваторов из правительственных кругов. В результате руководитель северного департамента Форин Оффис Джей Дон Грегори планирует передать текст письма для публикации в газеты прямо накануне выборов, с тем чтобы не дать времени на опровержение фальшивки и тем самым отобрать голоса у лейбористов.
Тем самым, возможно, удастся предупредить падение лейбористов и ухудшение политических и торговых отношений с Англией.
Но как донести это до ОГПУ, НКИД и партийного руководства? Да еще так, чтобы поверили? Уже опробованный фокус с анонимкой тут не пройдет…
Та же самая проблема с восстанием в Таллине. Почему моему предупреждению должны поверить?
Так ничего и не придумав, откладываю решение этих вопросов.
Кое-как отбив попытки Трилиссера зазвать меня в проектируемый аналитический отдел, с трудом завершаю нашу долгую беседу. О том, какой резонанс она имела в сфере практических решений, что-то узнать довелось только в следующем, 1925 году.
Отмечаю у секретаря пропуск и выхожу из здания. Все-таки эта контора малость давит на нервы. Если и не страхом, то сознанием серьезности тех дел, которыми здесь занимаются, и связанной с ними нешуточной ответственности. Но от ответственности я бегать не собираюсь. Раз уж начал, надо идти до конца.
Хорошая мысль. Очень своевременная. И ее своевременность буквально через две недели, в понедельник, 4 августа, подтверждает еще один телефонный звонок мне на работу, теперь уже из другой, но не менее серьезной конторы.
– Здравствуйте, Виктор Валентинович! – произнес голос в трубке.
– Здравствуйте!
– Вас беспокоит Уполномоченный РВС СССР при Наркомвнешторге. С вами завтра хотел бы встретиться заместитель Наркомвоенмора товарищ Уншлихт по вопросу о консультировании закупок через Спотэкзак.
«Уншлихт – уже замнаркома? Ого! Ах да, ведь здесь и Фрунзе стал наркомом раньше», – проносится мысль. Стоп-стоп! Не о том я думаю! Это что же, почти слово в слово повторяется разговор полугодовой давности?! Но тогда это приглашение было лишь прикрытием визита к Троцкому и никакой Уншлихт меня на встречу не ждал. Теперь же Троцкого в РВС уже нет… Тогда что же это? Ладно, посмотрим. И я бросаю взгляд на свой календарь. Так, завтра у нас коллегия. Раньше шести не кончится, к гадалке не ходи.
– Девятнадцать ноль-ноль вас устроит? – Собеседник некоторое время молчит, видимо обдумывая мое предложение, затем в трубке слышится:
– Хорошо, пропуск вам закажем. Порученец Юзефа Станиславовича вас встретит и проводит.
– Договорились. До свидания. – Черт, никак не могу вспомнить этого Уполномоченного РВС ни в лицо, ни по фамилии, хотя он сидит тут, у нас, в наркомате.
– До свидания. – И мой собеседник вешает трубку.
Видимо, я действительно понадобился Уншлихту, и запущенное мною некогда как предлог для встречи с Троцким письмо вернулось ко мне бумерангом. Ладно, завтра разберемся, чего же там такого от меня хотят.
Выяснилось, что я был прав в своих предположениях и мной заинтересовался Уншлихт собственной персоной. Зная, что на должности замнаркома он курировал военную разведку и Остехбюро (кстати, а сейчас дело обстоит таким же образом или как-то иначе?), я немного опасался того, какого рода интерес он ко мне испытывает. После того как в бюро пропусков была получена нужная бумажка, на входе в здание Реввоенсовета меня, как и было обещано, встретил адъютант. В отличие от подтянутых, стройных и щеголеватых адъютантов Троцкого этот был не высокий, и не стройный, с явно намечающимся брюшком.
– Осецкий Виктор Валентинович?
Молча протягиваю ему свой пропуск. Он коротко кивает в знак того, что все в порядке, и сообщает:
– Я провожу вас к товарищу Уншлихту.
По пути адъютант останавливается у одной из дверей – явно не с тем номером, который обозначен в пропуске, – и просит меня подождать. Сам же скрывается за этой дверью, и тут я вижу прикрепленную к ней табличку: «Начальник снабжения РККА». А слово-то «главный» из названия должности исчезло… Не успеваю додумать эту мысль до конца, как адъютант вновь появляется из-за двери, но не один, а в компании статного, широкоплечего бритого наголо командира. Внешность его вроде мне знакома. Но вот кто это – никак не припоминается.
Все трое шествуем дальше – и вот мы в приемной Уншлихта. Короткий кивок секретаря – и, не задерживаясь, проходим в кабинет.
– Здравствуйте, товарищ замнаркома! – произносит коренастый.
