– Коня! – заорал Дмитрий.
– Коня! – одновременно заорали Боброк и Сашка. Лишь Адашу было орать не по чину, да и среагировал он на этот страшный сигнал на долю секунды раньше остальных, ринувшись туда, где они с великим воеводой оставили своих коней.
От Ивановской горки до кремлевской стены – рукой подать, и вскоре вся царская свита уже спешивалась с коней у укрепления, стоящего напротив ближних кремлевских ворот. Бойцы, оглохшие от взрыва, взирали на прибывшее начальство осоловевшими глазами.
– Что? Что здесь случилось? – тормошил Боброк командующего здесь сотника.
Черный гриб, выросший над Кремлем, уже поднялся высоко в небо, превратившись в грязное мохнатое облако. Кремль же теперь накрывала клубящаяся грязно-серая шапка пыли, смешавшаяся с дымом пожаров. Она лезла из-за стен во все стороны, как лезет из квашни перестоявшая опара.
– Оставь его, Дмитрий Михайлович. Это пороховой погреб рванул. – Великий воевода с трудом отцепил Боброка от сотника. – Очумевший, он, видишь, ничего не соображает. – Сашка бросил взгляд на стену. Обычно маячивших меж зубцов часовых не было видно. – Подводу надо крепкую, Дмитрий Михайлович. Есть здесь?
– Зачем?
– Мы ее бревнами нагрузим, таран получится – ворота вышибать.
Но Боброк даже не успел ничего ответить.
– Государь! – Впрягшийся в телегу Адаш уже выкатил ее на ровное место. – Бревна сложим – таран будет!
Старому вояке пришла в голову та же мысль, что и Сашке. Не дожидаясь, пока придут в себя очумевшие от взрыва кметы, великий воевода бросился помогать Адашу загружать телегу. А следом за ним и бояре из Дмитриевой свиты подключились. Так же гурьбой катили к воротам сооруженный из подручных средств таран. Тут уж стали и кметы приходить в себя и к боярам подключаться. Защитники Кремля никак не реагировали на столь откровенную попытку вломиться в ворота.
Первый удар тарана даже не сотряс массивные железные ворота. Таран откатили, разогнали и вновь ударили им неподатливые ворота. Но те лишь отозвались гулким звоном на эту попытку. Неизвестно, сколько пришлось бы мучиться в подобных безуспешных попытках, если бы не несколько проявивших сметку воинов. Они набросили арканы на зубцы стены и уже карабкались по стене наверх. Через несколько минут они открыли ворота изнутри.
Едва только створки ворот поползли в стороны, Сашка протиснулся в образовавшуюся щель и бросился вперед. Картина, представшая перед ним, ужаснула и заставила остановиться.
В середине кремлевского двора зияла огромная воронка. Деревянные строения разметало до основания, будто сложены они были из соломы. Лежащие там и здесь беспорядочные нагромождения бревен уже вовсю лизали языки жадного пламени. Единственный каменный дом, сохранивший свой остов, стоял без крыши, зияя провалами окон. И везде, куда только доставал взгляд – неподвижно лежащие люди. Нет, не все неподвижны. Вот кто-то, пошатываясь, спускается со стены. Но вот он запнулся, зашатался и, свалившись с ног, покатился вниз по лестнице, гремя доспехами. А вот еще кто-то ползет по земле, оставляя за собой широкий кровавый след.
«Должны, должны оставаться живые. Раненые, контуженые, но живые. Надо искать… Искать Ольгу… Она не могла погибнуть. Нет… – Сзади что-то командовал Боброк, что-то кричали другие. Сашка ничего не слышал, сосредоточившись только на одной мысли: – Искать… Искать Ольгу».
– Адаш – хриплым, внезапно севшим голосом промолвил он. – Надо искать… Искать Ольгу…
Уже второй час метались они от одного распростертого на земле тела к другому. Ольги нигде не было. Внизу, у подножия кремлевского холма, осталось много выживших (взрывная волна прошла выше), но и среди них Ольги не оказалось. Наконец, стараясь быть последовательными и систематичными в своих поисках, они приблизились к чудовищной воронке. К самому ее краю примыкал подклет бывшего воинского приказа. Само здание приказа было сметено с каменного основания. Более того, когда Сашка с Адашем приблизились к подклету, они увидели, что от него остались лишь невысокие стены да колонны. Сводчатое перекрытие исчезло, разрушенное взрывом.
Первым на груду битого известняка спрыгнул великий воевода, за ним Адаш.
– Я пойду по той стене, а ты – по этой, и постепенно будем сходиться к центру, – предложил Сашка.
Они разошлись в разные стороны, потеряв друг друга из виду, но уже вскоре раздался громкий призыв Адаша:
– Сюда, государь!
Стремглав Сашка бросился на зов, едва не ломая ноги в каменных обломках, устлавших пол толстым слоем. Адаш стоял у одной из колонн, пристально глядя на привалившегося спиной к колонне мужичка, густо обсыпанного известкой и пылью.
– Безуглый… – указал Адаш на сидящего подошедшему Сашке. Встав на четвереньки, он приложился ухом к груди этого человека. – Бьется! – радостно констатировал он. – Тихо, но бьется! Живой он, государь! – Адаш откупорил баклажку с водой и, поливая сверху, омыл лицо отставного дьяка.
– Он, государь… Живой…
Теперь уже и Сашка, несмотря на уродливый клык, торчащий изо рта, видел, что это – Гаврила Иванович.
– Пи… ить… – еле слышно, не открывая глаз, попросил он.
Адаш поднес баклажку к его губам, вода хлынула струей, моча сомкнутые губы и сбегая струйками вниз по бороде.
– Не напился он, – подытожил попытку Адаша напоить раненого великий воевода. – Все мимо. Вон опять просит – губами задвигал.
Адаш склонил ухо к самым губам раненого.
– Нет, не пить. Что-то другое говорит. Не разберу.
– Дай-ка я… – Теперь великий воевода приблизил свое ухо к устам Безуглого.
Сначала он ничего не мог разобрать – только какой-то свист и шипение, но вот ему показалось, что тот позвал его:
– Тимо-фей… Василь-евич…
– Да, да! – заорал Сашка. – Гаврила Иванович, это я…
– Это… она…
– Что она? Где она?
– Она… тебя… спасла…
Народ, в большом количестве собравшийся вокруг эшафота, установленного на большой поляне за северной окраиной города, волновался. Уж и палач поднялся на эшафот, и дьяк со свитком в руках, и два трубача с турьими рогами наготове, а самого преступника все не было и не было.
– Ну что они там копаются? – раздраженно спросил Боброк у подскакавшего боярина.
– Уже выехали, государь. Скоро будут, – ответил тот.
Боброк и великий воевода в сопровождении десятка бояр взирали на происходящее, не слезая с седел. Затянувшееся ожидание, похоже, утомило и их тоже.
После «взятия» Кремля великим князем и царем Тохтамышем прошло четыре дня. Все это время хоронили погибших и разбирались с выжившими. Среди раненых Некоматовых людей не могло быть по определению, а таких, что совсем не пострадали от взрыва, было немного. Всем им по подсказке Адаша прописали по десять плетей. С одной стороны, наказание за бунт и государственную измену, а с другой – отличное средство для определения чертовых слуг – «рыбасоидов». Но среди наказанных таковых не оказалось. Получается, что все Некоматовы прислужники, включая Кнопфеля, были уничтожены взрывом. Был ли среди них Некомат, так и осталось загадкой.
Остей же был найден на кремлевской стене живым и здоровым, лишь слегка оглохшим после взрыва. Схвачен он был почти сразу же, как воины великого князя вошли в Кремль. Механизм правосудия действовал неумолимо и молниеносно – трех дней хватило и на следствие, и на суд. После вынесения приговора Дмитрий, и минуты лишней не задержавшись, уехал с дружиной в милую его сердцу Кострому.
