Ровно месяц прошел с того момента, как мы впервые ступили на крымскую землю. И вот уже расстаемся с ней. Мы неплохо здесь воевали. Об этом говорил боевой орден на гвардейском знамени полка.
Огромные лесные массивы, болота. Похожие одна на другую деревеньки. Белоруссия.
Мы принялись за изучение района. С жильем было очень туго - на весь полк только одна землянка. Но погода стояла теплая, и наша эскадрилья с удовольствием разместилась в лесу в шалашах. Пользуясь отсутствием строгого надзора полкового начальства, мы ходили в трусиках. Загорели до черноты. По вечерам разводили дымные костры, спасаясь от злющих комаров. Называли себя индейцами, а шалаши - вигвамами.
И вот первое боевое задание. Летчицы и штурманы тесным кругом сидят на полянке около командира полка. Приготовились отметить на карте точку, куда нужно сбрасывать бомбы.
- Сегодня мы будем шуметь, - начала майор Бершанская.
Наши головы разом поднялись от планшетов. Бершанская улыбнулась.
- Да, шуметь в самом прямом смысле слова. Ночью наши танковые части будут подтягиваться к переднему краю для решительного наступления. Гулом своих моторов мы должны заглушить грохот двигающихся танков. Противник не должен знать о готовящемся прорыве.
Всю ночь наши самолеты жужжали над передним краем. Во время заправки горючим летчицы весело перебрасывались короткими фразами.
- Как дела? - кричит с соседнего самолета Ира Себрова.
- Шумим, братец, шумим! - отвечаю ей. Утром позвонили к нам в штаб:
- Здорово, гвардейцы, шумели! Наши танки свалились на фашистов, как снег на голову!
Белорусская земля не баловала нас хорошими аэродромами. Кстати, мы никогда и не стояли на стационарных аэродромах, а всегда летали с естественных площадок, которые находили сами и приспосабливали для работы. Не все сходило гладко. Под Новоельней мы, как говорится, влипли на наспех выбранной площадке. Песок. Взлетать с бомбами невозможно. А задание выполнять надо! Тем не менее вышли из положения: несколько человек держала самолет за плоскости, летчица давала полный газ. Мотор ревел, набирая мощность. Команда: 'Пошел!' - все отбегали, самолет рвался с места и, взметнув позади себя клубы песка, взлетал.
Здесь, в Белоруссии, в полку возникла хорошая традиция: перед началом особо трудной боевой ночи на старт выносили наше гвардейское знамя. Освобожденное от чехла, оно тихо шелестело на легком ветерке около командного столика. Придешь с докладом, посмотришь на него, и на душе становится спокойно и тепло. А потом в полете перед глазами блестят золотые буквы на красном шелке: '46-й гвардейский...'
И еще одна хорошая традиция зародилась у нас в те дни. Если не было боевой работы, то на вечернем построении мы всем полком исполняли Гимн Советского Союза. Голоса у девчат были хорошие, и гимн звучал мощно и красиво. Обычно это происходило на открытом воздухе, и местные жители толпой стояли в сторонке и с удовольствием слушали нас. 'Славься, Отечество наше свободное!' - далеко летело над полями плесами Белоруссии.
Началось стремительное наступление наших войск. Мы перелетели на площадку, которая находилась всего в шести километрах от линии фронта. Так близко к передовой полк еще никогда не стоял. Это было сделано в расчете на дальнейшее отступление немцев.
Перебазирование не обошлось без происшествий. Некоторые самолеты попались на глаза немецким истребителям и прилетели с пробоинами. Особенно сильно пострадала машина Клавы Серебряковой, и ее штурман Лида Демешова была серьезно ранена в руку.
Едва мы успели разгрузиться, как послышалась ежевечерняя команда:
- Боевые экипажи, за получением задачи! Ставя задачу, майор Бершанская обратила наше внимание на изменение места и режима работы наших приводных маяков.
- Ближайший к нам маяк, - сказала она, - в восьми километрах строго на север. Через каждые пять минут он будет делать лучом три оборота и затем три покачивания на запад. Прошу также учесть, что ввиду близости линия фронта светомаскировка на старте будет особо тщательной. Другие полки дивизии находятся...
Минут через двадцать мы с Полиной Гельман взлетали. Ночь темная, видимость никудышная. На цель все же вышли хорошо. Отбомбились, пошли домой. Но прямо с маршрута выйти на аэродром не удалось.
Вдали заработал световой маяк.
- Давай к нему, а оттуда уже домой, - предложила Полина.
- Пожалуй, - согласилась я, - нам ведь не так часто приходится пользоваться услугами светомаяков. Подошли. Взяли курс на юг.
- Через пять минут будем на аэродроме, - уверенно проговорила Полина.
Пять минут прошли, но, как ни таращили мы глаза, никаких признаков аэродрома под нами не было. Что за оказия? Подошли еще раз к маяку, опять взяли южный курс. Ни одного огонька!
- Вот как замаскировались, что и свои не найдут, - говорю штурману. Вдруг слышу:
- Смотри, вон стартовые огни!
- Что-то не похожи на наши, - усомнилась я.
- Значит, это 'братский' аэродром. Пойдем туда. Сколько можно кружиться?
- Не возражаю.
Сели. Это действительно был бочаровский аэродром. И там уже находились три наших экипажа: тоже не нашли свой дом.
- Слава богу, хоть не мы одни заблудились, - шепнула мне Поля.
Нам подвесили бомбы, и мы опять полетели на задание. Но в ту ночь нас словно заколдовали. При возвращении от цели повторилась та же история, что и в первый вылет: опять несколько раз начинали 'танцевать' от маяка, но все напрасно - наш аэродром как сквозь землю провалился!
- Что за чертовщина! - выругалась я. - Где же нам садиться?
- Не пойму что-то... Ведь от маяка до аэродрома рукой подать, - в растерянности бормотала штурман.
Мы до того закружились, что, откровенно говоря, я стала сомневаться, на своей ли территории находимся.
Но вот впереди слева обозначились три огонька. Они были точь-в-точь такими, как у 'братиков'. Не раздумывая, я направилась к ним. Мне было больше невмоготу вертеться в заколдованном круге.
Штурман молчала. Очевидно, она была согласна с моим решением.
Сели. Зарулили. Мне даже не хотелось вылезать из кабины и идти на КП с докладом. Неприятно все- таки признаваться в том, что опять не нашли свой старт.
К самолету подошел мужчина и молча влез на трап, намереваясь, очевидно, что-то спросить у меня.
- А мы опять к вам! - улыбаясь, проговорила я бодрым голосом.
- Райка, - дернув меня за рукав, в испуге зашептала Полина, - Разве ты не поняла, что мы не у бочаровцев?
- То есть как это 'опять к вам'? - с удивлением спросил мужчина. - К нам сегодня никто не прилетал из женского полка. Так, так... 'А мы опять к вам!'... Ясно! Значит, вы где-то уже побывали в гостях? Значит, вы уже долго блуждаете по ночному небу?
- Дядечка, - стараясь все обернуть в шутку, умоляющим голосом заговорила я, - дайте нам немного бензина, и теперь мы определенно долетим до своего дома!
- Ну, нет! Я вас не выпущу. 'Ах, попалась, птичка, стой!' - И уже сердито добавил: - Чего доброго, вы еще к немцам по ошибке сядете и тоже скажете: 'А мы опять к вам!' Нет уж, сидите до рассвета, а я позвоню сейчас Бершанской, чтобы не волновалась. Утром, при ясном солнышке, перелетите к своим.
Так и не выпустил.
Мы с Полиной были в крайнем недоумении: почему никак не могли выйти к своему аэродрому от светового маяка?
Наше недоумение рассеялось, когда прилетели утром домой. Оказывается, нам в полк передали неправильные координаты маяка, они расходились с действительными на шестьдесят градусов.
А фронт быстро двигался все дальше на запад, оставляя позади себя много не ликвидированных до
