– Еще раз спрашиваю: понятно?
– Д-да, господин!
– Отлично. Итак, повторяю вопрос: кто тебя послал?
– Хс… Холслов.
Грон наморщил лоб. Он такого не знал.
– Кто это? – спросил он, для большей убедительности слетка шевельнув коленным сгибом.
– Ый! – коротко взвыл несостоявшийся убийца, но, правильно уловив логический посыл, тут же заговорил: – Это… человек Аржени… так говорят… Он убивает для них… и все такое…
Грон задумался. Пожалуй, убивать этого типа не следовало. Подобный свидетель мог оказаться полезным. Хотя руки чесались.
– А где он сейчас?
– Не знаю… Ы-ый!.. Я правда не знаю, господин!
– Думай, а то сломаю и вторую ступню, а затем перейду к чему-нибудь по-настоящему больному, – пообещал ему Грон, усиливая нажим на ступню.
За свои прошлые жизни он не раз встречался с подобными тварями. Несмотря на внешнюю тупость, они, как правило, обладают этакой примитивной, животной хитростью. И часто способны по случайно оброненным словам, по косым взглядам, по вскользь брошенным кривым усмешкам разгадать с очень высокой степенью вероятности намерения работодателей. О чем большинство из таковых вследствие испытываемого к подобным типам презрения даже не догадываются. Так что если поднажать…
– Я… мне… я не знаю… – заюлил несостоявшийся убийца.
И Грон с невозмутимым видом сломал ему и вторую ногу. Тем более что это полностью входило в его планы. Вполне возможно, что по итогам допроса ему придется покинуть камеру и переместиться куда-то еще, а времени на связывание пленника может и не остаться. Поэтому следовало заранее, уже в процессе допроса максимально его обездвижить.
– Ы-ы-а-а-а! – завопил убийца, а Грон вполне себе спокойно и деловито перехватил на болевой его правую руку и этаким безразличным тоном спросил:
– Ну?
– Он… это… господин… я не знаю точно… но он хотел посетить покои графа Сакриензена. Он… герцог Аржени был так рассержен тем, как граф ведет дело. И еще… он собирался взять ваш ангилот.
Грон нахмурился, а затем точным движением руки приложил несостоявшемуся убийце рукояткой его же кинжала по затылку, отчего тело, на котором он сидел, тут же обмякло.
Значит, вот оно как, подумал он, поднимаясь, не просто зарезать строптивого пленника, но еще представить дело так, что будто бы он зарезал председателя собственного суда. Хотя не совсем понятно, зачем в этом случае его самого собирались зарезать в его собственной камере? Логично было бы, скажем, опоить его… хотя кто сказал, что в вине, которое ему подали за ужином, был именно яд, а не сонное зелье? А резать его решил уже этот незадачливый стражник по собственной инициативе, по каким-то признакам поняв, что с сонным зельем ничего не вышло. Либо просто перепугавшись. В конце концов, за прошедший месяц он стараниями принцессы, прибывших с ним дворян из Загулема и остальных членов достаточно стихийно образовавшейся партии его сторонников стал в Агбере довольно популярной личностью, которой приписывались небывалая доблесть и сила.
Все эти мысли проносились в голове Грона, пока он быстро бежал по коридорам и лестничным пролетам башни маршрутом, ставшим для него за прошедший месяц почти привычным. Где располагались покои графа Сакриензена, он, естественно, точно не знал, но, судя по некоторым признакам, где-то недалеко от зала, где его регулярно допрашивали. Так, например, граф как-то вошел в зал, где происходил допрос Грона, на ходу вытирая руки платком, а однажды – так же на ходу поправляя воротник-жабо. А уж где находится этот зал и дорогу до него, Грон за прошедшее время усвоил прочно.
Уточнить направление ему помог голос, прозвучавший в гулкой ночной тишине довольно громко:
– …поплатятся за это.
Грон резко затормозил и, перехватив кинжал убийцы, являющийся его единственным оружием (не вооружаться же в узких коридорах громоздкой алебардой), осторожно двинулся вперед. Через пару поворотов он увидел полуоткрытую дверь, из проема которой лился не слишком яркий свет, ну как будто внутри помещения горела небольшая масляная лампа.
– Вы слышите, что я вам говорю? – снова повторил голос, очень похожий на голос графа Сакриензена.
Грон замер. Судя по тому, что собеседник, к которому обращался граф, не ответил, он явно отвлекся на нечто более интересное. И Грон имел все основания подозревать, что этим более интересным являлся он сам. Что, впрочем, было вполне обоснованно. Он торопился, а грохот каблуков в такой тишине должен был разноситься достаточно далеко. И вывод из всего вышеизложенного следовал вполне однозначный – вот прямо сейчас его попытаются убить.
Грон максимально согнулся и осторожно двинулся вперед. Если некто, притаившийся внутри помещения, попытается нанести удар вслепую, из-за угла, его клинок должен был пройти гораздо выше.
Подобравшись к косяку, он прислушался. Граф Сакриензен молчал. Из-за распахнутой двери доносилось чье-то шумное дыхание, возможно именно графа. Грон замер, обдумывая ситуацию.
– Э-э-э, граф Загулема? – с этакой подчеркнуто пренебрежительной ленцой осведомился чей-то голос из комнаты. – Если вы там, советую вам показаться. А то у моего слуги может устать рука, и тогда его нож перережет горло вашему судье.
Ага, значит, их в помещении двое. Как минимум. Да здравствуют болтливые придурки, любящие корчить из себя крутых подонков. Грон задумался.
– Ну так где вы, граф? Должен признаться, что у Нисееля довольно слабая рука. Она уже дрожит…
– Зачем вам так надо, чтобы смерть графа записали на мой счет? – быстро спросил Грон.
– На ваш? – Удивление его невидимого собеседника было настолько откровенно, даже издевательски деланым, что никаких сомнений в словах Грона ни у кого из слышавших этот разговор остаться не должно. – С чего вы взяли?
– А зачем вы украли мой ангилот?
– Не украл, а взял, – раздраженно заявил голос. – Ну хватит, выходите! Пора кончать этот балаган…
Грон выпрямился и, завозившись, стянул с плеч камзол, который успел натянуть, когда выскочил из комнаты. Встряхнув его на вытянутой руке, он произнес:
– Я выхожу, подонок, и молись всем своим богам, чтобы… – Не закончив фразы, он широким взмахом вбросил камзол в проем двери.
Внутри что-то гулко звякнуло, и камзол последовательно пробили сначала короткая стрелка, а затем узкий нож. Стрелка вонзилась в противоположную стену, а нож, звякнув о камень, упал на пол. В следующее мгновение Грон, пригнувшись, метнулся в проем, на ходу подхватив упавший нож левой рукой.
Нападавших в комнате было трое. Один, одетый в колет из темной кожи, такие же штаны и ботфорты, стоял, держа в одной руке его собственный ангилот, а в другой компактный карманный вариант пружинного арбалета; второй, здоровяк, которого только издеваясь можно было обозвать человеком со слабой рукой, удерживал графа Сакриензена, действительно держа у его горла нож; а третий, худой, жилистый тип, застыл с вытянутой рукой, из которой, как видно, только что вылетел нож. Грон качнулся вперед, на ходу метнув кинжал, отнятый у убийцы, метя в глаз здоровяку. И его движение тут же привело всю группу в действие.
– Киссень! – заорал тип в колете, опуская руку с карманным арбалетом и вскидывая ангилот. – Обходи его!
Киссень, каковым оказался тот самый жилистый тип, тут же метнулся влево, извлекая откуда-то здоровенный тесак, скорее напоминающий мясницкий нож, чем боевое оружие, но от этого не менее опасный, а сам главарь взмахнул ангилотом, делая шаг вперед. Но Грон уже перехватил подобранный нож за лезвие и мягким движением кисти послал его вперед, прямо в грудь типа в колете. Тот судорожно махнул ангилотом, то ли попытавшись отбить летящий нож, то ли просто рефлекторно среагировав на движение, но затем всхрапнул, сделал шаг вперед, опустил руку с ангилотом, уперев его в пол, будто попытавшись
