— Этот человек был задержан вчера после того, как убил солдата, сопровождавшего труп раба к месту ликвидации. Убийство произошло на глазах у свидетелей, которые дали неоспоримые показания.
Полковник перевел взгляд на стол защитника. Тот встал.
— Сэр, у меня не было возможности проконсультироваться с обвиняемым…
Полковник равнодушно пожал плечами:
— Ну так идите, консультируйтесь.
Капитан подошел к Юэну, и в его глазах подсудимый не увидел ни следа сочувствия или интереса к нему.
— Будешь упираться — признают виновным и повесят; признаешь свою вину — дадут выбор между петлей и ареной.
Юэн с любопытством смотрел на этого человека.
— Значит, такое у вас справедливое правосудие?
Не поведя и бровью, капитан ткнул Юэна кулаком в лицо.
— Для тебя и это большая роскошь. Давай, отвечай!
Юэн плюнул кровью в самодовольное лицо капитана и с удовольствием отметил, как тот скривился в отвращении.
— Виновен! — громко произнес Юэн. — Я сделал это и, если сумею, сделаю снова!
Защитник утер лицо и поднял на Юэна холодные глаза убийцы.
— Капитан… — произнес полковник тихо, но твердо.
На щеках того вздулись желваки, но он взял себя в руки, вернулся на свое место и сел за стол. Обвинитель хмыкнул в сторону своего коллеги и повернулся к Юэну:
— Чистосердечное признание дает вам возможность выбрать свою судьбу: либо казнь через повешение, либо пожизненное заключение на арене.
— И что там, на арене?
— Гладиаторские бои перед публикой. Вы будете драться снова и снова, пока не умрете.
«Это мне за то, что я не спас Джулию», — блеснуло в голове Юэна.
— Я буду драться, — сказал он вслух.
Полковник кивнул и объявил:
— Заседание закрыто. Отведите его к Томасу.
Глава 18
ТЬМА
Арена состояла из четырех колодцев трехметровой глубины, вырытых рабами при помощи кирок и мотыг и оснащенных примитивной системой водоотвода: по краям пол уходил книзу, и там в нем были проделаны дыры, крытые металлическими решетками. Стены регулярно и тщательно мыли, но все равно пятна крови украшали их повсюду; еще более крупные пятна намертво въелись в бетонный пол. Железная сетка на стальных прутьях окружала колодцы, только в одном месте оставляя проход на арену. За сеткой, между колодцами, располагались стоячие места для зрителей. Бетонный пол также покрывали пятна крови и мусор, оставшиеся с прошлого выступления. С потолка свисали лампы с ведрами вместо абажуров, заливавшие тусклым оранжевым светом все, кроме колодцев, — туда были направлены другие лампы, значительно более яркие.
Вокруг было холодно и бездушно. Стены почернели, затертые множеством грязных спин и немытых рук; в затхлом воздухе запахи обитаемых туннелей перемешивались с утробным дыханием бездны, лежащей глубоко под ногами.
Арена пустовала. На ней находились только два раба — один собирал мусор, другой мыл пол — и кругленький лысеющий человечек в очках с толстой оправой: он сгорбился за столом над стопкой бумаг и что-то неразборчиво бормотал себе под нос. Завидев полковника Мейзерса и Кейтлин, очкарик оторвал голову от бумаг.
— Чем могу помочь? — небрежно спросил он, косясь на полковника.
— А это мы сейчас посмотрим, — ответил тот с плохо скрываемым отвращением. — Мне нужен Томас.
— Его нет, — сказал человечек, тут же забыл про посетителей и вернулся к прежнему занятию.
Мейзерс подождал несколько секунд, затем накрыл ладонью бумаги на столе, и человечек снова поднял голову, встревоженно и раздраженно.
— Где же он? — спросил полковник подчеркнуто любезно.
Человечек заморгал и показал на один из выходов.
— Во втором кабинете, — пробормотал он. — Он что-то натворил?
Мейзерс не удосужился ответить и сделал знак Кейтлин, чтобы она шла за ним. Глядя им вслед, клерк открыл было рот, чтобы что-то спросить, но, подумав, закрыл его и снова склонился над бумагами.
Покинув арену, Мейзерс и Кейтлин двинулись по темному коридору, мимо деревянных дверей, обшитых стальными панелями, пока не дошли до двери, на которой была грубо выведена краской цифра «2». Без лишних раздумий полковник заколотил кулаком по мятому железу двери, и с той стороны послышался недовольный крик.
— Кто там приперся?
— Мейзерс, — с хитрой улыбкой ответил военный и, обернувшись к Кейтлин, добавил: — Он работает по ночам, а днем спит и очень не любит, когда его будят.
Дверь распахнулась, и на пороге возник высокий темнокожий человек, заросший жесткой бородой. На нем были сильно поношенные кожаные штаны, подвязанные бечевкой, и тяжелые сапоги; моргая спросонья, он натягивал через голову дырявую серую футболку, которая, вероятно, когда-то была черной.
— Полковник, вот так радость! — сказал Томас, широко улыбаясь Мейзерсу и еще шире — Кейтлин.
— Томас, у меня к тебе просьба…
— Так-так… — отозвался тот и пристальнее присмотрелся к девушке. — В танцовщицы?
— Нет, ей нужна другая работа.
— Точно? А то у крошки все данные…
Полковник откашлялся.
— А, ладно, как скажете… — махнул рукой Томас и подмигнул Кейтлин, которая стояла с открытым от возмущения ртом. — Какая работа?
— Вот с ней это и обсудишь, а я пошел. — Полковник повернулся к ним спиной.
— Ах, вот какая работа… Черт, ты помнишь, как мне в прошлый раз из-за тебя досталось?
Мейзерс обернулся и строго посмотрел на Томаса.
— Ты передо мной по-прежнему в долгу и не скоро расплатишься.
Тот смиренно вздохнул, и полковник обратился к Кейтлин:
— Удачи тебе, девочка! Надеюсь, увидимся в лучшие времена… — и ушел, не оглядываясь.
Томас смотрел ему в спину, пока он не скрылся за углом, а потом снова широко улыбнулся девушке:
— Может, все-таки танцовщицей?
— Вот уж нет!
— Мое дело — спросить. У нас тут девушки, не вымазанные в дерьме, — большая редкость.
— Очень милый комплимент, — съязвила Кейтлин.
Томас улыбнулся, на этот раз вполне искренне.
— Ну что, много ты тут собираешься разнести?
— Пока не знаю.
— Понятно. Каков вопрос — таков ответ. И какая же работа тебе нужна?
— Любая. Лишь бы стоять у ограды, когда начнется бой.
