ли кто-то из вас, вспомнив свою жизнь на Земле и здесь, сказать, что это не так?
Все земные религии давали нам ложные обещания. Доказательством служит то, что мы с вами не в аду и не в раю. Не получили мы и нового воплощения, если не считать наших новых дел и новой жизни в случае смерти.
Первое воскрешение стало для нас огромным, почти непреодолимым шоком. Каждый, будь то верующий, агностик или атеист, оказался не там, где полагал оказаться после конца своего земного существования.
Однако мы здесь, нравится нам это или нет. И из этого мира нельзя уйти так, как можно было с Земли. Если вас убивают или вы кончаете с собой, назавтра вы воскресаете. Может ли кто-нибудь это отрицать?
— Нет, но меня это чертовски не устраивает! — крикнул кто-то. Последовал общий смех, а Герман посмотрел на человека, который это сказал. Это был Сэм Клеменс собственной персоной. Посреди толпы было сделано возвышение, на нем стоял стул, а на стуле Сэм.
— Прошу вас, брат Клеменс, не прерывайте меня, — сказал Герман. — Благодарю. Пока что я излагал только факты. А может ли кто-нибудь отрицать, что этот мир создался не естественным путем? Я говорю не о самой планете, о солнце или звездах. Планету создал Бог. Но Река и долина созданы искусственно. А в воскрешении ничего сверхъестественного нет.
— Откуда вы знаете? — крикнула какая-то женщина. — Это уже не факты, а только ваши предположения. Вы вступаете в область догадок.
— И не только в нее! — крикнул мужчина. Герман подождал, пока не утих смех.
— Сестра, я могу доказать тебе, что Бог в нашем воскрешении непосредственного участия не принимал. Оно совершилось и совершается такими же, как мы, людьми. Возможно, они не земляне. Нет сомнений, что они выше нас по мудрости и знанию. Но они очень на нас похожи. И некоторые из нас встречались с ними лицом, к лицу!
Толпа загудела. Не потому, что услышала нечто новое — все это уже говорилось, хотя, возможно, и не в таких выражениях. Неверующие просто хотели разрядить напряжение.
Герман выпил воды. Когда он отставил чашу, восстановилась относительная тишина.
— И этот мир, и воскрешение — дело если не человеческих рук, то рук, напоминающих человеческие. Есть два человека, которые могут это засвидетельствовать. То есть это мне известны двое — возможно, их гораздо больше. Один из них — англичанин, Ричард Фрэнсис Бартон. В свое время он был небезызвестен на Земле, даже знаменит. Он жил с 1821 по 1890 год и был путешественником, антропологом, изобретателем, писателем и выдающимся лингвистом. Может быть, кто-нибудь из вас слышал о нем? Если так — поднимите, пожалуйста, руки.
Ага, я насчитал не менее сорока человек, и среди них ваш консул, Сэмюэль Клеменс.
Сэму, похоже, не нравилось то, что он слышал. Он хмурился и яростно жевал сигару.
Герман стал рассказывать о своем знакомстве с Бартоном и о том, что Бартон рассказал ему. Толпу это захватило — установилась полная тишина. Эго было что-то новенькое — ни один шансианский миссионер такого еще не говорил.
— Бартон называл это таинственное существо этиком. По его словам, этик, который говорил с ним, был не согласен со своими собратьями. Очевидно, даже между теми, кто в нашем понимании боги, существуют расхождения. Так было и на Олимпе, если позволительно провести такую параллель. Хотя я не считаю так называемых этиков богами, ангелами или демонами. Они люди, такие же, как мы, только их этический уровень намного выше. В чем они разошлись, я, откровенно говоря, не знаю. Возможно, в вопросе о средствах, которыми они воспользовались ради достижения цели.
Но цель у них одна! Не сомневайтесь в этом. Что же это за цель? Позвольте мне сначала рассказать вам о другом свидетеле. Я реалист, и…
— А я думал, ты Герман! — крикнул кто-то.
— Зовите меня Майером, — сказал Герман и без дальнейших объяснений продолжил: — Через год после Дня Воскрешения мой свидетель сидел в хижине на краю очень высокого холма далеко к северу отсюда. Его имя Жак Жийо, но мы, прихожане Церкви, обычно зовем его Ла Виро, то есть Человек, и Ла Фондинто — Основатель. На Земле всю свою долгую жизнь он был глубоко верующим человеком. Но теперь его вера разбилась, потерпев полный крах. Он был растерян и горевал.
Этот человек всегда старался вести добродетельную жизнь согласно учению своей церкви, выступавшей от имени Бога. Он не считал себя хорошим человеком. Ведь сам Иисус сказал, что никто не благ, включая и его самого.
И все-таки в относительном смысле Жак Жийо был хорошим человеком. Он не был совершенен: он лгал, но лишь для того, чтобы пощадить чьи-то чувства — никогда для того, чтобы избежать ответственности за свои поступки. Он никогда не говорил о ближнем заглазно того, чего не сказал бы ему в лицо. Он никогда не изменял своей жене. Он относился к жене и детям с неослабным вниманием и любовью, не портя их при этом. Он ни разу не отказался посадить кого-то за свой стол по социальным, политическим, расовым или религиозным мотивам. Несколько раз он поступил несправедливо, но лишь от поспешности или неведения — после он всегда извинялся и старался исправить ошибку. Его грабили и предавали, но он оставлял отмщение Богу. Однако никому не позволял попирать себя ногами.
Умер он, получив отпущение грехов и выполнив подобающие обряды.
И где же он оказался? Среди политиканов, убийц из-за угла, обидчиков детей, бесчестных дельцов, продажных законников, алчных врачей, прелюбодеев, насильников, воров, палачей, террористов, лицемеров, мошенников, клятвопреступников, паразитов, среди негодяев, хапуг, порочных и бессердечных!
Сидя в своей хижине у самого подножия гор, слыша, как стучит дождь, воет ветер и гремит гром, подобный шагам гневного бога, он размышлял об этой кажущейся несправедливости. И, сам того не желая, пришел к заключению, что в глазах Всевышнего он немногим лучше тех, других.
Ему не делалось легче от сознания, что все тут находятся в том же положении, что и он. Когда лодка тонет, тебе не легче оттого, что все, кто сидит в ней с тобой, потонут тоже.
Но что он мог поделать? Он не знал даже, что от него требуется. В этот миг, глядя на огонек в очаге, он услышал стук в дверь. Он встал и взял копье. Тогда, как и теперь, всюду блуждали злоумышленники в поисках легкой добычи. Красть у него было нечего, но есть ведь и такие, что убивают ради одного лишь извращенного удовольствия.
— Кто там? — спросил он на своем родном языке.
— Ты меня не знаешь, — ответил кто-то на квебекском французском диалекте, но с иностранным акцентом. — Однако я не причиню тебе вреда. Копье не понадобится.
Это изумило Ла Виро. Дверь и окна были закрыты. Никто не мог видеть, что делается внутри.
Он отомкнул дверь. Молния вспыхнула за спиной у пришельца — он был среднего роста, в плаще с капюшоном. Ла Виро впустил незнакомца, и тот вошел; Ла Виро закрыл дверь. Вошедший откинул капюшон, и при свете огня стало видно, что он белый, рыжеволосый, с голубыми глазами и приятным лицом. Под плащом он носил облегающий, без швов, костюм из серебристого материала. На серебряном шнуре вокруг шеи висела золотая спираль.
По одежде Ла Виро сразу понял, что этот человек не из Мира Реки. Он походил на ангела, а возможно, им и был. Ведь в Библии сказано, что ангелы видом как люди. Так, по крайней мере, говорили священники. Ангелы, входившие к дочерям человеческим во времена патриархов, ангелы, спасшие Лота, ангел, боровшийся с Иаковом — все они были как люди.
Но и Библия, и священники, толковавшие ее, во многом ошибались.
Глядя на гостя, Ла Виро испытывал трепет и в то же время восторг. Отчего ангел почтил приходом именно его среди всех людей?
Потом ему вспомнилось, что Сатана тоже был ангелом и все демоны — падшие ангелы.
Из каких же его гость?
Или он вовсе не ангел? Ла Виро, несмотря на недостаток образования и свое скромное положений, был совсем не глуп. Ему подумалось, что есть и третий вариант. Тут ему сразу полегчало, хотя все еще было не по себе.
Спросив у хозяина разрешения, незнакомец сел. Ла Виро, поколебавшись, тоже присел на стул.