– Разве архитектор мистер Кротесс не предупредил вас, что его фантазия в стиле коуу – подвижная модель?
– Нет. Он не успел в спешке сказать об этом, а может, считал, что я знаю, и тут я пережил несколько неприятных минут. Сначала каменные змеи начали ползти вверх по стене, на которой стал одновременно меняться мозаичный узор. Затем вдруг ярко осветилась изнутри центральная друза из пирамид и стала расти во все стороны. Крепостная стена, наоборот, стала съеживаться. Проклятые кусты разом вымахали в рост дерева и принялись исполнять какие-то мелодии. Смейтесь, но я стоял ни жив ни мертв. Было в этой катавасии как бы потягивание хищного зверя перед прыжком. В общем, в конце концов, дом принял форму тройной треугольной пирамиды, от которой к морю вытянулся хоботом трубчатый тоннель, но, не доходя нескольких метров до линии прибоя, он переходил в куполообразное сооружение на тонких опорах. Окна поднялись намного выше прежнего уровня и все изменили форму за исключением «окна Джутти». Только шторки на нем закрылись. И все же я чуял, что дом-автомат пуст, как дупло. Конечно, если б я был вооружен, то вел себя спокойней.
– Вы забыли о кольце силы?
– Нет, конечно, но кто бы сохранил на моем месте присутствие духа?
– Короче. Как вы проникли внутрь особняка «Клуб звезд»?
– В это время уже почти стемнело, и я заметил в конце той кишки-тоннеля свет. Свет падал пятном на песок. Издали было такое ощущение, что там открыта дверь. И я решил, прежде чем убраться восвояси, посмотреть, что же это светит.
– Это оказался люк?
– Да, люк. Он был расположен в брюхе этого хобота и не очень высоко над головой. Я подошел, а тут из отверстия упала капроновая лесенка.
– Не слишком ли много удобств, инспектор Фрумкки? Журнал, нулевая защита объекта, затем лестница… милости просим, так?
– Я уже ломал голову над этим, и когда влез в тоннель, то понял, что это не лестница, а всего лишь часть арматуры. Да и люк вблизи оказался разрывом в обшивке.
– Мда. А вам не кажется, инспектор, что более убедительной выглядит версия архонта Коллу-9… мастер Тьма, зная, что любое проникновение внутрь охраняемого дома даст сигнал тревоги на пульте городской охраны, устроил эту поломку как следствие неудачной регенерации? В эту дыру вы могли проникнуть без лишнего шума.
– Я действовал сам по себе! Я не был ни сознательным, ни слепым орудием чьей-то злой воли! У меня своя голова на плечах, и нечего делать из меня дурака!
– Итак, вы проникли, наконец, в дом. Где вы обнаружили картину работы Брэгеля?
– Не так быстро. Сначала я прошел по коридору, затем через первый зал-конус, затем миновал домашний сад с искусственным водопадом. Нигде не было ни души, и стояла мертвая тишина. Здесь явно давно никто не жил, и все же я соблюдал осторожность: мало ли что. Сад выходил в открытый дворик, откуда я тихо поднялся на второй этаж, и вот здесь мне попалась первая запертая дверь. Это была прозрачная дверь, через которую я и увидел ту самую восьмиугольную комнату с картиной, но тогда я не придал ей никакого значения. Я ведь искал пропавшую девушку, у меня были железные основания искать ее именно в этом доме, кроме того, я понимал, что, проникнув в такой вот особняк, я сделал весьма опасный шаг, и, если не обнаружу никаких улик по делу – мне не поздоровится.
– И все же вы обратили внимание на картину? Ведь она была ярко освещена и перед ней стояла пушка вторжения?
– Да, я ясно зафиксировал, что на стене в этой восьмиугольной комнате висит какая-то небольшая картина в роскошной раме. Но откуда я мог знать, что треножник с трубкой на макушке – пушка времени? Я принял ее за какую-то безделушку, нет, вру, за напольную лампу необычайного вида. Здесь вся обстановочка была супероригинальна. Вот и все. А на картину я даже и не взглянул. Их на моем пути встретилось несколько штук. Ясно, что хозяин любил старинную живопись, но мне все это было безразлично. Я искал бедную Джутти, и, пройдя по лоджии над внутренним двориком, я, наконец, напал на ее след. Это случилось в комнате, которая как раз примыкала к той, восьмиугольной. Здесь дверь с лоджии была не заперта. Я вошел. Это оказалась спальня – просторная овальная комната с зеркальными стенами. Спальный пенал стоял прямо посреди комнаты, он был раскрыт и пуст. Приемник сновидений был грубо выломан из гнезда и отброшен в сторону. Тут же на полу были разбросаны куклы. И я был готов отдать голову на отсечение, что кто-то здесь был незадолго до моего прихода,– одна из кукол еще продолжала причесываться. Бродить больше по дому не имело смысла, тем более что он мог в любую секунду измениться и перемешать заново все комнаты. Я решил остаться на месте, согласитесь, что лучшего места для засады не найти…
– А что вы собирались предпринять?
– Я хотел застать ее врасплох, потребовать объяснений и выяснить, почему не работает экстраординарная связь через мировое кольцо. Вот и все.
– Сколько времени вы провели в засаде?
– Вышло, что около полутора суток, но я-то думал, что прошло от силы час или два, я ведь не знал, что заснул сразу, как только вошел в ее комнату.
– Что значит «заснул»?
– Я пользуюсь термином доктора Каррота, который дал официальное заключение по поводу моего состояния и написал, что его лучше всего назвать сном наяву *. (* Доктор Каррот в книге «Сномеханика преступления» считает, что инспектор Фрумкки оказался в состоянии сновидящей летаргии сразу, как только подошел к дому и попал в «тень топологической трубки». В этом состоянии он долго не мог увидеть Джутти.)
– Ясно. Продолжайте.
– Я решил встать у спального пенала, потому что спрятаться практически было негде. Я встал так, чтобы меня не было видно ни со стороны входной двери, ни со стороны лоджии. Задом я облокотился на спинку кресла, если кого-нибудь из вас, господа, интересуют и такие мелочи. Прошло, на мой взгляд, несколько минут, кукла спрятала расческу в кармашек платья, программа кончилась, и она оцепенела. Мне по-прежнему казалось, что я один в особняке. Странное чувство. Потом я стал дремать и каждый раз, когда просыпался, замечал, что мне снится весьма странный сон на одну и ту же тему, будто я оказываюсь на площади какого-то смешного городка, а вокруг меня кишат дети, сотни детишек в странных одеждах. И все они молчат, словно немые. Я пытаюсь пройти вперед, но они суетятся под ногами, мешают, толкают, ставят подножки, хватают меня за ноги цепкими ручками, и при этом никто не смотрит мне в глаза. Эта кутерьма снилась подряд несколько раз и каждый раз обрывалась на одном самом интересном месте – все дети вдруг замирали, глядя в одну точку, откуда слышался диковинный протяжный звук. Я постарался взять себя в руки, растер кулаком лицо. И огляделся. Вроде бы все оставалось прежним и все-таки нечто изменилось… Я не утомил комиссию мелкими подробностями?
– Мы сами скажем об этом. Продолжайте, инспектор.
– Что ж изменилось, подумал я. И заметил, что спальный пенал словно бы отодвинулся от меня. Раньше я мог легко достать его рукой. Что за чертовщина?! Я подумал, что, наверное, в дремоте сам нечаянно отодвинулся, подтянул спинку кресла и занял прежнее расположение относительно укрытия. За прозрачной изнутри стеной стояла во всем разгаре ночь. Да, левая видеостена работала вполне во вкусе хозяина, там ползли песчаные волны. Свет в комнате перешел на ночной режим, но я видел всю обстановку с прежней отчетливостью. Внезапно мое внимание привлек спальный пенал, за которым я прятался, мне почудилось, что он как-то изменил свою форму. Его строгие прямоугольные очертания закруглились, и он стал напоминать… женскую фигуру в длинном платье до полу. Сначала мне столь неожиданное сходство показалось даже забавным, я ущипнул руку и принялся внимательно рассматривать пенал. Вот боковая планка, вот клавиатура анабиоза объемом в пятьсот лет. Я никак не мог понять, с чего бы это пришла в голову такая фантазия, должны ведь быть какие-то реальные основания для того, чтобы принять этот шкаф для небытия за женщину! И наконец понял, что стал жертвой игры теней от двух лун и потолочного освещения. Они действительно складывались на задней стенке в очертания фигуры. Я от нечего делать – страх прошел сам собой – стал подыскивать дальнейшие детали, которые бы помогли пеналу стать хорошенькой женщиной. Клавиатуру управления можно было принять за накрашенные пальцы, а опорное
