сразу разучишься. Да еще душно в ОЗК, жарко. И нос все время чешется именно тогда, когда твари рядом, и нельзя пошевелиться. К этому тоже надо привыкнуть, лучше здесь начесаться в свое удовольствие. Выход наверх — это не только смелый поступок, от которого гордость распирает и девушки на шею вешаются. Это похоже… На выход в космос, что ли? Человек видит над собой звезды, смотрит на останки былой цивилизации и вдруг понимает, что родился вовсе не для того, чтобы жить под землей. И как после всего этого опять забиться в мрачную, протухшую нору? Уже не усидеть на месте, человек снова выходит на поверхность, пока… Пока не останется там навсегда. Сталкеры редко умирают в своей постели.
Но сколько бы Виктор не запугивал «желторотиков», ни одного не удалось отговорить от похода наверх. И они больше не могли остановиться, как летчики не могли жить без полетов, — это сродни наркотику. Почему он сам этого никогда не чувствовал?
Настроение по возвращении было, как после кладбища. Виктор понимал, что он неисправимый пессимист, но именно поэтому его и просили немного «приземлить» новичков, которые считали, что ТАМ их ждет воинская слава, а особо практичных — неисчислимые богатства. Нет там ничего, только темнота, ветер, со свистом носящийся по развалинам, и голодные хищники. Все остальное человек домысливает себе сам, вот почему настолько по-разному описывали сталкеры свои походы: каждый видел то, что сам хотел…
Виктор еще раз осмотрел нового ученика.
— Я могу научить, как выжить на поверхности. Как там дышать, как ходить… — Мишке уже стало скучно, он заглядывал в аптечку. «Что-то быстро ему надоело, другие подольше держались. Не выйдет из него толкового сталкера, не тот темперамент. Спокойнее надо быть». — А тот, кто меня не слушает, обычно пробку из фильтра противогаза вынуть забывает!
— Я слушаю… А что надо делать?
— Для начала надевай комбез — и бегом три круга по станции.
Вот чудо в перьях, улыбается еще чему-то… Побежал. Ничего, потом и противогаз нацепит, автомат на спину повесит. А через пару дней и до рюкзака с кирпичами дело дойдет. Пусть привыкает, что за сталкер без мешка с добычей? А он, Виктор, ему еще и ящиков пустых на дороге разложит, пусть преодолевает препятствия.
— Садист вы, дядя Витя!
— Ты меня еще поучи, салага! — «Далеко убежал ученик… — Виктор еще раз протер тряпочкой противогаз для Мишки. Тяжело в учении, легко в гробу… Учит он их чему-то, другие наставники делают из них бойцов. А потом эти недоросли через месяц-два уходят получать официальный жетон. Засранцы неблагодарные, хоть бы один назад вернулся! Ну, не предусмотрены у них в бюджете станции наемные сталкеры, своих готовили. Место хорошее, фон радиационный не такой сильный, как во многих других местах. Казалось бы: живи и радуйся, да таскай с поверхности барахло. Нет, как шило у них ниже спины! Не сидится им здесь: как только хвастаться не перед кем становится — нет сталкера, ищи следующего. Хорошо, что добровольцы не переводятся. Только он никуда не двигается», — проводил взглядом заметно уставшего Мишку. Сам Виктор и без химзы теперь ста шагов не пробежит. Бывший спасатель, бывший сталкер… И мужик-то, наверное, уже бывший.
— Дядя Витя, вы не соскучились?
— Еще круг! И скорость прибавь, твари — они быстрые.
Он видел сон: осенние листья лежали на земле, скованные льдом. Как будто уже конец октября, днем еще греет солнце, а к вечеру земля по-зимнему холодная. Листья были разные: светло-коричневые — дубовые, прогнившие до черноты — тополиные. И сверху — золотистый березовый, с мелкими зубчиками по краю и несколькими червоточинками. Он удивился даже во сне, что помнит до мелочей, как выглядят опавшие листья. И какой-то голос шепнул ему на ухо: «Это твоя жизнь». Во сне он согласился с голосом — его осень уже наступила, он даже не ощущал собственного тела, растворился в этом замерзшем пестром ковре, — но, проснувшись, удивился. Почему там не было ни одного ярко-красного кленового листика? Умный мужик был Фрейд, черт его задери, есть в человеке что-то бессознательное. Не было в жизни ничего яркого, и листьев кленовых нет. И вообще, если сны стали более интересными, чем реальная жизнь… Плохой признак.
Оказание первой помощи у всех «желторотиков» шло из рук вон плохо. Если уж они на станции бинт сикось-накось накручивают, что же в боевых условиях будет? Наставника Мишка обмотал тряпочной полосой, как мумию, а самому себе ногу перевязал так, что через два шага повязка свалилась. Торопится все куда-то! Ну, конечно, мы же самые неуязвимые, уж с нами-то точно ничего не случится! Вот товарищу помочь — это дело. Откуда в них это берется: уверенность в том, что они лучшие, выйдут наверх и всех чудовищ разом победят? Что-то пока ни один с этой задачей не справился. Может, если побольше таких наглецов вместе собрать, то молодой энтузиазм свое дело сделает? Да нет, бред это, не умеют они в команде работать, каждый сам по себе отличиться хочет…
— Дядя Витя, а почему у вас нет семьи? Одинокий мужик сейчас на вес золота.
Виктор даже не знал, что ответить: доставучий Мишка пренебрегал всеми правилами приличия, задавая подобные вопросы, но почему-то это не вызывало раздражения. Ему и в самом деле было интересно — за две недели он успел выспросить почти всю биографию наставника.
— Не переживай, тебе девушек больше достанется. Может, от прыщей избавишься…
— Чушь это, дядя Вить, устаревшая и ненаучная!
— Так, быстро противогаз надел — и молчать!
Кричать пришлось в удаляющуюся спину — Мишка пошел на следующий круг по станции. Непонятный парень, не то придуривается, не то действительно немного того… плохо воспитан. Самое неприятное заключалось в том, что Мишкин интерес заставлял Виктора сомневаться, правильно ли он, наставник, живет. Для этого недоросля ответ на вопрос неочевиден, с чего-то ведь он его задал… Нет, пора завязывать с этими учениками, а то он сам себе психоаналитиком становится, как будто ему идиотских снов было мало!.. А неплохо держится «желторотик», бежит и бежит, поблажек не выпрашивает.
— Руками не болтай! Они тебе помогать должны при движении, а не за воздух цепляться!
Завтра на поверхность. Готов новый Гагарин, поехали!
— Стой! Хватит пока…
Парень тяжело отдувался, согнувшись и опираясь ладонями на дрожащие колени.
— А все-таки, дядя Вить? Почему семьи нет?
Вот настырный попался… Вынь да положь ему ответ, больше во время кросса и подумать было не о чем? Хорошо, что он такой настойчивый. И плохо, что такой упрямый. Ну, черт с ним, ведь не отстанет:
— Уже после того, как родителей похоронил, привел одну… Пришел с работы на следующий день — гардероб посреди комнаты. Думал, батарея потекла…
— А на самом деле?
— А на самом деле, оказывается, мебель у меня стояла не по фен-шую! Тридцать лет стоял шкаф на своем месте, никому не мешал, так нет — неправильно стоял… В общем, я ей объяснил, что не ее ума это дело. Через неделю собралась домой с вещами…
Мишка уже выпрямился, слушал внимательно, но вряд ли что-то понимал. «А ничего держится парень, быстро отдохнул, не отправить ли его еще на пару кругов? Хватит, пожалуй…»
— А здесь-то чего не женились?
— А ты не лезь с вопросами! Завтра наверх пойдешь.
— Правда?! — Он убежал вприпрыжку, забыв про усталость и четыре кирпича в рюкзаке.
— Стой, противогаз-то оставь…
Вот бес неугомонный, можно только пожалеть того, кто «желторотика» завтра в город поведет.
Он проснулся среди ночи. Сердце стучало так, что Виктор удивлялся, как еще не разбудил шумом всю станцию. Опять не дотянулся, руку видел ясней некуда, а лицо человека терялось в каком-то тумане. Он вышел покурить, рядом в темноте быстро промелькнула какая-то тень. Сначала Виктор хотел вернуться за пистолетом, но потом направился к противоположному краю платформы, чтобы отловить ученика там,
