Джантировал.
Он был на бурлящей испанской лестнице, он был на бурлящей испанской лестнице, он был на бурлящей испанской лестнице, он был на бурлящей испанской лестнице, он был на бурлящей испанской лестнице, он был на бурлящей испанской лестнице, он был на бурлящей испанской лестнице.
Горящий Человек джантировал.
Вновь холод, вкус лимонов и раздирающие кожу когти… Он заглядывал в иллюминатор серебристой яхты. Сзади высились зазубренные горы Луны. Он увидел резкое перестукивание подающих кровь и кислород насосов и услышал грохот движения Гулли Фойла. Безжалостные клешни вакуума удушающе сжали его горло.
Геодезические линии пространства-времени понесли его назад, в Настоящее, в сатанинскую жаровню под собором Святого Патрика, где едва истекли две секунды с тех пор, как он начал бешенную борьбу за существование. Еще раз, словно огненное копье, Фойл швырнул себя в неведомое. Он очнулся в катакомбах колонии Склотски на Марсе. Перед ним извивался и корчился белый слизняк, Линдси Джойс.
Горящий Человек оскалил тигриную пасть и засмеялся.
– Ей больно, - сказал он. Звук собственного голоса обжег его глаза.
– Кто ты? - прошептал Фойл.
Горящий Человек содрогнулся.
– Слишком ярко. Меньше Света. Фойл шагнул вперед.
Горящий Человек страдальчески скривился и в ужасе зажал уши.
– Слишком громко! - крикнул он. - Не двигайся так громко!
Извивания корчащегося Склотски продолжали заклинать:
Горящий Человек опять засмеялся.
– Послушай ее. Она кричит. Она ползает на коленях. Она молит о пощаде. Она не хочет сдыхать. Она не хочет боли. Послушай ее.
– Она говорит, кто отдал приказ. Неужели ты не слышишь?
Слушай своими глазами. Оливия.
Шахматное сверкание вопроса Фойла было непереносимо.
– Она говорит Оливия. Оливия Престейн. Оливия Престейн. Оливия Престейн.
Он джантировал.
Он был в каменном капкане под собором Св. Патрика. Внезапное смятение и отчаяние подсказали ему: он мертв. Это конец Гулли Фойла. Это вечность и реальный ад. То, что он видел, - прошлое, проносящееся перед распадающимся сознанием в заключительный момент смерти. То, что он перенес, ему суждено переносить бесконечно. Он мертв. Он знал, что мертв.
Он отказался подчиниться вечности.
И снова швырнул себя в неведомое.
И оказался в искрящемся тумане… в вихре звезд снежинок… в потоке жидких бриллиантов. Тела его коснулись невесомые трепетные крылья… Язык ощутил вкус нити прохладных жемчужин… Его перемешавшиеся чувства не могли помочь ему сориентироваться, и все же он отчетливо понимал, что хочет остаться в этом Нигде навсегда.
– Кто это?
– Робин?
– Бывшая?…
– Не понимаю. Я мертв?
– Где я?
– Где?
– Почему?
– Я умею. Должен уметь. Шеффилд сказал, что я джантировал к «Номаду» – шестьсот тысяч миль.
– Робин, я только что вспомнил. У меня для тебя плохие новости.
– Твоя мать и сестры погибли.
– Давно?
– Это невозможно.
– Я не мертв?
– Почему ты мне помогаешь?… После того, что я сделал с тобой…
