опохмелиться надеялся.
Валентин сделал добрый глоток из глиняной кружки. Вкус напитка для него оказался несколько неожиданным. Во-первых, оно было значительно менее пенным, чем то, к которому он привык, во-вторых, оказалось сладковатым, а в-третьих, было, на его вкус, слишком плотным. А этому заморышу Силе жидковато, видите ли. Валентин никак не прореагировал на этот крик души, постаравшись вернуть разговор к интересующему его предмету.
— Парни, а что я вам про браслет рассказывал? И при чем здесь Индия?
— Так ты и этого не помнишь? — Сила сделал такие круглые глаза, будто ему под нос подсунули живую гадюку.
— Дурак ты, Силка, — сурово одернул его Ероха. — Видел фингал? На полбашки… — Синяк на лице Михайлы действительно начал уже оттухать, расползаясь при этом все шире и шире. — Ежели б тебя так огрели, то не только б память вышибли, но и душу.
— Да я что, я ничего, — принялся оправдываться Сила.
«Что ж, Ероха, по-моему, парнишка неплохой. Не знаю пока, можно ли идти с ним в разведку, но в сообразительности ему не откажешь», — констатировал Валентин.
— О браслете, Минь, ты нам сказал, что… — Тут Ероха пригнулся над столом и понизил голос до шепота, — что он волшебный. Ты его украл, когда ходил в Орел, у какого-то колдуна. И стоит тот браслет бешеных денег. Ты за зиму думал здесь, в Ярославле, колдуна какого-нибудь сыскать и браслет продать ему. А если не получится, то по весне, как потеплеет, мы думали в Орел добираться. Там колдуна того найти, у которого ты украл браслет, и продать ему. Ты говорил, что мы его легко найдем. Орел — городишко маленький. С десяток изб, пристань да амбары с зерном. А оттуда уж рванем в Индию.
— В Индию-то зачем? — Недоумение Валентина было сколь велико, столь и искренно.
— Это же наша общая мечта, — с обидой молвил Сила. — Как же ты мог забыть? Там город есть… Эта… Как его…
Ероха, шутя, отвесил ему легкую оплеуху.
— Эта, как его, — передразнил он Силу, — тебя по голове не били, а ты уже все перезабывал. Гора Голконда.
— Во, точно, — обрадовался Сила. — Голконда. Там лалы и изумруды под ногами заместо песка валяются. Мы туда добираемся, набиваем лалами и изумрудами полные карманы…
— А чего ж только карманы? — подначил Валентин. — Может, еще и сумки взять с собой?
— Ну да, — охотно согласился Сила. — Сумки тоже. Едем оттуда в Константинополь, там продаем наши камешки и становимся богатеями. А уж потом… Хочешь, в Константинополе оставайся, хочешь, домой возвращайся или еще куда-нибудь отправляйся.
«Детский сад! И это с ними я собираюсь сковырнуть Мудра и воевать с рыбасоидами?!»
— В Европу, например, — предложил вариант Валентин.
— Ты что, Минька, — ужаснулся Сила. — Да ну ее, эту Европу. Там же который год война идет. Послушаешь людей, что с той войны вернулись, так волосы дыбом встают. Тяжело там сейчас быть богатым человеком, все тебя ограбить норовят. А уж бедным быть — и подавно.
«Вот это уже похоже на здравомыслие. Как же это уживается с бредом про путешествие в Индию? Что поделаешь, тинейджеры».
— Ладно, Сила, убедил ты меня, — согласился Валентин. — Не поедем в Европу. Но… Разве грабят только в Европе? А по дороге из Индии в Константинополь, думаешь, не найдется желающих пощупать наши сумки и карманы?
— Так для того мы и хотели сначала браслет продать, чтобы припасы всякие закупить, оружие…
— А ты умеешь с оружием управляться? — Сам того не ожидая, Валентин нанес удар в самое слабое место Силиных планов.
Ответом на этот вопрос послужил лишь его горестный вздох. Зато в разговор тут же встрял Ероха:
— А я вам еще тогда говорил, что ничего не получится. В опричнину надо идти записываться, пока не поздно. Говорят, туда сейчас всех берут. Знатный, незнатный — все равно.
Сила вновь вздохнул:
— Меня не возьмут. Скажут, слаб больно.
— Постойте, постойте, парни, — остановил их Валентин. — Ничего не понимаю. Не забывайте, что у меня… — Здесь он постучал пальцем по своей голове. — Ничего не помню. Давайте с самого начала.
И они начали с начала, а Валентину уже через короткое время стало понятно, что именно объединяло этих трех таких разных парней. Дело в том, что все они были хроническими неудачниками. И стали таковыми практически в день своего рождения.
Сила был последним, четвертым сыном городского стражника. А Ероха родился в семье подьячего из городской управы. В сословном обществе сын подьячего мог стать только подьячим, а сын стражника — стражником. Нет, они конечно же могли стать грузчиками или кем-то вроде этого. То есть выбрать для себя карьеру, существенно понижающую их социальное положение по сравнению с тем, что было достигнуто их предками. Делать же карьеру, предназначенную им от рождения, оба оказались неспособны.
Когда пришло время, Силу отдали в городскую стражу в ученичество. В городской страже служили и отец, и три его старших брата, поэтому денег с Силы за ученичество не потребовали. Плату брали только с чужих. В учителя ему определили пожилого стражника, у которого ранее обучались Силины братья, но тот вскорости от Силы отказался. И дело было даже не в слабосильности паренька и его патологической неспособности совладать с каким-либо оружием. В конце концов, полиция не армия. В любой полиции, во все времена, находили себе применение люди самые разные по своим физическим кондициям и душевным наклонностям и интересам. Одно лишь качество противопоказано любому полицейскому — это неприятие насилия как такового. А именно таким оказался Сила. Он был просто неспособен поднять руку на человека.
Силу отдали в ученичество другому стражнику, помоложе. И здесь с ним приключилась неприятная история. Он был со своим учителем в уличном дозоре, когда они заметили грабителей, взламывающих склад. Учитель смело вступил с ними в схватку, а Сила так и простоял в сторонке, остервенело дуя в свой свисток. Учитель его получил серьезные увечья в той схватке, а самого Силу после этого случая отчислили из городской стражи. Для вступления учеником в любую другую профессиональную корпорацию необходимо было платить, а лишних денег у Силиного отца не было. Вот и перебивался он сейчас случайными заработками, слоняясь целыми днями по обширному ярославскому торжищу.
История профессиональной карьеры Ерохи была в некотором роде похожа на историю Силы. С небольшим лишь отличием. Если у Силы не было качества, необходимого стражнику, то у Ерохи, наоборот, наличествовало качество, просто-таки противопоказанное чиновнику. Ероха всегда резал правду-матку. И когда спрашивали его, и когда не спрашивали — тоже.
Ероха был парнем грамотным и неглупым, и отец его надеялся, что уж сын-то, в отличие от него, сумеет сделать карьеру и дослужится до заветного дьяческого чина. Но этим планам, как оказалось, не суждено было сбыться. Ерохина карьера рухнула, едва успев начаться.
Подьячий, к которому его отдали в ученики, сразу же начал шпынять Ероху за торопливость и дурной почерк, а вскорости объявился еще один повод для его недовольства. Подьячий велел Ерохе переписать бумагу, составленную им для подачи наверх. Было это нечто вроде проекта решения городской управы по какому-то вопросу.
Ероха, вместо того чтобы начать старательно переписывать данную ему бумагу, не менее старательно ее прочитал. И нашел, как ему показалось, пару очевидных глупостей. О чем тут же сообщил своему учителю. Тот посоветовал Ерохе прикусить язык и садиться за работу. Другой бы так и поступил, но не таков был Ероха. Он взял бумагу и пошел к начальству. Начальство его выслушало и тут же вышибло из управы под зад коленом.
Позапрошлой весной Ероха устроился гребцом в одну из артелей и всю навигацию ходил вверх-вниз по Волге. В прошлую же весну он пристал к ушкуйникам и ходил на Север, к самоедам, за ясаком. Разбогатеть не разбогател, но на зиму обеспечил лояльное отношение к себе со стороны отца.
Как бы то ни было, и Ерохе, и Силе надо было что-то делать со своим туманным будущим. Взрослая жизнь уже началась, а у них — ни ремесла в руках, ни денег, ни собственности. То же самое можно было
