Раскаленный докрасна шарик рванул, полыхнув белым пламенем.
Джим с воплем прыгнул на отца, развернул его к себе за плечо и стукнул по носу. Эрик повалился на стенку, из носа потекла кровь. Джим ударил его кулаком в плечо, хотя целил в подбородок. Эрик бросил нож и сцепился с сыном. Они качались взад-вперед, обхватив друг друга, рыча и отдуваясь.
— Я тебя убью! — проскрежетал Эрик.
Джим закричал, вырвался и отскочил. Он задыхался, и сердце так колотилось, что того и гляди оборвется. И тогда, сквозь бешеную пульсацию крови в ушах, щелкнул замок. Таким громким был этот звук, что замок, наверное, был огромный. И ключ, который поворачивался в нем, тоже был огромный. За щелчком последовал стон, точно открылась очень тяжелая дверь на ржавых петлях.
Пол накренился, стены покосились, и книги посыпались с полок. Джим с отцом упали на пол и тут же вскочили, дико глядя друг на друга. Штукатурка сыпалась на них кусками — Джим видел, как она отскакивает от отца. Белая пыль покрыла голову и плечи Эрика, припудрив два кровавых ручейка из носа
В кухне кричала Ева.
— Боже ты мой! — завыл Эрик. — Вот оно!
Дом снова качнулся.
— Уходим! Уходим! — закричал Эрик и выбежал из комнаты, клонясь на один бок, чтобы уравновеситься на скошенном полу — но все равно ударился плечом о косяк.
Джим засмеялся — и больше не мог остановиться. Сейчас дом провалится в тартарары. Может, родители успеют выбраться, а может, и нет. Но что бы ни случилось, это случится по воле судьбы, по воле Норн. Справедливость тут ни при чем. Он останется здесь и уйдет на дно вместе с кораблем. Так оно лучше — да еще и смешно к тому же.
Ничего, что было после этого, Джим не помнил. Позже ему рассказали, что его родители выбрались- таки из дома, перелезли через сорванную переднюю веранду, пересекли провалившийся двор и выползли на тротуар. Пришлось, правда, тут же перейти на ту сторону улицы, потому что цемент, на котором они стояли, еще сильнее вздыбился и растрескался. Дом пошатнулся и провалился еще на фут. Соседи по обе стороны от Гримсонов тоже выскакивали с криками из своих колеблющихся домов. Вся округа пробудилась, в домах зажигались огни, люди выходили на веранды, спрашивая, что стряслось, детей заворачивали в одеяла и усаживали в машины на случай быстрой эвакуации.
Вдали завыли сирены — это полиция и пожарные спешили на Корнплантер-стрит.
Ева Гримсон стала кричать, чтобы кто-нибудь пошел в дом и спас ее сына. Охотников не нашлось. Эрик твердил, что Джим задержался только потому, что ему надо одеться. Но Ева была уверена, что он или ранен, или застрял внутри.
Когда подъехала полиция, пожарные и «скорая помощь», Ева бросилась к дому. Эрик и еще двое соседей удержали ее, а она кричала, отбивалась и умоляла, чтобы ее пустили.
«Трус! — сказала она Эрику. — Был бы ты настоящий мужчина, пошел бы за Джимом!»
В доме погас свет — это порвалась проводка. И вдруг на пороге появились два огонька. Там стоял Джим, и две свечи, по одной в каждой руке, освещали его безумное лицо и голое тело. Ниже колен его не было видно. Дом так накренился, что пол уходил круто вниз от покореженной входной двери.
Джим что-то неразборчиво кричал людям по ту сторону улицы и подпрыгивал, размахивая свечами — он подобрал их в комнате, служившей его матери молельней. Ева при виде этого забилась еще сильнее, крича:
— Свечи! Свечи! Он подожжет дом! Он сгорит, о Боже, сгорит заживо!
Полицейские и пожарники к тому времени кое-как разогнали толпу, чтобы подогнать машины поближе к дому. Лейтенант пожарных и полицейский капитан расспрашивали Гримсонов, но в ответ получали лишь истеричные, невнятные возгласы. Впрочем, Джим на пороге был виден всем.
— Свихнулся парень, совсем крыша поехала, — сказал капитан.
Вскоре в доме вспыхнул еще один огонь.
— Пожар! Пожар! Бога ради, спасите его! — кричала Ева.
Ее муки усугубляло то, что свечи, которые она зажгла в честь святого семейства и всех святых, послужат причиной гибели Джима и ввергнут его в вечный огонь.
Пожарные тем временем обнаружили, что труба, ведущая к ближайшему гидранту, лопнула от подземного толчка, подогнали цистерну с водой и подключили шланги к ней. Капитан с лейтенантом подобрались к дому, насколько смогли, и полицейский в свой мегафон стал уговаривать Джима выйти наружу.
Под ногами толпы шевельнулась земля. Балки в доме громко треснули в ответ. Дом опять покосился и провалился еще глубже. Джим скатился с порога внутрь. Зрители разбежались.
— Вот сукин сын! — сказал лейтенант. — Придется кому-то лезть за парнем! — Он осмотрелся в поисках добровольцев.
Огонь разгорался все сильнее на выходившей к воротам стороне дома. Оттуда валил дым, подхватываемый ветром. Скоро и соседний дом займется, если пожар не зальют. А поскольку газовые трубы внутри определенно полопались, может произойти страшенный взрыв.
Лейтенант не видел больше Джима Гримсона, но видно было, как тот выкидывает за дверь какие-то вещи. В свете вспыхнувших фар он рассмотрел, что это статуэтки святых и святого семейства. Почти все они побились.
— Вконец чокнулся! — сказал капитан. И тут ему вспомнилось, где он слышал про Джима Гримсона. Пит и Билл рассказали ему об упившихся и накачавшихся наркотиками юнцах, которые опрокинули нужник старого Думского, причем двое из них провалились в дерьмо. Просто капитан до сих пор не связывал этот потешный случай с людьми, живущими здесь.
— Парень полностью одурманен, — сказал он лейтенанту. — Я слышал, что он вытворял нынче ночью. Может, лучше оставить его, где он есть. Ему же на благо пойдет, если он оттуда не выйдет.
Лейтенант с укором посмотрел на капитана. Он ничего не сказал, но капитану и так все было ясно. Каким бы никчемным или порочным ни был человек, все равно его надо спасать.
— Шучу, — сказал капитан. — Но уж больно мне неохота терять хороших ребят.
Лейтенант распорядился принести веревки и лестницу. Он вызвал добровольцев, и откликнулось четверо, из которых он выбрал двоих. Один был черный пожарник Джордж Диллард, отец Плана. Он давно уже оставил надежду, что его сын станет адвокатом, и слишком хорошо знал Джима Гримсона. Но он был храбрый человек. И потом, если он спасет парня, то сможет подняться еще на одну перекладину по лестнице, ведущей к более высокому званию и оплате. Бог видит, он в этом нуждался и собирался добиться этого, хотя бы потом пришлось носить задницу на перевязи. Черных в пожарной бригаде не очень-то продвигали, несмотря на все слова о равных возможностях. По крайней мере, в Бельмонт-Сити.
Второй был неугомонный ирландец, который рвался в спасатели просто так — чем опаснее было дело, тем больше ему нравилось.
Каждого обвязали вокруг пояса веревкой, другой конец которой держали жители квартала, в том числе и две женщины, и Диллард с Бойдом двинулись через изрытый двор. В своих противодымных масках они походили на двух святых Францисков насекомьего племени, свершающих подвиг милосердия. Ненормальный парень внутри все так же швырял вещи за дверь — кофейник, чашки и стаканы, кастрюльку с длинной ручкой, столовые приборы, переносное радио, альбомы с пластинками, одежду и фотографии.
Языки пламени уже лизали одну сторону дома, хотя и не ту, что провалилась под землю. Туда били струи брандспойтов, но пока что без особого успеха.
Когда двое спасателей добрались до входа в дом, обстрел вещами изнутри прекратился. В глубине слышался слабый вой Джима Гримсона, заглушаемый треском огня, шумом бьющей в дом воды и криками зрителей.
Пожарники остановились — земля снова дрогнула под ногами, и дом провалился еще на несколько дюймов. Дым вдруг повалил из входной двери и окон, из которых вылетели стекла. Времени у Дилларда и Бойда оставалось в обрез.
Джим съежился в гостиной, прижимая к себе руками и коленями портрет деда. Он забился в уголок между стеной, превратившейся в пол, и полом, превратившимся в стену. Глаза его были закрыты, но рот
