— Мне кажется, вы задаете мне вопросы, мсье? — заметил король.
— Я арестовал преступника, вашему величеству угодно было освободить его. Да будет сделано по воле вашей, — отступил Эктор, кланяясь.
— Мы не так должны с вами расстаться, — милостиво возразил король, — уважение, которое я питаю к вам, заставляет меня отвечать. Я подписал этот приказ потому, что того требовали интересы государства. К тому же я думаю, что вы введены в заблуждение страшный стечением обстоятельств.
— Государь мой…Вам донесли ложно. Положа руку на Евангелие, я поклянусь…
— Я не сомневаюсь в вашем чистосердечии, — поспешно прибавил король, — но необходимость требовала, чтобы арестованный вами человек был освобожден, преступник он или нет. За него мне ручался отец Телье.
— Отец Телье! — вскричал Эктор, вспомнивший этого всемогущего покровителя, имя которого произносилось шевалье в доме Мазарини. — Он замешан в этом деле! Да избавит вас Бог когда-нибудь раскаяться в вашем добросердечии. Вы знаете, что он за человек, ваше величество.
— Он готовился принять духовный сан, его жизнь посвящена некоторым образом делам церкви, и уголовный суд породил бы большой соблазн…В ваше время многие и без того готовы восстать против религии, вооружиться всеми предлогами к её поражению…Пусть этот человек умрет с монастырским покаянием.
— Он его не примет, ваше величество.
— Отец Телье берет на себя его к тому принудить, а вы знаете, что если отец Телье, мой духовник, чего хочет, он этого добивается.
— Знаю.
— Я принес мой праведный гнев в жертву его благочестивому заступничеству. Последуйте моему примеру и забудьте все эти горестные происшествия.
— Ваше величество, я постараюсь вам повиноваться.
— А я не останусь в долгу за сделанные вами усилия. Теперь ступайте и будьте спокойны. Вскоре, может быть, я возложу на вас более важное поручение…Будьте готовы его выполнить…Вы понимаете, что не должны теперь удаляться от двора. Прощайте и положитесь на вашего короля.
Через несколько минут после этого разговора Эктор выехал из Версаля и поскакал к павильону Кристины.
ГЛАВА 49. ДВЕ ЛЮБВИ
Чтобы понять последующий ход событий, вернемся несколько назад в нашем повествовании.
Когда Эктор снова явился ко двору после своей дуэли с Фуркево, время, обстоятельства и поддержка Поля несколько ослабили пламень страсти герцогини Беррийской. Но если она сохранила об этой мимолетной привязанности только слабое воспоминание, будучи женщиной, она конечно не хотела, чтобы Эктор последовал её примеру.
Поэтому она с досадой заметила его равнодушие при их первой встрече и холодную важность его поклона. Для герцогини было достаточно нескольких минут, чтобы заметить эту перемену. В её уме родилось подозрение о тайной сопернице.
Герцогиня искусно выспрашивала у придворных дам, замечала, отыскивала, но ничего не открыла. Можно было подумать, что Эктор никого не любил. Но этому-то и не могла поверить молодая красавица, видевшая в любви начало и конец всех вещей. Все любили, Эктор наверняка тоже. Но кого? В этом заключался весь вопрос.
Хотела ли она отомстить? Она сама не знала. Прежде всего она хотела узнать таинственную соперницу, изгнавшую её из сердца Эктора. Случай довершил бы все остальное.
Фуркево мог знать имя этой скрытой любовницы, но он был осторожен и молчал. Эта скрытность и это молчание со стороны человека, известного своей врожденной ветреностью, раздражало до крайности любопытство герцогини, начинавшей подозревать какую-то важную тайну. Со своей стороны, Поль продолжал усердно за ней ухаживать. Герцогиня не оттолкнула его, и дворянин упорствовал в своих намерениях.
Если сердце Фуркево все ещё принадлежало Сидализе, голова его поворачивалась при виде первых же хорошеньких глазок. Он был из числа тех людей, которые добродушно резвятся, готовые сразу влюбиться в новую красотку. Герцогиня Беррийская должна была рано или поздно воспользоваться слабостями подобного характера.
Однажды она задумчиво гуляла в прелестных садах Марли. Поль шагал рядом, и у него темнело в глазах.
— Я должна упрекнуть вас, — сказала вдруг герцогиня, поднимая свои прекрасные глаза на Поля.
— Мне? В чем же мое преступление?
— Дело не в преступлении, — возразила она, — хотя сердце мое оскорблено.
Принцесса была в эту минуту так хороша, что Фуркево готов был не колеблясь в одиночку завоевать хоть весь Китай, только чтобы удовлетворить малейшую её прихоть.
— Говорите, ваша светлость. Если я мог вас оскорбить, то заслуживаю тысячи смертей! — вскричал он.
— Я не хочу вашей смерти, — возразила она с улыбкой, которая совершенно ослепила Поля, — к тому же вы виновны не одни…
— Кто же еще? — вскричал Поль, которому участие третьего лица было не слишком приятно.
— Мсье Шавайе также оскорбил меня…Вы оба уверяете меня в своей преданности, и с каким жаром! Я имею некоторое право числить вас в числе моих друзей. Я храню эту мысль в глубине сердца, а вы оба не
