Но пока они осторожно пробирались по кладовой, глаза Джон-Тома привыкли к потемкам и сумели различить ведра, кадки, щетки, тряпки и другие предметы гигиены. Мадж остановился у двери и налег на ручку.
– Заперто с той стороны. – Выдр рысью умчался во тьму и вернулся с чем-то наподобие шила. Вставил его в замочную скважину и тихонько поковырялся. Звук, которого Джон-Том не расслышал, явно удовлетворил Маджа. Он вынул шило и толкнул дверь. Та бесшумно отворилась.
Мадж заглянул в темную спальню. Повсюду кровати, кушетки, подстилки и прочие разнообразные ложа для детенышей различных биологических видов. Окна на противоположной стене выходили во внутренний двор, где били фонтаны и росли деревья. Эти окна в отличие от наружных не были забраны решетками.
Они на цыпочках вышли из кладовки и двинулись между рядами спящих подростков. Все питомцы Друзей Улицы выглядели стерильно чистыми и ухоженными. Их прически заставили бы любую модницу позеленеть от зависти: волосок к волоску, шерстинка к шерстинке. Как и в столовой и в вестибюле, здесь царили уютная прохлада и безупречная чистота.
– Не вижу признаков дурного обхождения, – произнес Джон-Том, переходя от кровати к кровати.
Мадж с сомнением покачал головой.
– Слишком опрятно тут, кореш. Слишком клево.
Они пересекли длинный дортуар из конца в конец, но Глупости не нашли. Следующая дверь тоже оказалась запертой.
– И еще одно, чувак. Слишком много замков. – Мадж снова запустил шило в замочную скважину.
За дверью они обнаружили короткий коридор и слева – лестницу, ведущую вниз. Пройдя по коридору, Мадж снова пошуровал в замке, и друзья приступили к осмотру второй спальни.
Их шаги заглушались покряхтыванием, посвистыванием и похрапыванием. В центре зала они увидели Глупость. Джон-Том осторожно потряс ее. Она повернулась на спину, разлепила веки… И с трудом подавила крик.
По распахнутым во всю ширь глазам, по напряжению тела, по выражению лица безошибочно угадывался страх. Почти так же девушка встречала каждое появление Корробока на палубе пиратского корабля.
В следующее мгновение она узнала юношу, обняла и заплакала.
– Джон-Том! Джон-Том! И Мадж! Я думала, вы обо мне позабыли. Думала, ушли, а меня бросили.
– Нет, Глупость, мы тебя не забыли. – Он остро ощутил нежные округлости под тонкой ночной рубашкой и мягко отстранил девушку. – Что случилось?
Она затравленно огляделась.
– Вы должны вызволить меня отсюда! И побыстрее, пока не пришел ночной патруль.
– Ночной патруль? Может, ты имеешь в виду нянечек?
– Нет, я имею в виду патруль. Тут строжайше запрещено вставать после отбоя с кровати. Если тебя застанут на ногах, то изобьют. Не так сильно, как Корробок, но тоже мало не покажется.
– Но мы были тут недавно и не увидели никаких признаков…
– Кореш, не будь дураком, – нервно произнес Мадж. – По-твоему, опекуны этих богом обиженных настока глупы, чтоб колошматить их у всех на виду?
– Нет, конечно. Так тебя били?
Глупость сплюнула на пол.
– Только из любви ко мне. Здесь тебя дубасят ради твоего же блага. Бьют в классе, если не выучил урок. Бьют в столовке, если неправильно держишь нож. Бьют, если не скажешь «да, господин» или «нет, госпожа». А иногда, кажется, здесь бьют забавы ради, просто чтобы напомнить тебе, какой мерзкий мир ты оставил за этими стенами. – Ее ногти глубоко вонзились в руку Джон-Тома. – Джон-Том, ты должен вытащить меня отсюда.
Он не мог знать, насколько правдивы ее обвинения, но отчаяние в голосе звучало достаточно искренне.
Мадж стиснул рукоятку короткого меча.
– Приятель, давай-ка не расслабляться. Смотри, кой-кто из детенышей уже шевелится.
– Я начеку. – Джон-Том повернулся к соседней койке, принадлежавшей пуме в точно такой же, как на Глупости, черной ночной рубашке. Она села, протирая глаза.
– Глупость правду говорит? – спросил он молоденькую кошку.
– Кто… Кто вы? – испугалась самочка. Глупость поспешила ее успокоить.
– Все в порядке. Это мои друзья.
– А ты кто? – спросил, в свою очередь, Джон-Том.
– Меня зовут Мэйеалн. – К изумлению молодого человека, она шумно засопела. Он еще ни разу не видел плачущего представителя семейства кошачьих. – Сударь, по… пожалуйста, помогите и мне выбраться отсюда.
Ее голос вызвал каскад жалобного и робкого шепота:
– И мне, господин.
– И мне!
– Мне тоже…
Все обитатели дортуара проснулись и столпились вокруг койки Глупости, чтобы гладить взрослых и на разных диалектах умолять о помощи. По десяткам спин, обтянутых черной тканью ночных рубашек, взволнованно хлестали хвосты.
– Я не понимаю… – промямлил Джон-Том. – С виду у вас так мило… Но они, конечно, не должны наказывать вас по любому поводу.
– Если бы только это, – вздохнула Глупость. – Тебе еще не бросилось в глаза, как тут идеально?
– Ты хочешь сказать, чисто?
Она отрицательно покачала головой.
– Не просто чисто. Стерильно. Горе тому из нас, кто попадется с пятнышком грязи или ниткой на одежде. От нас требуют идеала во всем – в поведении за столом, учении, богослужении, – чтобы к тому времени, когда мы достаточно состаримся для возвращения на улицу, воспитать из нас идеальных граждан. Надзиратели – вся банда – выпестованы здесь и другой жизни не знают. Это отпетые подонки. Мы носим только черное, ведь живые цвета отвлекают. Никаких поблажек – танцев, пения и прочего. Может, у пиратов все шуточки грубы и жестоки, но в них хоть юмор есть. А в этой тюряге – ни тени юмора.
Мэйеалн выскользнула из постели, села на пол и прижалась к ногам Глупости.
– Есть еще кое-что, – взволнованно прошептала она. – Расскажи им.
– К этому-то я и веду. – Глупость нервно оглянулась на дверь в дальнем углу комнаты. – Поскольку веселье и развлечения образцовой личности строжайше противопоказаны, то чуть ли не в первую очередь от тебя требуют соответствия идеалу именно в этом отношении.
Мадж нахмурился.
– Милашка, а попроще нельзя?
– Я имела в виду, что никакие приятные пустяки не должны отвлекать нас от главной цели – превращения в идеальных граждан.
Выдр вытаращился на нее, затем окинул изумленным взглядом разношерстную компанию подростков в черном.
– Господи, куда нас занесло? Что за дьявольское логово? Так, значит, каждый из этих…
Она гневно кивнула.
– Да. Большинство. Самцы оскоплены, самки стерилизованы. Достижение совершенства путем устранения чувственных помех. Завтра должны прооперировать меня.
– Против твоей воли? – Джон-Том вырывался из бульдожьей хватки холодного, клинически чистого ужаса.
– А что мы можем поделать? – тихонько всхлипнула Мэйеалн. – Мы все сироты, кто за нас заступится? А у Друзей Улицы превосходная репутация, городские власти ценят их за идеальный порядок в приюте.
– К тому же Друзья Улицы возвращают обществу не простых граждан, а образцовых, – добавила
