поэтому само чувство удовольствия обеднело, стало редкостью. Оно и понятно: не видеть партнера, не иметь возможности наслаждаться прелестями и пожирать глазами его обнаженное тело, с ушами, забитыми ватой, которые уже не воспринимают дерзкие, ласковые и нежные слова…
Нет, что ни говори, но любовь стала совершенно иной, чем в добрые старые времена. Единственное, что успокаивало: она не перевелась, а это давало надежду, что не засохнет семя расы человеческой.
Глава 13
Дверь в кабинет доктора Снайдера была открыта, но Марджи подождала, стоя на пороге, пока её пригласят войти. Увидев в её руках большую увесистую папку, доктор воскликнул с сияющим взглядом.
— Ну что, закончил?
Марджи кивком головы дала понять, что да.
— И последняя глава столь же хороша, как и все остальные?
— На мой взгляд, да. У вас есть время прочитать рукопись?
— Не знаю как насчет прочитать, но обязательно просмотрю. Я как раз занимался составлением отчета.
— Если у вас есть во что завернуть, то я бы занялась упаковкой, а вы пока полистайте второй экземпляр.
Так и поступили. Марджи кончила первая. Врач же, прочитав последнюю страницу, не удержался:
— Превосходно! И с точки зрения художественных достоинств и в чисто коммерческом плане. Дело в шляпе. Скажите, если я не ошибаюсь, вы работаете здесь уже месяц, не так ли?
— Как раз завтра и будет эта годовщина.
— То есть он потратил на все это дело пять недель. Как видите, ваше присутствие не снизило ритма работы.
Марджи улыбнулась.
— Я старалась держаться в стороне, пока он работает, что, кстати, было не трудно, так как у меня тоже были свои дела. Остается только одно отправить этот готовый уже пакет по почте.
— Не задерживайтесь с этим, Бернстейн ждет не дождется. Ну, а теперь вы нас наверняка покинете?
— Что вы хотите этим сказать, доктор? Вы что, недовольны моей работой?
— Марджи, вы же прекрасно знаете, что я хотел бы сохранить за вами место. Но поймите меня правильно: зачем вам оставаться? Всего за пять недель ваш муж заработал столько, что вы преспокойно можете жить целых два года. То, что вы заработали здесь, вполне хватит на оплату лечения Льюка, а аванс, выданный Бернстейном, сумма не малая, — для начала её вполне хватит.
— Вы что, хотите избавиться от меня, доктор?
— Да нет же, что вы. Одного я не пойму: ну зачем вам работать, когда в этом нет необходимости. Я бы на вашем месте поступил так.
— Неужто? Человеческая раса больше, чем когда-либо, нуждается сейчас в таких услугах, как ваши, а вы, если бы могли себе это позволить, спокойно отошли бы в сторону?
Доктор Снайдер вздохнул:
— Допустим. Но это касается меня, а речь идет о вас, простой медсестре.
— Я такая, какая есть. А Льюк? Не могу оставить его у вас. Или вы собираетесь отпустить его вместе со мной?
Доктор вздохнул ещё глубже:
— Надо признаться, что после марсиан, этот вопрос волнует меня больше всего. Слушайте, а ведь в последнее время они стали появляться намного реже.
— ИХ было шестеро в палате Льюка, когда я зашла за рукописью.
— И чем же они занимались?
— Плясали на нем. А он лежал в это время на кровати, обдумывая свою будущую книгу.
— Он не думает отдохнуть? Я бы не… (на лице доктора Снайдера появилась кривая улыбка), — мне не хотелось бы, чтобы он переутомился. Что произойдет, если у него сдадут нервы?
— Он собирается отдохнуть с недельку. Но до этого хотел бы набросать общую схему будущего романа. Как он заявляет, все это время его подсознание будет работать в этом направлени, что существенно облегчит его задачу, когда он примется за дело.
— Получается, что его подкорка совсем не отдыхает. Многие ли писатели придерживаются таких методов?
— Да, и многих я знаю лично. Кстати, что касается необходимости для Льюка «отдохнуть», то хочу вам сказать следующее.
— Говорите, говорите.
— Мы с Льюком обсуждали этот вопрос. Он сказал, что ему все равно: готов остаться и у вас в клинике, но при двух условиях. Первое, чтобы мне предоставили «отпуск» в то же самое время. И второе — не держать его взаперти, чтобы он мог свободно передвигаться. Ему хочется, чтобы наши совместные вакансы превратились бы во второй медовый месяц. Он считает, что отдохнет здесь не хуже, чем где-либо в другом месте, если его не будут держать взаперти.
— Согласен. Не вижу никаких оснований отказывать в этом. Иногда я сам себя спрашиваю, Марджи, а что, если здесь он — единственный здоровый, нормальный человек? В любом случае, он лучше всех адаптировался… и даже зарабатывает большие денежки в отличном темпе. А что за книгу он собирается писать?
— Речь пойдет о Нью-Мехико, 1847 год. Он говорил, что, видимо, придется порыться в исторических архивах.
— Да, именно в тот год был убит губернатор Бент. Это очень интересный период. У меня в библиотеке немало книг, которые могли бы оказаться ему полезными.
— Отлично! Это избавит меня от необходимости тащиться в маниципальную библиотеку.
Марджи Деверо уже собиралась уходить, но вдруг передумала.
— Доктор, меня беспокоит ещё одна вещь. Что Льюк думает на самом деле? Я стараюсь не говорить с ним на тему о марсианах, но в один прекрасный день, хочу я того или нет, речь об этом может зайти. Что я ему должна буду сказать, как отреагировать? Он знает, что я их слышу и вижу. Как ни стараешься, но иногда хоть разок, да взрогнешь от неожиданности. Он отдает себе отчет в том, что я настаиваю на полнейшей темноте и затыкаю уши, когда мы… э-э-э… вы меня понимаете, доктор.
— Когда в том возникает необходимость, — подсказал окончание фразы доктор Снайдер.
— Вот именно. Выходит, что, на его взгляд, у меня не все в порядке с головой? Или ещё хуже: все вокруг посходили с ума, кроме него.
Доктор снял очки и начал их старательно протирать.
— Марджи, простите, но мне трудно ответить на этот вопрос.
— Вам все это трудно объяснить, или вы просто не знаете ответа?
— И то, и другое. В начале я долго беседовал с Льюком. Мне кажется, он сам в полном смятении. Никаких марсиан не существует: в этом он совершенно уверен. Убежден, что видел их только тогда, когда его одолевали галлюцинации или он слегка помешался. Но одного он никак не может понять: почему в то время, как все вокруг него охвачены коллективной галлюцинацией, ему, и только ему, удалось восстановить ясность сознания.
— То есть, он думает, что у всех у нас крыша поехала?
— Марджи, вы верите в привидения?
— Нет, конечно же, нет.
— А в мире миллионы людей верят в это, убеждены, что видели их, слышали голоса, разговаривали с ними, или, по крайней мере, думают, что все это было с ними. Так вот, считая себя человеком во вполне здравом уме, вы что же методом дедукции могли бы придти к выводу, что все, кто верит в привидения,
