руками индианки. Именно благодаря Мире я и пристрастился к восточной кухне и дня не мог прожить без острого аромата пряностей, на которые моя Мира никогда не скупилась.
- Я уезжаю, - уведомил я ее.
Она встрепенулась и бросила на меня встревоженный взгляд.
- Надолго?
- Нет-нет! - замахал я руками. - Ты, верно, неправильно меня поняла! Скорее всего, я управлюсь до вечера. Мне надо всего лишь наведать Медведева.
- А... - Мира кивнула понимающе. С Лаврентием Филип- повичем к этому времени успела познакомиться и она.
Я переоделся в черный фрак с бархатным воротником и шелковыми пуговицами и велел возничему срочно запрягать лошадей. Шестое чувство подсказывало, что сегодня мне придется едва ли не весь город исколесить. Так обычно и случалось, как только наступала пора браться за новое дело, потому я и решил прокатиться в собственном экипаже.
Медведев встретил меня в своей обычной подобострастной манере, с приторной улыбочкой на устах. Однако я нисколько не сомневался в его истинном ко мне отношении, и он прекрасно об этом знал, но тем не менее продолжал вживаться в образ моего преданнейшего друга. Я же был уверен наверняка, доведись ему возможность продать меня за тридцать серебрянников, он, Иуда, ничуть не заколебался бы. Пожалуй, Медведева удерживал только страх перед Орденом и щедрая оплата его услуг. Но, вопреки всему, мне приходилось иной раз полагаться на этого человека. Плох иль хорош Лаврентий Филиппович, а без него, может так случиться, не обойдешься!
- Ну, наконец-то! - воскликнул он. - А то я уж грешным делом, засомневался, что вы, Яков Андреевич, изволите нас осчастливить визитом. Медведев указал мне на стул. - Заинтересовало-таки мое сообщеньице! заключил он удовлетворенно.
- Весьма заинтересовало! - заверил я его. - Хотелось бы узнать об обстоятельствах гибели Строганова поподробнее.
- А как у вас глазки-то загорелись, Яков Андреевич, - усмехнулся квартальный надзиратель. - Впрочем, - он деланно вздохнул, - я ничего другого от вас и не ожидал!
- Так чем порадуете? - осведомился я. - Как продвигается расследование?
Квартальный надзиратель пожал плечами и нехотя сказал:
- Да топчемся все на одном месте.
Он выдвинул ящик письменного стола и извлек из него золотые часы с цепочкой. Потом Медведев протянул их мне со словами:
- Вот. Были обнаружены при покойном.
Я осторожно, будто бесценную реликвию, принял часы из его рук и переложил себе на ладонь.
- А вы их откройте, - велел мне Лаврентий Филиппович. - Ничего с ними не станется, не рассыплются, - самодовольно добавил он. Я послушался и приподнял крышечку со щелчком. На ее внутренней стороне значились имя и фамилия Строганова. Под ними были нацарапаны какие-то буквы и несколько цифр.
- М, А и Л, - прочитал я полушепотом. Напротив М стояло число двести пятьдесят, напротив А - семьсот, напротив Л красовалась сотня, а в скобочках была обозначена прописная 'а'. Рядышком была нарисована виселица со стрелочкой по направлению к букве Г, возле которой стояла цифра пять.
- И что вы об этом думаете? - обратился я к надзирателю.
- Думаю, - произнес он задумчиво, - что история запутанная.
- В логике вам, Лаврентий Филиппович не откажешь, - заметил я с невольным сарказмом в голосе. Однако Медведев на мой тон не прореагировал, по всей видимости, привык.
- Вот только, часики я у вас, Яков Андреевич, вынужден попросить обратно, - заметил он и добавил, словно извиняясь:
- Как-никак, а вещественное доказательство!
Я с трудом удержался от того, чтобы не спросить его, что именно эта вещь доказывает, но смолчал и послушно переписал все буквы и цифры к себе в записную книжку.
- Ну, вот и славненько, - приговаривал Медведев, похлопывая меня по плечу.
И чего только ради дела не вытерпишь!
- Ранее вы упоминали о каком-то свидетеле, - напомнил я надзирателю.
- Конечно, упоминал, - согласился Медведев. - У меня и данные его где-то здесь записаны, - добавил он и принялся перекладывать на столе с места на место стопки исписанной бумаги. Наконец он извлек на свет Божий то, что искал, и продиктовал мне под запись:
- Платон Модестович Слепцов, проживает на улице Московской, квартиру снимает у какой-то вдовы, в доме под номером шесть.
- И что же этот Платон Модестович из себя представляет? - осведомился я.
- Сами увидите, - усмехнулся Лаврентий Филиппович.
Я же настаивать не стал, распростился с квартальным надзирателем и поспешил по указанному адресу.
Трясясь в экипаже, я от нечего делать рассматривал людей через каретное окошко. Народу высыпало на улицы - тьма! Однако я так и не заметил никого из знакомых, и меня это почему-то разочаровало. Видимо погода настраивала на общительный лад, а я предчувствовал, что в скором времени вынужден буду погрузиться с головою в работу.
Экипаж остановился у железной витой ограды, я вышел из кареты и отправился прямиком к небольшому домику из белого кирпича, окруженному палисадником. Не успел я дернуть ручку звонка, как дверь мне открыла пожилая голубоглазая женщина в короткополом темно-коричневом шугайчике и длинной креповой юбке. Как я и предполагал, она и оказалась той самой вдовой, о которой говорил надзиратель.
- Чем обязана? - осведомилась женщина.
- У вас ли снимает комнату господин Слепцов?
- Ну, - насторожилась она. Мне показалось, что хозяйка не расположена к длительному общению.
- Так я к нему с визитом, - сообщил я ей, как можно любезнее.
Она пропустила меня в просторную переднюю, где горела огромная сальная свеча, и сказала, что уведомит обо мне Платона Модестовича.
- Как вас представить? - поинтересовалась она.
Я отрекомендовался:
- Отставной поручик Преображенского полка Яков Андреевич Кольцов.
Женщина скрылась за дверью, оставив меня в одиночестве, продлившимся несколько минут. Как я и думал, мое имя произвело на Слепцова благоприятное впечатление, и он, по словам хозяйки, согласился меня принять.
Платону Модестовичу на вид было далеко за пятьдесят. Я разглядел, что его дряблую шею украшал орден Станислава третьей степени, из чего было несложно заключить, что Слепцов долгое время прослужил на пользу отечеству в чине титулярного советника. Обстановка в его комнате была очень скромной, я бы сказал, даже бедной, потому я пришел к выводу, что материальное положение Платона Модестовича отнюдь не блестящее.
- Чем могу служить? - вежливо осведомился он, с интересом наблюдая за мной. Его мутные глазки оживленно забегали под мохнатыми седыми бровями. Присаживайтесь, пожалуйста, - засуетился Слепцов и сам пододвинул мне обшарпанный деревянный стул с высокой спинкой.
Я устроился поудобнее и приступил к расспросам.
- Вы лично заинтересованы в этом деле? - удивился он. - Меня уже допрашивал некто Медведев, - добавил титулярный советник и уточнил, скорчив гримасу:
- Пренеприятнейшая личность.
- Погибший был моим другом, - ответил я.
Истине это почти не соответствовало, знакомство наше было почти что шапочным, зато выглядело более или менее правдоподобно. Зачем еще мне могло понадобиться вмешиваться в дела полиции?
- Так, так, так, - затараторил Слепцов. - И что же вы желаете знать?
- Расскажите мне обо всем как можно подробнее, - попросил я его.
