еще освещал дорогу. В какой-то момент ему показалось, что тень начала дробиться, — видимо, холод добрался и до зрения, вот и мерещится всякая ерунда. Несколько темных пятен отделилось от тени, двигаясь рядом. Словно стайка каких-то мелких животных…
«Ты зачем стрелял в дегов? Патроны девать некуда?»
«А шилоклювов кто притащил, по-твоему?»
Далекие голоса звучали в сознании, никак не контролируемые слабеющей волей.
«Деги», — почти равнодушно подумал Димка, поняв, что ему не мерещится. Он давно уже не чувствовал ломика в окончательно промерзшей руке — просто ненужная тяжесть оттягивала плечо. Словно издеваясь над ним, с морозного неба посыпался мелкий ледяной дождь. Частые капли падали на голову, на лицо, сразу замерзая, покрывая волосы и кожу ледяной коркой. Не успев промокнуть, одежда тут же леденела. Погода определенно спятила, и, чтобы добить его окончательно, свет луны вдруг померк, словно кто-то на небесах рывком задернул шторку. Облачная прореха затянулась новыми облаками, которые неустанно гнал ветер. Густой беспросветный мрак рухнул с небес на землю, затопил все окружающее пространство вязкой враждебной плотью. Каждый шаг давался с неимоверным усилием, покрывшая тело ледяная корка продолжала нарастать, и, казалось, вес одежды, да и всего тела, многократно увеличился.
Димка остановился. Хрипло втянул воздух в застуженные легкие, закашлялся и неожиданно для себя беззвучно рассмеялся, чувствуя подступающее безумие. Все против него, и двигаться дальше просто нет сил.
А ведь здесь, где он сейчас стоит, — то самое место, где неведомая тварь напала на отставшего от группы Натуралиста, и лишь реакция Ворчуна спасла тогда Олега от безжалостных объятий чудовища. Группы сталкеров специально потом выходили на поверхность, но никто ничего не видел — совершив единственное нападение, монстр исчез, словно его никогда и не было. Но следы все же остались: множество оконных проемов на уровне второго этажа нескольких зданий вдоль улицы оказались развороченными, а оконные рамы переломаны, словно спички…
Едва слышный костяной цокот за спиной заставил Димку через силу шарахнуться в сторону и обернуться, вскидывая ломик для удара. Скованная ледяной коркой одежда захрустела от резкого движения. В кромешном мраке он лишь почувствовал, как мимо пронеслось мощное массивное тело. Удаляющийся цокот шагов замедлился, затем снова стал приближаться. Громко и отчетливо перестукивая друг о друга жесткими окостеневшими перьями, природной броней покрывавшими тело, шилоклюв развернулся для повторной атаки.
Стало трудно дышать. Резко, без всякого перехода. Захрипев, Димка упал на колени, пытаясь втолкнуть хоть немного воздуха в ставшие непослушными легкие. А цокот несущегося к нему шилоклюва стремительно нарастал, становясь все громче и громче. Вот уже он гремит, оглушая, словно колеса мотовоза, разогнанного на всю катушку по изношенным рельсам. Слишком много охотников оказалось по его душу в это время и в этом месте…
Страшная сила рванула за шею вверх. От рывка хрустнули позвонки, а перед глазами встала багровая пелена. И вдруг, заливая окружающее пространство, прямо там, где таился монстр, вспыхнул ослепительный свет. Настолько яркий и безжалостный, что казалось, в каждом глазе Димки запылало по костру, напрочь выжигая сетчатку. И тогда он закричал.
Глава 8
ДОПРОС
Широкоплечий высокий мужик средних лет, с наголо обритой башкой, остановился напротив. На мускулистом торсе — лишь черная майка, на ногах — серые камуфляжные штаны и крепкие ботинки. Изучающий взгляд маленьких серых глаз, глубоко утопленных в глазницах, казалось, пытается заглянуть Димке прямо в душу. Тяжелые надбровные дуги, низкий череп, массивные угловатые скулы и челюсть, словно лопата. Серая землистая кожа. Вид этого человека пугал уже сам по себе, и Димка в первые же секунды, как только разлепил глаза после кошмара и увидел этого человека, сразу окрестил его Палачом. Ну а кем еще может быть человек с такой внешностью? Да еще при таких-то обстоятельствах?
Димка дрожал от пробирающего тело озноба — мало того, что он замерз от неподвижной позы, еще и одежда на нем была влажной. Глаза приходилось непрерывно щурить — с потолка подсобки, оборудованной под камеру допроса, бил слепящий безжалостный свет, от которого хотелось спрятаться. Но куда тут спрячешься, когда сидишь в массивном металлическом кресле, а твои руки, связанные за спинкой, выкручены назад с такой силой, что плечевые суставы просто вопят от боли, моля о пощаде? С ногами полегче — они тоже намертво прикручены кожаными ремнями к ножкам металлического чудовища, но их хотя бы не пришлось выворачивать для этой процедуры, как руки.
Словно оставшись недовольным результатом осмотра, Палач коротко размахнулся и отвесил Димке оплеуху. Обманчиво вялое движение таило в себе сумасшедшую силу. Удар по лицу отбросил парня назад, и тяжеленное кресло, протестующе заскрипев, опасно накренилось вместе с ним, грозя рухнуть назад. Впрочем, усилие было точно рассчитанным: кресло не упало, металлические ножки с грохотом встали обратно на пол, заставив бетон брызнуть мелкой крошкой.
В который раз.
Судя по всему, у Палача был богатый опыт допроса.
Только он не допрашивал — с того момента, когда Димка очнулся в камере и осознал, где находится, бритоголовый лишь бил. Бил, не задав ни одного вопроса и вообще не произнеся ни единого слова. Словно этот страшный человек проводил некий эксперимент, а камера была лабораторией по изучению поведенческих реакций крыс, но по какой-то фатальной ошибке вместо крыс этому садисту доставили подопытных человеческой породы. Экспериментатора подобная ошибка ничуть не смутила — он неторопливо ходил между пленниками и поочередно «тестировал» то одного, то другого.
Федор, прикрученный к такому же жуткому металлическому креслу в метре от Димки, тоскливо выругался, когда Палач снова направился к нему. Все лицо Кротова багровело свежими ссадинами, левый глаз заплыл, на губах и подбородке запеклась кровь. Без вечно сползающих очков напарник выглядел как- то непривычно и беспомощно. Щуриться его заставлял не только безжалостный свет в допросной, но и сильная близорукость.
Когда Палач замахнулся, Димка невольно зажмурился, нервно облизав распухшие, разбитые в кровь губы. Он знал, что выглядел не лучше Федора. Хлесткий звук пощечины. Кротов охнул. Сколько они тут уже находились? Час? Два? Похоже — вечность. Димка давно потерял всякое представление о времени, он думал только о своей боли. Болело все — отбитая грудная клетка, руки и ноги, которые наверняка превратились под одеждой в сплошные синяки, болело лицо — Димка и не подозревал, сколько на нем может быть болезненных мест, а теперь чувствовал каждую ноющую косточку, каждую истерзанную мышцу. Палач пока не добрался только до паха, словно все, что он делал до этого, было лишь многообещающей прелюдией.
За любой вопрос, обращенный к Палачу, следовало наказание — удар более сильный, чем те, которые этот жуткий тип раздавал в своем неторопливом, каком-то дежурном путешествии от кресла к креслу. Не помогли ни просьбы, ни угрозы. Этого человека совершенно не взволновал тот факт, что оба пленника являются людьми Бауманского Альянса, весьма влиятельного в метро станционного государства. Не беспокоило его и то, что один из пленников приходился главе Альянса сыном. Его вообще ничего не беспокоило. Кроме работы.
Такая у него работа, да.
«Если бы только понять, что этой паскуде нужно?» — в черном отчаянии думал Димка, закрыв слезящиеся глаза. Он уже знал, что закрывать глаза нельзя — за это следует наказание. Можно только жмуриться на миг. Но свет становился таким нестерпимым, что все чаще приходилось использовать паузу между ударами для отдыха измученных глаз.
Тот кошмар — ночное путешествие к Боровицкой — уже казался не столь жутким, как то, что творилось сейчас. Да, всего лишь новый кошмар… Но как это было ярко… Все казалось таким настоящим…
