— Вот. А теперь представьте политические последствия такой войны. Никакого ленд-лиза, Рузвельт бы выступил на стороне Гитлера. Потому что мы — агрессоры, а Гитлер — жертва. Вы же знаете, что бы ни случилось, у Запада будут виноваты русские, потому что наша страна богата природными ресурсами и Запад хочет их скушать. Потом, думаете, в Европе в этом случае были бы рады освободителям? Ни в коем случае. Их бы запугали кровавыми комиссарами. В армию Гитлера с удовольствием пошел бы польский народ, чешский, болгарский, французский, все бы думали, что, воюя за рейх, они защищают свою родину от русских варваров. А как у нас смогли бы объяснить, с чего это Германия вдруг ни с того ни с сего стала нам врагом и мы на нее напали? Пошла бы масса недовольных войной, как в шестнадцатом, дезертирство, подняли бы голову националисты по всем республикам, да тут еще и продовольственные трудности… И кончилось бы это все тем, что армии наши завязли бы в Польше, пошло бы разложение войск, в конце концов — переворот и развал страны. И тогда уже немецкие танки могут по шоссе идти до Урала и дальше.
— То есть как в Первую мировую.
— Именно так. А в вашей реальности Гитлер напал — жестоко напал, это стоило множества потерь, но это сплотило страну, и вы избежали участи вымереть рабами.
— А почему тогда война оказалась неожиданной?
— Знаете, в то время политика всех держав была очень циничной. Англия и Франция сдали Гитлеру Чехословакию, Бек торговался с Риббентропом о совместной войне с СССР за Украину и выход к морю… А нашей стране жизненно важна была отсрочка на год, может, на два. Наверное, у вас теперь это знают. Новые заводы на Урале еще не построены, новую боевую технику еще доводить надо, у нее куча недостатков, армия автоматическими винтовками достаточно не вооружена… Превентивная война в таких условиях, а тем более какие-то завоевательные операции в Европе — полный бред. Короче, с Гитлером начались негласные переговоры о возможности участия СССР в совместной с Германией высадке в Британии где-то в сорок третьем году. Конечно, это был блеф, но Сталин считал, что Гитлер мыслит рассудительно и захочет одновременно и расправиться с Англией, и ослабить СССР. Видимо, поэтому в июне сорок первого года Сталин у вас и не ждал нападения. А Гитлер мыслил авантюрно, импульсивно. Только в вашей реальности он самоубийственно напал на СССР, а в нашей — так же непредсказуемо и внезапно бросился искать в нем стратегического союзника. Да так, что Британия начала бомбить бакинские нефтепромыслы, и тогда всерьез пришлось пригрозить высадкой. Я понятно объяснил?
— Да, — согласился Виктор, несколько придавленный обрушившимися на него неизвестными фактами, с учетом которых начало войны выглядело в совсем ином свете, чем он привык считать.
— Есть ли у вас другие вопросы?
— Нет, спасибо, — ответил Виктор, решив, что при дальнейших вопросах окажется, что он настолько много узнает, что его могут обратно в Россию и не выпустить.
— Тогда остается вам пожелать счастливого пути на родину. Хоть и недолго были, но след оставили… Знаете, у меня Серго все заводит песню про черного кота. — Он немного помолчал и добавил: — Ну, будем надеяться, все обойдется. У вас с Гитлером справились, у вас атомной войны не допустили. Чем мы хуже? Всего вам доброго! Да, извините, что руки подать не могу. Врачи запретили, говорят, при простуде иммунитет снижается, а они боятся, что у вас в будущем могут быть какие-то мутирующие вирусы. Приходится подчиняться.
— Все нормально! Всего доброго! Удачи вам!
Глава 28
Стиль будущего
«Ну и где же знаменитые обещания стереть в лагерную пыль? — думал Виктор, проходя с Кулигиным обратный путь по тем же коридорам. — А может, это такая политическая игра? Продемонстрировать, так сказать, сталинизм с человеческим лицом? Хотя, собственно, кому продемонстрировать? Можно подумать, что меня сразу же после возвращения обступят репортеры. «Сколько раз Берия обещал вас стереть в лагерную пыль?» «Скажите, кто из исторических деятелей имел больше женщин — Берия или Распутин?» Да и нашу прессу обычно интересует не человеческое лицо, а другие части тела. В общем, кто их разберет, этих политиков…»
«Мечта» оказалась на той же стоянке и с теми же попутчиками. Взревел двигатель, и они вновь выехали в тот же лабиринт объекта.
— К поезду успеете, и еще куча времени будет, — добродушно объяснил Кулигин. — Не обиделись, что сразу не сказали, куда везем? Тут некоторые как узнают, куда их везут, прямо в машине обделываются. Особенно из партийных и хозяйственных управленцев. Наобещать сорок бочек арестантов, умных людей оттирать, по чужим головам лезть, деньги народные разбазаривать — на это смелости хватает, а как отвечать — сразу кишка тонка. А шоферу потом мыть, и запах не сразу выветривается. Вот и приходится не говорить.
— Понятно, — сказал Виктор, а про себя подумал: «Это сколько же у нас дерьма разгребать придется…»
— Ну что, прямо к Киевскому?
— Скажите, а сейчас есть какие-нибудь дежурные универмаги, где можно часы посмотреть?
— А как же! «Транзит» на Комсомольской, как раз по пути. Часовой отдел у входа направо.
Загадочный «Транзит» оказался на том самом месте, где позднее построили «Московский»; что называется, свято место пусто не бывает. Занимал он гораздо меньшую площадь, но здание оказалось более высоким, с серой гранитной облицовкой и вылезало на площадь огромной стеной с колоннадой, скругленной по углам, чем-то отдаленно напоминая Фрунзенский универмаг в Питере. Впрочем, в пейзаж со стоящей неподалеку высоткой он вписывался несколько лучше, чем бетонный супермаркет брежневских времен.
«Мечта» лихо припарковалась возле разноцветных частных «фольксвагенов» у подъезда, которых редко перемежали «старты» и уже выглядевшие немодными «опели». Виктор проскочил внутрь, пробежался мимо заполнявших первый этаж отсеков автоматов, торговавших бутылками с молочными продуктами и разнообразными фасованными товарами первой необходимости, и, наконец, возле лестницы обнаружил витрину с надписью «Часы». Ассортимент оказался неплохим, на бархате под стеклом были разложены самые разнообразные дамские часы: белые, желтые, круглые, квадратные, в виде прямоугольного «кирпичика», с браслетами и без, со стрелками и цифрами разных цветов и формы и неизвестными Виктору названиями моделей. Даже были одни часы на браслете, циферблат которых закрывался крышечкой с самоцветом, но Виктор счел это непрактичным. В конце концов его взгляд остановился на желтых, стильных, без нарочитых купеческих завитушек часах вполне современного для семидесятых-восьмидесятых вида, с хорошо читаемым циферблатом с черточками вместо цифр и желтым браслетом из отдельных звеньев. Все это называлось «Утро» и выходило рублей триста местными.
— Вам не нужно что-нибудь подсказать? — с загадочными интонациями в голосе обратилась к нему девушка-продавец в малиново-розовой блузке и кокетливой косыночке на шее; униформа в магазинах почему-то совершенно не приживалась.
Кстати, Виктор заметил, что продавцы здесь были неплохими психологами и предлагали помощь покупателю лишь тогда, когда каким-то неведомым чутьем узнавали, что он действительно хотел бы что-то узнать, а не просто потому что от них требовали подходить и спрашивать: «Здрасте, что вам подсказать?»
— Скажите, а как, на ваш взгляд, вот это «Утро» подойдет в качестве подарка? С надежностью как, не жалуются?
— О! — засияла девушка. — У вас просто прекрасный современный вкус! «Утро» — новая модель, только что поступила. Вот, посмотрите поближе… Это стиль будущего — простые элегантные формы космического века. И через десять лет они будут выглядеть, как по последней моде. Смотрите, как они на руке. — И она немного покрутила их на своей руке с таким выражением, как будто давно о них мечтает, а может, это так и было.
