очевидно, он хотел понаблюдать за ходом работ. Бартон в нерешительности остановился, потом, упрямо вздернув голову, зашагал следом. Он все-таки решил потолковать о свободных чашах — вне зависимости от исхода.
Когда человек бездействует, удача его спит.
19
На родном языке вождя звали Муту-ша-или, что означало «Божий человек» — Мафусаил.
Как-то во сне Бартон возмечтал встретиться с патриархом-долгожителем из Ветхого Завета. Нет, этот Мафусаил не имел к нему никакого отношения. Он родился в Вавилоне и никогда даже не слышал о евреях. На Земле он был надсмотрщиком в зернохранилище, а здесь превратился в создателя и главу новой религии, капитана огромного плота.
— Это случилось много лет назад. Ночью в грозу я спал, и во сне ко мне явился Бог по имени Рашхаб. Я никогда о нем не слышал. Он сказал мне, что был могущественным Богом моих предков. Потомки забыли о нем, и в мое время его почитали лишь в одном далеком поселении.
— Но Боги не умирают, а лишь меняются, приобретая иные имена или оставаясь безымянными; и Рашхаб тоже жил — в снах многих поколений. Но пришло время, когда он смог покинуть мир снов. Он повелел мне встать и отправиться в путь — чтобы нести людям слово истины во имя Его и по воле Его. Я должен был объединиться с единоверцами, построить большой плот и поплыть с моими людьми вниз по Реке.
— Рашхаб предрек, что спустя много лет — на Земле это жизнь нескольких поколений, — мы достигнем конца Реки, где она падает в дыру у подножия гор. Это будет Вершина Мира. Там мы минуем преисподнюю, огромную мрачную пещеру, потом светлое море и окажемся в благословенных землях, где будем жить вечно в мире и счастье вместе с богами и богинями.
Бартон подумал, что перед ним — безумец. Да, он попал со своей командой в руки фанатиков! К счастью, поклонники Рашхаба, по словам Мафусаила, никому не причиняли намеренного вреда, разве только при самозащите. Но Бартон знал по собственному опыту, как растяжимо это понятие.
— Рашхаб повелел, чтобы перед входом в преисподнюю его статуя была разбита на куски и брошена в Реку. Он не объяснил мне, почему надо так поступить; только заметил, что к тому времени мы все поймем сами.
— Что ж, ваши намерения прекрасны и благочестивы, — произнес Бартон. — Но вы виноваты в гибели моего судна и в том, что мы лишились чаш.
— Конечно, я прошу у вас прощения, но ничего не могу поделать — все произошло по воле Рашхаба.
Бартон увидел перед собой окаменевшее лицо собеседника. Едва сдерживаясь, он продолжал:
— Трое моих людей ранены и не могут продолжать путь пешком. Дайте нам хотя бы лодку, чтобы добраться до берега.
Сверкнув черными глазами, Мафусаил показал на остров.
— Вот он, берег, и там есть кормящий камень. Я прослежу, чтобы ваших раненых перенесли туда, дам сушеной рыбы и желудевого хлеба. Это все, чем я могу вам помочь. Пойми, я должен заниматься своими делами. Нам нужно сдвинуть плот в Реку. Рашхаб наказал не терять ни дня пути — что бы ни случилось. Если мы задержимся, то найдем врата в страну богов запертыми навеки… тогда нам останутся лишь скорбь, отчаяние и сожаление об утрате веры и цели свершенного странствия.
Бартон понял, что бы он сам ни свершил, — все оправданно. Эти люди в долгу перед ним; он же им ничем не обязан.
Мафусаил отвернулся. Вдруг в его глазах мелькнуло изумление, и, указывая на Моната, выходившего из хижины, он спросил:
— Кто это?
Бартон шагнул ближе к вавилонянину.
— Это существо из другого мира. Он со своими спутниками прибыл на Землю с далекой звезды. Это случилось лет через сто после моей смерти, вождь. Они пришли с миром, но земные люди узнали, что у них есть… лекарство — такое лекарство, которое может предохранить человека от старости. И люди потребовали открыть им секрет, но пришельцы отказались. Земля и так была очень перенаселена, а даже самый достойный человек не может жить вечно.
— Ты заблуждаешься, — возразил Мафусаил. — Вечную жизнь нам дали боги.
— Возможно; но согласно вашей религии бессмертным может стать лишь малая часть людей — например, те, что на плоту. Верно?
— Да. Это кажется жестоким, но пути к мысли богов неисповедимы.
— Ты прав. Мы знаем о богах лишь то, что они милостивы к тем человеческим существам, которые их славят. Я же никогда не встречал человека, чья жизнь была бы безупречна.
— И здесь ты заблуждаешься.
Бартон с трудом скрывал свое раздражение; спорить с этим фанатиком было бесполезно.
— На Моната и его спутников со звезды Тау Кита напала разъяренная толпа; они все погибли. Но перед этим Монат послал смерть почти всем людям на Земле.
Он замолк. Как объяснить этому невежественному существу суть событий, которые он сам плохо понимал? Пришельцы оставили свой звездный корабль на орбите около Земли, и за миг до смерти Монат подал туда радиосигнал. В ответ был исторгнут энергетический залп такой мощности, что почти все живое и разумное на Земле погибло. В этой истории многое оставалось для Бартона неясным — ведь в его время не было ни радио, ни космических кораблей.
Мафусаил широко раскрыл глаза. Глядя на Моната, вавилонянин спросил:
— Он великий волшебник? Он так могуществен, что смог убить сразу всех людей?
В какой-то момент Бартон решил обратить в свою пользу мифическое могущество Моната — как отмычку для получения лодки и нескольких чаш. Но Мафусаила, невежду и безумца, никак нельзя было считать глупцом; конечно, он тут же задался бы вопросом, почему Монат, такой великий чародей, не предотвратил крушения «Хаджи», или почему он не наградил своих спутников чудесной способностью летать по воздуху.
— Да, он убил их, — продолжал Бартон, — и сам очнулся на здешних берегах, не зная, где и почему он тут оказался. Естественно, его магические орудия остались на Земле; но он утверждает, что готов сделать новые и возродить свое могущество, такое же беспредельное, как прежде. Вот почему тем, кто смеется сейчас над ним, стоит подумать о будущем.
Пусть теперь Мафусаил поразмыслит над его словами; угроза была недвусмысленной. Но вавилонянин только усмехнулся:
— Ну, к тому времени…
Бартон понял: плот будет далеко.
— И Рашбах защитит свой народ, ведь бог всегда могущественнее человека, даже демона с других звезд.
— Почему же Рашбах не захотел предотвратить это крушение? — спросил Бартон.
— Не знаю, но уверен, что он посетит меня во сне и даст объяснения. Без его воли ничего не происходит.
Мафусаил ушел, и Бартон вернулся к своим. Когда он вошел в хижину, Казз стоял у порога. На нем был одет лишь килы, оставляющий открытым волосатый ширококостный могучий торс. Продолговатая голова с рыжей клочковатой порослью на темени казалась слегка опущенной из-за толстой, короткой шеи. Широкое лицо с проницательными маленькими темно-коричневыми глазками было почти человеческим — кроме носа, чудовищного комка плоти с вывороченными ноздрями, и рта — огромного, с серыми тонкими губами. Его руки, казалось, могли растереть камень в порошок.
Однако, будь неандерталец одет попристойней, во времена Бартона вряд ли он вызвал удивление на Ист Энд; разве только — любопытный взгляд.
